Добавить в моё избранное
300 мин, 49 сек 18033
Я расскажу тебе, как здоровяк пытался защититься от смертельных ударов, как ржавая железка окрасилась кровью. Как я плакал от боли, когда пытался столкнуть ненавистное тело в карьер.
А хочешь, я расскажу тебе, как плачут ангелы? Как черные слезы красят небо оттенками боли? Детка, у меня есть, чем поделиться с тобой. С некоторых пор, мой жизненный опыт невероятно обогатился.
Ха, я мог бы рассказать тебе массу любопытных вещей. Но пока не пришло время, я буду сидеть в своем инвалидном кресле, и следить за тобой, чтобы поймать в свои сети. А вот тогда уже… тогда мы посмотрим, на что способен жалкий калека…
В этот раз я подъехал на стоянку госпиталя к концу рабочего дня. Лето заканчивалось, и осень протянула свои дождливые объятия. Мелкий дождик придал уходящему дню легкий оттенок грусти. Я ждал в машине, наблюдая, как дворники оставляют на лобовом стекле две дорожки. Я ждал Анну.
Она вышла из госпиталя в начале седьмого. Ее каблучки озабоченно постукивали об асфальт. Анна раскрыла зонт и поспешила к автобусной остановке, что находилась через дорогу от госпиталя. Несколько людей дожидались автобуса, но меня это почти не волновало.
Когда Анна поравнялась с моей машиной, я опустил стекло и нарушил очарование уходящего дня, хриплым от волнения голосом:
— Добрый вечер Анна…
Она вздрогнула и кивнула. Я не стал ждать дальше, и продолжил:
— Вы не могли бы мне помочь, дорогая?
Я постарался вложить в свой голос максимум доверительности, разбавив каплей непринужденности.
Ангел пожал плечами и подошел к машине. Ее глаза оказались на одном уровне с моими. Я слегка наклонил голову и изобразил деланное смущение:
— Видите ли, Анна, я уронил ключи на пол, и теперь не знаю, как быть…
Свои слова я подкрепил виноватой улыбкой (связка с ключами действительно упала на пол, но Анне совершенно ни к чему было знать, что запасная лежала в кармане моих брюк).
— Да… конечно… — Анна обошла машину и открыла дверь. Складывая зонтик, она потянула воздух ноздрями, словно услышав какой-то тревожный, смутно знакомый запах.
Чуть раньше я обильно смочил хлороформом (я всегда держу дома небольшое количество хлороформа, поскольку Рита использует его для того, чтобы натирать мою многострадальную спину — испытанное средство от ноющей мышечной боли) небольшую тряпицу. В последний момент, Анна все же почувствовала неладное — она одернула руку, уже потянувшуюся за ключами, но было поздно. Я схватил ее одной рукой, другой прижал к лицу пропитанную анестетиком ткань. Хлороформ делал свое дело, а я делал свое…
Анна пыталась сопротивляться, но вскоре затихла. Я почувствовал, некоторую слабость, — судя по сбившемуся дыханию, небольшое количество отравы попало мне в легкие. Мне захотелось засмеяться так, чтобы услышали стоящие на остановке люди. С трудом, удержав столь странный порыв, я наклонился, чтобы закрыть дверь машины (благо подобный опыт у меня уже был). Голова Анны лежала у меня на коленях. Ее руки безвольно свисали, как у сломанной куклы. Я вставил ключ, и попытался завести машину.
— Ну давай же, зараза, черт тебя раздери, заводись! — стартер тарахтел из последних сил, но проклятая машина не желала заводиться.
Я стиснул зубы и попробовал еще раз — безрезультатно. Со стороны это выглядело, наверно, смешно — наполовину парализованный калека, с одурманенной красавицей, возлежащей на сиденье рядом с ним, в поломанной машине, как раз, когда работники госпиталя, сдав вечернюю смену, направляются домой, проходя мимо стоянки. Эй приятель, а что за подружка рядом с тобой, и чем это ты с ней занимаешься, старый извращенец?
— Давай, крошка, не подведи меня сейчас…
Я молился и упрашивал непослушную машину, буквально чувствуя, как истончаются секунды, уходя за горизонт застывшими каплями воска. Я шептал проклятия, чувствуя, что еще немного, и паника погонит мой разум далеко прочь, туда, где нет дождя, и ласковое летнее солнышко радует своим теплом измученную душу усталого странника
— Ну же, детка, давай…
С седьмой или восьмой попытки двигатель завелся, недовольно ворча. Я осторожно, стараясь не привлекать лишнего внимания, выехал со стоянки. Вы уже наверно поняли, куда я повез своего ангела. В место моих летних грез. Где чистый воздух и море зелени, где разбитая дорожка ведет цели, где эхо многократно отражается в глубоком котловане заброшенного карьера.
Подъехав к месту назначения, я остановился почти на том же самом месте, что и в прошлый раз. В бардачке нашелся моток скотча. Я усадил Анну так, чтобы ей было удобно, после чего аккуратно примотал скотчем к сиденью. Теперь она не смогла бы пошевелить ни руками, ни ногами. Потом я приготовился ждать столько, сколько потребуется…
Я сидел и ждал тот момент, когда смогу рассказать ей все, о чем мечтал. О том, как я любил ее, о том, как жил каждым днем, проведенным вместе с ней.
