Исцеление любовью

Я убью вас обоих!

Я сделаю это.

Убью!

Вас!

Обоих!!!

Я смотрел, как лифт увозит ее наверх, провожая мою несбывшуюся мечту. И уже в тот момент я начал думать, что мне делать, чтобы успокоить взбесившийся рассудок. Всласть напиться обжигающей местью. Сделать то, что должен…

Пускай, мои возможности не так велики, как хотелось бы, но я придумаю, как сделать, чтобы полночь коснулась их своим мягким причастием.

Я медленно отъехал от окна, и направился к выходу. Чистый линолеум пола расчертили разноцветные лини, которые начинались у вестибюля и вели в разные стороны, отмечая различные пути следования. Вот желтая линия — если следовать за ней, попадешь как раз в физиотерапевтическое отделение. Красная линия — линия неотложной помощи. Белая линия — хирургическое отделение.

Хромированные спицы моей коляски отбрасывали свет, который ложился мелкими острыми отблесками на пол. Я решил, — я проведу для вас еще одну линию. И эта линия будет черной. Это линия смерти, следуя которой вы попадете прямиком в ад, где вам самое место.

Черная линия начнется прямо у этого окна, и закончится… я пока еще не знаю, где закончится она, но я обещаю — она закончится, можете мне поверить…

Я выехал из госпиталя, кивнул санитару, который помог мне сесть за руль. Прямо под рулем находятся два небольших рычага, они заменяют педали тормоза и газа. Санитар загрузил мое кресло в багажник, и я помахал рукой, поблагодарив за помощь.

Когда я приеду домой, моя сиделка Рита (пожилая, обрюзгшая женщина, с остатками былой красоты), точно так же поможет мне выбраться из машины, достанет коляску, и я смогу въехать в дом по специальному желобу, который находится рядом с лестницей.

Я ехал домой, вычерчивая в голове маленькие штрихи, которые со временем сложатся в одну линию. Мою черную линию.

Мне недостаточно было просто убить их. Они должны были страдать. Как страдал я, когда наблюдал как сильные загорелые руки, с длинными мосластыми пальцами обнимали твой стан, мой ангел, мой бывший ангел.

Я заставлю плакать тебя, мой падший ангел. Я хочу видеть твои слезы, купаться в них. Пусть боль и страдание наполнят твои глаза синевой истины. Я заставлю плакать вас обоих!

Я сделаю это, клянусь нашими прогулками по аллеям сквера (ты всегда шла впереди, словно не обращая внимания на калеку, который тихонько катил сзади, с трудом успевая за тобой), клянусь нашими встречами, клянусь остатками лета, солнечного лета, лета безумной страсти и неутоленного желания (я не способен на плотские утехи, но жар моего сердца с лихвой восполнит немощность скрюченного в коляске тельца), клянусь всем мертвым и живым…

Пока бьется в груди слабое, но горячее сердце, пока руки сжимают баранку моего автомобиля, я буду думать только об одном — я не успокоюсь, пока не отопью из кубка сладкий обжигающий напиток, под названием месть.

Всю дорогу домой я думал над тем, как совершить правосудие. Ибо страшен гнев обманутого, и тяжек путь обманщика. Прежде чем вступить на край бесплодной пустоши, там, где их души обретут покой, соединившись вместе, в преддверии сжигающего огня, который очистит их от скверны, я должен сделать так, чтобы они осознали всю мерзость своей преступной страсти. Я думал, долго думал…

Я не спал всю ночь, собирая кирпичики мыслей, складывая из них один каменистый путь, по которому им предстоит пройти вместе. Ничего особенного — я не собирался тешить свое самолюбие изобретением какого-нибудь фантастического плана, с множеством ловушек и капканов. Чем сложнее план, тем тяжелее мне будет осуществить его. Я реально оценивал свои силы, во всяком случае, старался…

Когда-то я читал рассказ о парне, который решил отомстить одному влиятельному мафиози, по вине которого погибла вся его семья (их подорвали в автомобиле, чтобы помешать выступить на суде в роли свидетелей преступления). Тот парнишка сумел заманить негодяя в ловушку, которую устроил сам — каким-то непостижимым образом, он сумел вырыть огромную яму, прямо посреди обходной трассы, в которую и угодил гангстер на своем автомобиле.

Моя задача осложнялась тем, что я не мог, подобно герою рассказа самолично раздолбить несколько квадратных метров асфальтового покрытия, и тем более вырыть яму, размером с Кадиллак, мои руки годились только на то, чтобы сосредоточенно крутить колеса своего кресла.

Я решил довольствоваться малым — для начала, хотя бы узнать с кем имею дело. На следующий день я припарковал свою машину на стоянку госпиталя и приготовился провести день в томительном ожидании. После того как мой парнишка-санитар, помог мне выгрузить свою немощную плоть из машины, я направил свою каталку в сквер. До самого обеда я сидел в душистой тени деревьев, с трудом сдерживаясь, чтобы не кричать от боли и обиды. Ближе к обеду я перекусил парой бутербродов, заботливо приготовленных Ритой.