Исцеление любовью

Пора избавляться от детских кошмаров.

Ты заворожено ловишь лунный отблеск на лезвии ножа. Голос ослаб, но все еще нашептывает, причмокивает…

Остается один пустяк. Так, пустая формальность — ты готов на все, лишь бы только избавиться от этого голоса. Ты сделаешь это — и существо навсегда покинет тебя, твои сны, твой разум…

Ты берешь нож поудобнее, и на цыпочках крадешься в детскую…

Теперь все будет хорошо. Голос уйдет, и к тебе придут:

Ночь.

Тьма.

Тишина…

Страшные истории Х. Д.

Хорушко Денису посвящается

Гнавшееся за Денни существо пронзительно

кричало, выло и ругалось.

Сон и явь соединились без единого шва…

С. Кинг «Сияющий»

… женщина в ванне была мертва уже не первый день. Она вся покрылась пятнами, полиловела, раздутый газами живот выпирал из холодной, окаймленной льдинками воды, как остров плоти. Блестящие, большие, похожие на теннисные шарики глаза, вперились в…

Услышав подозрительный шум, я нахмурился и отложил книгу. Ночник в комнате освещал лишь небольшое пространство над кроватью, выхватывая угол стола, на котором в беспорядке были свалены фломастеры, карандаши, куски белого ватмана. Вся остальная часть комнаты была залита непроницаемым мраком, в котором чувствовалось какое-то шевеление. Так и есть, все мечты дочитать книгу накрылись…

— Ну чего ты тянешь? — заныли из темноты — Туши свет!

Вздохнув, я выключил свет, комната погрузилась в абсолютную тьму.

— Не, так не пойдет… — Вовка перелез через кровать Дениса и слегка приоткрыл штору. Свет, проходя через колышущуюся на ветру занавеску, заполнил комнату лунной пылью, посеребрив детские силуэты, превратив их в статуи — словно огромный слиток олова растопили в адском пламени, и отлили четыре равнодушных истукана.

Вовка удовлетворенно хмыкнул, и полез обратно, не обращая внимания на недовольное кряхтение хозяина ложа. Я обвел глазами соседей по комнате — пора было начинать. Часы на тумбочке Славки, неохотно пробили полночь. Славка заерзал на кровати — ему не терпелось попотчевать товарищей очередной страшилкой.

— Ну давай, рассказывай, не томи — Денис присел на кровати, облокотившись спиной о подоконник и укутавшись в одеяло. Вовка последовал его примеру. Я решил не вставать, чувствуя, как зверски болят ноги, после дневного похода на гору, к монастырю.

— Ну короче, так — Славка почесал согнутым пальцем затылок — в пионерском лагере постелили линолеум, в одном из корпусов. В черную и красную клетку. Линолеум хороший, импортный. Вот только, почему-то дети, которые наступали на красные клетки, стали болеть. Дети пожаловались вожатому, а тот только засмеялся и ничего не ответил. Им ничего не оставалось, как ходить по черным клеткам, а клетки-то здоровые, метр на метр — неудобно страшно. Ну, тогда, решили они, короче, пойти к директору, чтобы он приказал содрать линолеум. А директор им и говорит — вы что, мол, идиоты? Этот линолеум таких денег стоит, что нам на новый и за год не собрать…

— Бред! — подвел итог Денис — И, конечно же, когда все дети заболели и умерли, линолеум отодрали от пола, и там где были красные клетки, обнаружили кровь.

— Да — уныло ответил Славка (перещеголять Дениса по знанию страшных историй пока не удавалось никому).

— Манда — в рифму сострил Денис — ладно, кто следующий?

Вовка (белобрысый шкет, с торчащими ушами — они со Славкой были из одного города, даже жили вроде бы в одном доме) неуверенно обвел глазами комнату.

— Э…, про синий фонарь знаете?

— Знаем — буднично произнес Денис, укутываясь потеплее.

— А про знамя в лагере? — ответом было презрительное молчание членов клуба любителей страшных историй.

Сжалившись над Вовкой, я слегка вылез из-под одеяла:

— Про зубы слышали?

Денис озадаченно нахмурил брови, лихорадочно вспоминая все известные ему истории, так или иначе связанные с прелестями стоматологии. Подумав немного, он благосклонно кивнул головой — давай, мол. Я посмотрел на слушателей и начал рассказ:

— Яркий свет лампы ослеплял, доводил до изнеможения, многократно отражаясь на стенах, покрытых грязно-желтоватым кафелем. На столе, покрытом старой, потрескавшейся клеенкой в овальной, эмалированной ванночке лежали блестящие, страшные медицинские инструменты, одним своим видом нагоняющие ужас. Лицо врача было полностью закрыто марлевой повязкой, открытыми оставались лишь глаза, которые без всякого выражения, рассматривали инструменты, примеряясь, выбирая наиболее страшные, наиболее блестящие. На запятнанной кровью алюминиевой мисочке лежали клочки ваты, сгустки чего-то темно-бурого, осколки темно-серой костной массы…

Врач раздумывая, провел рукой над ванночкой, затем, словно решившись, взял в руки шприц. На этот раз удача повернулась ко мне лицом.