Исцеление любовью

Ты царапаешь атласную обивку, срывая ногти. Сверху полтора метра земли, еще выше венки и деревянный крест. Тебе страшно… )

Ты сделал все, что мог — выполнил свое обещание. Мертвые не лгут и не плачут. Ты положил несколько горошин в рот мертвецу. Ты победил…

Ты лежал в постели, слушая, как капли дождя стучат по крыше. Капли стекали по стеклу, стекали по щекам, и дверка шкафа не скрипнула в тот вечер. Не скрипела она и потом. Может быть, ты понял, что за ней только тетрадки и книги. Старые игрушки и обломки розового с черными полосами детства. А может быть, ты просто вырос…

Ночи, которые стали твоими. Пятнадцать лет свободы. Возможность возводить спасительную стену, отгородиться от старых пятен новыми поступками и принципами. Смотреть на мир взрослыми глазами, подсмеиваясь в душе над нелепыми детскими страхами.

Так ли страшны существа, рожденные твоим воображением? Страшны ли мутные образы полуночи? Кто знает…

Ты оставил глупые кошмары и живешь новой жизнью. Каждое утро ты встаешь как робот в семь часов. Несколько минут тупо пытаешься сообразить кто ты, и ты ли это.

Недовольно ворча, отлипаешь от теплого женского бока и выползаешь из кровати. Привычный маршрут. Спальня — туалет — кухня. Чайник на печке, котлеты в холодильнике. Хлеб с маслом, подгоревшая яичница. Радиоприемник на подоконнике, дети, храпящие в детской. Кипяток, две чашки, пакетик на веревочке, этакий тампакс бодрости — окунаешь его поочередно в каждую чашку, добиваясь равномерной окраски коричневатой жидкости, которую ты называешь чаем.

Бриться, мыться.

Семь сорок — без двадцать восемь.

Рубашка поглажена, галстук, куртка, поцеловать жену на прощание.

Работа — обед — работа.

Ты сидишь до последнего, оттягивая момент, когда ты придешь домой, и толстая нелюбимая жена, в окружение орущего выводка выйдет тебя навстречу.

Тебе тесно в маленьком городишке, где не настолько мало жителей, чтобы знать, друг друга, но достаточно для того, чтобы некоторые из них примелькались в троллейбусе.

Перспектива прожить в этом болоте оставшиеся четыре десятка лет пугает тебя не меньше, чем мелкие детские страхи, про которые и думать забыл. Забыл до поры до времени.

Ненавистный круговорот будней и праздников.

День рождения.

Годовщина свадьбы.

Новый Год.

Зима раскрывает свои морозные объятья.

Глупая теща щебечет, нарезая оливье в огромную алюминиевую лохань. Жена согласно поддакивает, указывая ножом, на пустую хлебницу.

— Сереженька, сходи за хлебом.

Ты покорно накидываешь на плечи легкую курточку, благо магазин рядом, только перейти через пустырь. Спускаешься на улицу, рассматривая надписи в подъезде, пара из которых выцарапана твоей рукой. На улице холодно.

Ты вздрагиваешь и направляешься в магазин, невольно ускоряя шаг. Небо пугает своей прозрачностью. Ты шагаешь, задрав голову, любуясь гроздьями драгоценных камней. Нога нащупывает пустое пространство — кто-то на кануне утащил крышку люка.

Короткое падение — росчерк боли, перед медленной агонией бедолаги, попавшего в глубокий колодец, поломавшего ноги и ребра.

Глубина колодца, небо в алмазах, где-то далеко, сверху. Темные волны боли, тихий скрежет зубов, и знакомый голос, который шепчет, радуясь встрече:

— Сережа, Сереженька…

Боль отчаяния и слезы слабости. Боль в изломанном теле и голос существа.

Оно дало тебе небольшую передышку, а само в это время было где-то рядом, собираясь с силами, чтобы появиться вновь, забрать к себе. Забрать в свою страну — в зазеркалье тьмы, в страну боли и отчаяния.

И теперь каждую ночь ты вздрагиваешь, услышав тихий шепот. Он раздается прямо в твоей голове. С каждым разом он все громче и громче…

— Сереженькааааа…

Голос все время с тобой. От него не спрятаться, не скрыться. Он становится сильнее и настойчивее. С каждым разом.

Этот голос стал частицей тебя. Вернее ты стал частицей его.

Это голос существа, оставшегося в колодце, это голос тьмы.

Голос говорит тебе, что ты должен сделать.

Однажды ночью ты сделаешь все, что он велит.

Ты тихонько пройдешь на кухню. Сядешь на табурет, и будешь некоторое время сидеть, облокотившись о стол, раздумывая о вечности. Голос скажет, что делать дальше. Глиняные шарики в пасти существа перемалывают слова, которые превратятся в действие, обретут плоть, станут явью.

— Открой стол, достань нож…

Так просто.

Ты достанешь нож, и, не спеша, вернешься в спальню. Все, что от тебя потребуется — несколько быстрых взмахов рукой. И чтобы никто не, догадался…

— Сережа. Сереженька.

Голос затихает — слабеет. Ты удовлетворенно киваешь. Все идет так, как должно идти. В конце концов, ты уже взрослый.