Исцеление любовью

Найти.

Поймать.

Уничтожить…

(Разорвать, сгноить, сжечь… )

Доктор Бо, не стал церемониться с санитаром. Он просто перерезал ему горло своим скальпелем, и присел рядом с упавшим телом, наблюдая, как вместе с кровью выбегает жизнь.

Он забирал боль и страх, гримаса боли, на лице Гормана, сменилась блаженством и умиротворением. Он забирал жизнь санитара, чувствуя, как силы переполняют его, наполняя энергией тело почти взрослого мужчины. Он не был беспомощным младенцем, когда убивал Веру, не был нервным подростком, отягощенным гормонами и комплексами, когда расправлялся с Горманом, но сейчас Бо был окончательно готов (или почти готов), завершить то, зачем пришел в этот беспокойный мир — довести до конца лечение Анны, заодно прихватив с собой пару-тройку никчемных олухов, которые имели несчастье оказаться у него на пути.

Бо наклонил голову, высматривая в темноте нескладную фигуру Марфина. Тьма не была помехой для доктора Бо — он сам был тьмой. Бо добродушно усмехнулся, поглаживая отросшую бороду, и направился за коллегой.

Марфин шел, спотыкаясь во тьме, пытаясь отыскать сумасшедшую, которая имела наглость разрушить все его планы. Он был зол на нее…

— Хей-хо, Анна, а парень этот я — неожиданно для самого себя, процедил сквозь зубы Марфин. Он зашел уже слишком далеко, и остановился, внезапно почувствовав что-то неладное.

(Горман! — где этот трусливый сукин сын?)

— Анна, где ты? Выходи, я не сделаю тебе ничего плохого…

(Разве, что пристрелю как собаку, — но это, поверь, будет наилучшим выходом для нас обоих)

— Анна?

Он вступил в тусклое пятно света, прошел дальше — в подвал. Здесь уже не нужен был фонарик…

Марфин поежился. Затхлая атмосфера давила на психику, рождая дискомфорт. Всякий раз, спускаясь в подвал (а в подвале Марфин бывал частенько — были у него тут кой-какие делишки… ), доктору приходилось брать себя в руки, — преодолевать приступы клаустрофобии. Но зато этот подвал был идеальным местом для (экспериментов) работы.

Черт! Да куда же подевался санитар?

Не хватало остаться в этом затхлом подземелье наедине с сумасшедшей, которая уже убила двух человек…

Марфин крепче сжал пистолет. Как бы там ни было, он готов встретиться лицом к лицу с этой сукой. Уж он покажет ей, кто главный в этой больнице.

(Продырявлю гнилой череп, нашпигую его свинцом, и буду смотреть, как сквозь отверстия от пуль медленно вытекает твой больной мозг, Анна… )

— Давай детка — прошептал Марфин — где ты?

Сзади раздался стон, перешедший в странное всхлипывание. Словно кто-то давился, захлебывался собственной кровью. Марфин резко обернулся, пытаясь на слух определить источник звука.

(Похоже, старина Горман спел свою лебединую песню)

Чик-чирик.

Ты труп! Кровь хлещет из распоротого живота ярким фонтаном, наполняя смыслом окружающую действительность. Ты прижимаешь ладони, пытаясь удержать непослушные, липкие внутренности, ощущая невыносимый смрад, который исходит от них, понимая, что твои часы останавливаются где-то на половине двенадцатого ночи.

Марфин покачал головой — ну нет! Не так-то просто запугать доктора Марфина — он тертый калач.

— Анна? Где ты сладенькая…

Тихий шорох раздался сзади, сводя на нет все усилия Марфина, обуздать непослушную пациентку. Что-то бросилось на доктора, — существо, одетое в пропитанный кровью халат.

11.

Анна сидела на полу, прижавшись лбом к холодной поверхности зеркала. Холод усилился, и она задрожала, понимая, что еще немного и ее плоть превратиться в кусок замерзшего мяса.

(Человеческого мяса, Анна)

Зеркало покрылось инеем. В белых узорах Анна видела рисунки — застывшие изображения смерти. Вот маленькая, тщедушная фигурка, со скальпелем, зажатым в руке, вот женщина, стоящая на коленях, молящая о пощаде, вот толстый санитар, замахивающийся дубинкой…

(Они все здесь, в этом зеркале, Анна — хочешь оживить умерших?)

Больше всего она хотела обрести покой…

Сильный порыв ветра наполнил комнату, разметав волосы Анны. Зеркало издало тонкий печальный звон, и покрытая инеем поверхность, заметно всколыхнулась. Зеркало вспыхнуло, обдав ее немыслимым жаром, заискрилось. Яркий свет осветил Анну, пытаясь отогреть, приласкать.

(Приди Анна… )

Изображение сгустилось, потемнело. Тонкий полумрак звал в свои объятия, приглашая вступить в манящую тишину, перейти за грань отражений.

Там тепло и сыро, там нет леденящего осознания своей участи, там жизнь…

Настоящая жизнь. Реальность вместо иллюзий. Зазеркалье, вместо отражения твоих страхов, и боли.

Шагни за грань, пройди границу, вернись в свой мир. Шагни из застывшего мира доктора Бо, в яростное кипение страстей.