Добавить в моё избранное
343 мин, 22 сек 6693
Когда-то из него брали воду, но теперь он уже пересох. Там ты и найдёшь то, что нужно.
Репейник поблагодарил старика и побежал к городу. Сначала он хотел просто сообщить правителю о новом золоте, но потом раздумал — ведь землекопы могли скрыть его находку. «Ну, нет, — думал Репейник, — Я не отдам никому ни крупицы моей славы».
Дорога до перекрёстка отняла у него много времени; когда он добрался, наконец, до места, же опускалась ночь. «Ничего», — подумал Репейник и заглянул в колодец.
Колодец был и вправду ужасающе старый, его расшатанные камни заросли мхом, а на журавле всё ещё болтался обрывок горелой верёвки. Репейник схватился за неё и начал спускаться, осторожно переставляя ноги и проклиная себя за то, что не взял фонаря. В колодце не было видно не зги, зола с верёвки сыпала на глаза и пачкала руки, и он молил всех богов и духов, чтобы верёвка не оборвалась.
Наконец, он добрался до дна и стал шарить в липкой жиже. Нащупал стайку мокриц, комок лягушачьей икры, саму лягушку, возмущённо квакнувшую в ответ… и вдруг наткнулся на что-то твёрдое. Снаружи уже стемнело, круг неба над головой почти сливался со стенами колодца, но Репейник уже и так знал, что у него в руке.
На следующее утро он положил найденный слиток перед правителем и тот приказал отправить к старому колодцу всех землекопов, что были в городе. Целый день они копали без толку и только к вечеру добрались до глубоко ушедших в глину мешков. Их оказалось тысяча шестьсот пятьдесят — и не мешочком больше.
После этого случая правитель женил Репейника на своей дочери и провозгласил наследником престола. На всех официальных церемониях он стоял по правую сторону от трона, а специальный совет под председательством того самого мудреца преподавал ему все науки, необходимые будущему правителю. Днём и ночью сопровождала Репейника охрана в пятьдесят человек, а все визитёры должны были кланяться, как если бы пришли к принцу крови. Рассказывают, что ему даже дали новое имя, подобающее высокому положению — никто, впрочем, не помнит, какое.
Но прошло четыре месяца, и закончились и эти мешки. Правитель снова вызвал к себе Репейника и велел ему добыть ещё золота.
Репейник пообещал всё исполнить. Возле Южных Ворот он отпустил свою охрану, оглянулся на город — люди жили в нём, знать не зная ни о каких Чёрных Драконах — и двинулся по прежнему пути вдоль реки. Миновал камень, миновал опушку, углубился ещё дальше в лес, но так никого и не встретил. Уже и солнце скрылось за деревьями, и звёзды высыпались на небо, и ночные сверчки затянули свою скрипучую песню — а старика всё не было. Репейник зажёг фонарь, хотел позвать старика и вспомнил, что так и не спросил его имени. Тогда он стал пробиваться вперёд, как можно быстрее, через кочки и бурелом, но, выбравшись на чистое место, обнаружил, что стоит на той же самой опушке. Сам того не замечая, он ходил кругами.
Репейника охватил ужас. Весь остаток ночи ходил он по лесу в кошмарном полузабытьи, бессильный и бредящий. Наступило утро; с понурой головой вернулся он в город через Северные Ворота и направился прямо к правителю.
Узнав о неудаче, правитель пришёл в невиданную ярость и приказал отобрать у Репейника титул и дворец, расторгнуть его неравный брак, а самого Репейника казнить как бунтаря и мошенника. На Площади Карасей опять соорудили помост, глашатай зачитал приговор, а потом под крики и проклятья горожан палач отрубил ему голову, поднял высоко-высоко и швырнул в реку. Течение подхватило её и понесло.
Два дня и две ночи плыла по волнам отрубленная голова Репейника. Берега стали выше, на них всё чаще попадались огромные валуны, а весёлые дубравы сменились чёрными соснами. Утром третьего дня голову прибило к каменистому пляжу. Там не было ни зверя, ни птицы, ни ящерицы, только на самой кромке воды стоял старик в синей мантии, расшитой серебром.
— Кто ты?— спросила голова. — Ответь мне, прошу! Мне не нужно больше золота, мне нужен только ответ. Скажи, кто ты?
— Хорошо, — сказал старик, — я тебе отвечу. Я — Чёрный Дракон.
Чемпионат
Центры — вот примета того времени. Прежде из школ сбегали в банду, в моряки или в рок-н-ролл. При мне уже не сбегали, а выбирались, шаг за шагом, чтобы не столкнуться с директором или завучем. Или сразу из дома: сперва для вида в школу, а потом дворами, дворами, ныкаясь в палисадниках и за мусорками — в комповый, протянуть деньги и взять на час или больше.
Зелёные, синие полуподвальные комнаты, свет, прилипший к зеркальным окулярам масок, портфели на спинках, фирменные пиджачки и губы, шепчущие под нос. Годилось любое помещение, куда можно вместить тридцать, двадцать, двенадцать — хотя бы три компьютера. Менялись названия, места, компьютеры, выходили новые игры — но в центрах не менялась ничего. Всё те же школьнички, те же всем знакомые «Лунные Десанты» и «Фаерхоги», те же почему-то всегда круглые часы на стене с неизменно треснувшим циферблатом.
