Хозяин Большого Каштана

Когда он оказался внутри, вечер уже сгустился, окна зажглись весёлым деловитым золотом и древние обшарпанные стены казались почти неприступными. В неестественно-ярком вестибюле Крот встретил человека в белом халате; тот шёл по дну океана из собственных мыслей и даже не посмотрел в его сторону.

Спустя полчаса Крот отыскал то, что горе-исследователи искали третий десяток лет. В небольшой курилке под пожарной лестницей пряталась крошечная дощатая дверца, которая вела, однако, не на улицу, а в неведомые глубины. Люди, увлечённые точками на карте, на дверцу внимания не обращали, полагали, что ведёт она на улицу, хотя улица была в совсем другой стороне. Ключ ржавел на гардеробной, под вонючим слоем пепла в старой пепельнице. Открылась лестница, узкая и зажатая осклизлыми стенами.

(Крот не знал, как нащупал это место. Просто чувствовал — впервые столкнувшись с ямой, люди стали бы изучать её пристально-пристально, едва не до посинения, а потом, уже лицом к лицу с непостижимой бездонностью — заколотили, забили, зацементировали её, чтобы искать ещё где-нибудь, благо разных мест на земле много. Но должна же где-то быть нора, из которой эта змея выползла!)

Крот зажёг карманный фонарик, которым, случалось, светил в бездонную глубину очередной ямы и двинулся вниз, стараясь как можно быстрее привыкнуть к здешнему воздуху. Что-то ему подсказывало, что новые преград не будет, а даже если и будут, то иного, не противочеловеческого свойства. Лестница уходила прямо вниз, но когда он обернулся, то оказалось, что вход исчез из вида, словно бы проглоченный поворотом. Теперь Крот спускался совсем безбоязненно: и впереди, и позади была одна и та же тьма.

Шаги он не считал, поэтому спуск прошёл безболезненно. В самом низу оказался длинный тёмный коридор, с высокими сводчатыми стенами и колеёй рельс под ногами. Всё вокруг было похоже одновременно и на метро, и на шахту, по каким бегают стремительные вагонетки. Между стен блуждал ветер, но незнакомый, не такой, как на поверхности. Далёкие повороты отливали синим туманом. Там были фонари, в их выхолощенном сиянии на светлых кирпичах стен проступали незнакомые чёрные буквы и указатели.

Тупиков не попадалось, трубы-коридоры выходили из сумеречной бесконечности и в неё же и ухали, а вот повороты имелись и рельсы сходились, всегда под прямыми углами. Были ли стрелки, он не разглядел, просто подумал, что они наверняка должны быть, потому что иначе поезд не проедет. А вот станций не наблюдалось — или он до них просто ещё не добрался? Однако не нашлось особенного сходства и с метро: сама планировка держалась принципа городских улиц.

За следующим поворотом его ожидало кое-что поинтересней. Очередная колея шла вертикально — из потолка в пол — чёрный скелет на фоне сизого сияния, словно огромная лестница с широченными перекладинами. И в полу, и в потолке чернели проёмы точь-в-точь того же размера, что и сам туннель.

Послышалось пение поезда. Он был ещё далеко-далеко и всё-таки слышался, грохотал, откусывал путь железными зубами колес и проглатывал его ухмыляющейся кабиной.

Крот подошёл к рельсам, запрокинул голову и усидел жёлтый огонёк. Порыв ветра растрепал его волосы. Он отошёл, прислонился к стене и долго смотрел, как грохочет сверху вниз брюхо поезда, длинного-длинного, вагонов не меньше, чем в десять. А потом остался только запах, усталый и с железистой примесью.

В соседнем тоннеле поворотов не было совсем. Через, наверное, час или два он наткнулся на остановившийся поезд. Теперь было видно, что состав похож скорее на железнодорожный, чем на те, что летят по сумрачным норм метро — тяжёлый, необтекаемый, с чёрными параллелепипедами вагонов, похожих на исполинские железные ящики. Их было три или четыре, ощутимо меньше чем в том, который он видел десять минут назад. Тягач шипел, выталкивая зыбкий белый пар.

Одна из дверей оказалась открыта. Крот заглянул, потом вскарабкался.

В тамбуре — пусто, только окно, где обычно выставляют номер вагона, загородила громоздкая стальная коробка, более всего напоминавшая тяжеленный стародавний пулемёт, давным-давно проржавевший и изошедший вонючим маслом. Скрипела засохшая грязь. Крот шагнул в проём и увидел, что в вагоне нет даже перегородок и повсюду сушатся простыни на верёвках, натянутых под самыми неожиданными углами. Вид у простыней был весьма мерзкий: все, как одна, сырые, вонючие и дырявые.

На угловом сидении «возле сортира», какие в билетных кассах продают в последнюю очередь, сидела девочка в заплесневелом тулупе и что-то ела ложкой из мешка. Крот узнал в ней бывшую одноклассницу и где-то на задворках ума слегка удивился, что она, похоже, так и не выросла. Фамилию её он не вспомнил, зато обнаружил, что ещё в школе она всегда сидела на угловой парте, той самой, что расположена под окнами.

— А стекаву всё так же ходит по ночам, — сообщила она.