А хочешь, я расскажу тебе, как плачут ангелы? Как черные слезы красят небо оттенками боли? Детка, у меня есть, чем поделиться с тобой. С некоторых пор, мой жизненный опыт невероятно обогатился.
Ха, я мог бы рассказать тебе массу любопытных вещей. Но пока не пришло время, я буду сидеть в своем инвалидном кресле, и следить за тобой, чтобы поймать в свои сети. А вот тогда уже… тогда мы посмотрим, на что способен жалкий калека…
В этот раз я подъехал на стоянку госпиталя к концу рабочего дня. Лето заканчивалось, и осень протянула свои дождливые объятия. Мелкий дождик придал уходящему дню легкий оттенок грусти. Я ждал в машине, наблюдая, как дворники оставляют на лобовом стекле две дорожки. Я ждал Анну.
Она вышла из госпиталя в начале седьмого. Ее каблучки озабоченно постукивали об асфальт. Анна раскрыла зонт и поспешила к автобусной остановке, что находилась через дорогу от госпиталя. Несколько людей дожидались автобуса, но меня это почти не волновало.
Когда Анна поравнялась с моей машиной, я опустил стекло и нарушил очарование уходящего дня, хриплым от волнения голосом:
— Добрый вечер Анна…
Она вздрогнула и кивнула. Я не стал ждать дальше, и продолжил:
— Вы не могли бы мне помочь, дорогая?
Я постарался вложить в свой голос максимум доверительности, разбавив каплей непринужденности.
Ангел пожал плечами и подошел к машине. Ее глаза оказались на одном уровне с моими. Я слегка наклонил голову и изобразил деланное смущение:
— Видите ли, Анна, я уронил ключи на пол, и теперь не знаю, как быть…
Свои слова я подкрепил виноватой улыбкой (связка с ключами действительно упала на пол, но Анне совершенно ни к чему было знать, что запасная лежала в кармане моих брюк).
— Да… конечно… — Анна обошла машину и открыла дверь. Складывая зонтик, она потянула воздух ноздрями, словно услышав какой-то тревожный, смутно знакомый запах.
Чуть раньше я обильно смочил хлороформом (я всегда держу дома небольшое количество хлороформа, поскольку Рита использует его для того, чтобы натирать мою многострадальную спину — испытанное средство от ноющей мышечной боли) небольшую тряпицу. В последний момент, Анна все же почувствовала неладное — она одернула руку, уже потянувшуюся за ключами, но было поздно. Я схватил ее одной рукой, другой прижал к лицу пропитанную анестетиком ткань. Хлороформ делал свое дело, а я делал свое…
Анна пыталась сопротивляться, но вскоре затихла. Я почувствовал, некоторую слабость, — судя по сбившемуся дыханию, небольшое количество отравы попало мне в легкие. Мне захотелось засмеяться так, чтобы услышали стоящие на остановке люди. С трудом, удержав столь странный порыв, я наклонился, чтобы закрыть дверь машины (благо подобный опыт у меня уже был). Голова Анны лежала у меня на коленях. Ее руки безвольно свисали, как у сломанной куклы. Я вставил ключ, и попытался завести машину.
— Ну давай же, зараза, черт тебя раздери, заводись! — стартер тарахтел из последних сил, но проклятая машина не желала заводиться.
Я стиснул зубы и попробовал еще раз — безрезультатно. Со стороны это выглядело, наверно, смешно — наполовину парализованный калека, с одурманенной красавицей, возлежащей на сиденье рядом с ним, в поломанной машине, как раз, когда работники госпиталя, сдав вечернюю смену, направляются домой, проходя мимо стоянки. Эй приятель, а что за подружка рядом с тобой, и чем это ты с ней занимаешься, старый извращенец?
— Давай, крошка, не подведи меня сейчас…
Я молился и упрашивал непослушную машину, буквально чувствуя, как истончаются секунды, уходя за горизонт застывшими каплями воска. Я шептал проклятия, чувствуя, что еще немного, и паника погонит мой разум далеко прочь, туда, где нет дождя, и ласковое летнее солнышко радует своим теплом измученную душу усталого странника
— Ну же, детка, давай…
С седьмой или восьмой попытки двигатель завелся, недовольно ворча. Я осторожно, стараясь не привлекать лишнего внимания, выехал со стоянки. Вы уже наверно поняли, куда я повез своего ангела. В место моих летних грез. Где чистый воздух и море зелени, где разбитая дорожка ведет цели, где эхо многократно отражается в глубоком котловане заброшенного карьера.
Подъехав к месту назначения, я остановился почти на том же самом месте, что и в прошлый раз. В бардачке нашелся моток скотча. Я усадил Анну так, чтобы ей было удобно, после чего аккуратно примотал скотчем к сиденью. Теперь она не смогла бы пошевелить ни руками, ни ногами. Потом я приготовился ждать столько, сколько потребуется…
Я сидел и ждал тот момент, когда смогу рассказать ей все, о чем мечтал. О том, как я любил ее, о том, как жил каждым днем, проведенным вместе с ней.
Страница
6 из 89
6 из 89