Репейник поблагодарил старика и побежал к городу. Сначала он хотел просто сообщить правителю о новом золоте, но потом раздумал — ведь землекопы могли скрыть его находку. «Ну, нет, — думал Репейник, — Я не отдам никому ни крупицы моей славы».
Дорога до перекрёстка отняла у него много времени; когда он добрался, наконец, до места, же опускалась ночь. «Ничего», — подумал Репейник и заглянул в колодец.
Колодец был и вправду ужасающе старый, его расшатанные камни заросли мхом, а на журавле всё ещё болтался обрывок горелой верёвки. Репейник схватился за неё и начал спускаться, осторожно переставляя ноги и проклиная себя за то, что не взял фонаря. В колодце не было видно не зги, зола с верёвки сыпала на глаза и пачкала руки, и он молил всех богов и духов, чтобы верёвка не оборвалась.
Наконец, он добрался до дна и стал шарить в липкой жиже. Нащупал стайку мокриц, комок лягушачьей икры, саму лягушку, возмущённо квакнувшую в ответ… и вдруг наткнулся на что-то твёрдое. Снаружи уже стемнело, круг неба над головой почти сливался со стенами колодца, но Репейник уже и так знал, что у него в руке.
На следующее утро он положил найденный слиток перед правителем и тот приказал отправить к старому колодцу всех землекопов, что были в городе. Целый день они копали без толку и только к вечеру добрались до глубоко ушедших в глину мешков. Их оказалось тысяча шестьсот пятьдесят — и не мешочком больше.
После этого случая правитель женил Репейника на своей дочери и провозгласил наследником престола. На всех официальных церемониях он стоял по правую сторону от трона, а специальный совет под председательством того самого мудреца преподавал ему все науки, необходимые будущему правителю. Днём и ночью сопровождала Репейника охрана в пятьдесят человек, а все визитёры должны были кланяться, как если бы пришли к принцу крови. Рассказывают, что ему даже дали новое имя, подобающее высокому положению — никто, впрочем, не помнит, какое.
Но прошло четыре месяца, и закончились и эти мешки. Правитель снова вызвал к себе Репейника и велел ему добыть ещё золота.
Репейник пообещал всё исполнить. Возле Южных Ворот он отпустил свою охрану, оглянулся на город — люди жили в нём, знать не зная ни о каких Чёрных Драконах — и двинулся по прежнему пути вдоль реки. Миновал камень, миновал опушку, углубился ещё дальше в лес, но так никого и не встретил. Уже и солнце скрылось за деревьями, и звёзды высыпались на небо, и ночные сверчки затянули свою скрипучую песню — а старика всё не было. Репейник зажёг фонарь, хотел позвать старика и вспомнил, что так и не спросил его имени. Тогда он стал пробиваться вперёд, как можно быстрее, через кочки и бурелом, но, выбравшись на чистое место, обнаружил, что стоит на той же самой опушке. Сам того не замечая, он ходил кругами.
Репейника охватил ужас. Весь остаток ночи ходил он по лесу в кошмарном полузабытьи, бессильный и бредящий. Наступило утро; с понурой головой вернулся он в город через Северные Ворота и направился прямо к правителю.
Узнав о неудаче, правитель пришёл в невиданную ярость и приказал отобрать у Репейника титул и дворец, расторгнуть его неравный брак, а самого Репейника казнить как бунтаря и мошенника. На Площади Карасей опять соорудили помост, глашатай зачитал приговор, а потом под крики и проклятья горожан палач отрубил ему голову, поднял высоко-высоко и швырнул в реку. Течение подхватило её и понесло.
Два дня и две ночи плыла по волнам отрубленная голова Репейника. Берега стали выше, на них всё чаще попадались огромные валуны, а весёлые дубравы сменились чёрными соснами. Утром третьего дня голову прибило к каменистому пляжу. Там не было ни зверя, ни птицы, ни ящерицы, только на самой кромке воды стоял старик в синей мантии, расшитой серебром.
— Кто ты?— спросила голова. — Ответь мне, прошу! Мне не нужно больше золота, мне нужен только ответ. Скажи, кто ты?
— Хорошо, — сказал старик, — я тебе отвечу. Я — Чёрный Дракон.
Чемпионат
Центры — вот примета того времени. Прежде из школ сбегали в банду, в моряки или в рок-н-ролл. При мне уже не сбегали, а выбирались, шаг за шагом, чтобы не столкнуться с директором или завучем. Или сразу из дома: сперва для вида в школу, а потом дворами, дворами, ныкаясь в палисадниках и за мусорками — в комповый, протянуть деньги и взять на час или больше.
Зелёные, синие полуподвальные комнаты, свет, прилипший к зеркальным окулярам масок, портфели на спинках, фирменные пиджачки и губы, шепчущие под нос. Годилось любое помещение, куда можно вместить тридцать, двадцать, двенадцать — хотя бы три компьютера. Менялись названия, места, компьютеры, выходили новые игры — но в центрах не менялась ничего. Всё те же школьнички, те же всем знакомые «Лунные Десанты» и «Фаерхоги», те же почему-то всегда круглые часы на стене с неизменно треснувшим циферблатом.
Страница
23 из 94
23 из 94
