Хозяин Большого Каштана

Тем временем письмоносец опустил ящик на стол, достал небольшой ножик с ручкой, отделанной медово-белым янтарём, и принялся разрезать веревку со звуком, очень похожим на шелест змеи. После снял крышку (мелькнула солома, устилавшая дно) и извлёк оттуда книгу в красном кожаном переплёте. Это было «перетечение» Манкра — идеальная копия того тома, который он всял почитать за завтраком, даже левый уголок был точь-в-точь так же затёрт и надорванг. Почтальон поставил книгу на единственное свободное место и уселся в кресло с таким видом, будто все дела на этом свете уже завершил.

Только теперь Авенамчи догадался, кем на самом деле был его гость. Не человек, а демон, один из братьев Золотистого Ветра, тех самых, что приходят к человеку, когда ему достаётся слишком многое — и забирают всё. Немудрено, что он запретил Авенамчи тащить ящик: не каждый взрослый выдержит вес Последнего Несуществующего Подарка.

— А доски-то тебе зачем?— осведомился я. — Хочешь отправить почтальона по обратному адресу? Не выйдет — ярлычок отклеился, а если укажешь от балды, тебе его рано или поздно вернут. К тому же почта теперь его логово.

Мой дурной юмор, как обычно, расцветал на ветрах безнадёжности.

— Я его заколотить хочу, — признался Авенамчи, — Чтобы ветер не вышел. Пусть себе сидит и дуется. А потом приглашу заклинателя.

— Ты гвозди хоть раз в жизни забивал?

— Нет, — парень грустно посмотрел на свои длинные белые пальцы, какими впору на скрипке играть.

— Бедолага. А доски где взял? Своровал, да?

— Я одолжил. Они там всё равно валялись ненужные.

— Богатый ребёнок, — констатировал я, — богатый ребёнок — плевать, что рос в бедности. Хватаешь всё, что ни попадя. Или, положи эту рухлядь, где взял. Мы будем драться другим оружием.

— Он не ветер, он — бумага, — говорил я ему, проводя кочергой по точильному камню, — Обволакивает и не пускает. А ты его должен разрезать.

Мы стояли в саду, среди пятнистых теней и сочных тяжёлых бутонов. Прохлада накрывала нас, словно лёгкая железная миска.

— Драться будем вдвоём, но ты бей так, словно ты здесь один. Я в любом случае чужак, хоть и сильнее замахиваюсь, поэтому любой мой удар всё равно будет не в полную силу. А вот ты — хозяин, так что бей, как положено. Понял?

— Конечно.

— Теперь дом. Как в него лучше пробраться?

— Через вход, — Авенамчи закусил губу, — Или вот в кухне окно открыто.

— Давай через кухню. Люблю вкусные запахи.

Кухня оказалась родной сестрой той, что была и в моём доме. Печь напоминала неприступную крепость с жерлом-воротами и дозорной башней-трубой, а салатницы и солонки походили на крошечных деревянных воробышков. Тарелка остывшего и поблёкшего супа стояла на столе; рядом лежала закрытая книга — похоже, здесь не привыкли пользоваться столовой. Или (скорее всего) парню было просто лень таскать туда-сюда тарелки соусники, ведь всё равно он накрывал на себя одного? А книжка, кстати. была совсем небольшая и на вид мирная; Авенамчи даже не глядя сунул её за пояс и только поистрёпанный уголок выглядывал, напоминая, насколько тут всё нечисто.

Двустворчатые дверцы библиотеки вполне можно было бы заменить на одну нормальных размеров створку. Высокие и узкие, они словно сбежали из театрального домика.

— Ну, давай, — я толкнул их так, чтобы они распахнулись одновременно. Авенамчи зажал губу и весь сжался; книга у него за поясом накренилась и, казалось, сейчас вывалится на пол.

Я увидел крошечную библиотечку, где едва нашлось место для полоски солнечного света из окна. Книги, казалось, внимательно меня разглядывали, не прогоняя, но и не принимая за своего. Письмоносца нигде не было.

— Ушёл, — казалось, это произнёс не сам Авенамчи, а его тень.

— Значит, ты ему не понравился. Недостаточно счастлив.

Авенамчи прислонил кочергу к стене и шагнул к полке, доставая книгу. Я почти сразу заметил место, откуда её взяли: оно чернело, словно выпавший зуб.

Рука задвинула книгу, и Авенамчи обернулся, немного улыбаясь, словно только что нашёл в кармане монетку и может теперь купить пирожок с абрикосами. И на какое-то мгновение мне показалось, что он превращается в кого-то другого: плечи вытягиваются, тело становится потёртым и коренастым, под подбородком медленно разрастается клочковатая рыжая борода, а руки принимают форму бесчисленных и безликих писем и бандеролей. Но вот он тряхнул головой, наваждение треснуло, и только тогда я понял, что всё перепутал: превращение происходит не с ним, а со мной. Это я превращаюсь в чудовищного демона-письмоносца, а парня трясёт всё больше, остаток его счастья брызжет ужасом, и я всерьёз сомневаюсь, что он когда-нибудь сможет поверить в разумность этого мира.