Добавить в моё избранное
300 мин, 49 сек 18112
История повторится (скажу тебе по секрету старик — она всегда повторяется), и мы воссияем в лучах славы.
Мы будем смотреть, как старик Ной тщательно покрывает смолой свой ковчег, в напрасной попытке сохранить ничтожные конструкции своего творения. Наверно было нечто живое, нечто необычное — то, что упрямый еврей не захотел взять на борт жалкого корабля. Но мы ведь знаем, что мелкие желания не имеют значения перед нашим всемогущим присутствием, не так ли?
Как ты думаешь, старик, что губило алчных людишек, грабивших великие гробницы фараонов? Неужели глупые заклинания и проклятия давно ушедших египетских жрецов? Нет — их погубила плесень. Маленькие частицы смерти, витающие в затхлых погребальных камерах древних гробниц.
Старик, сейчас ты стар и глуп. Со мной ты обретешь истинную славу. Мы будем повсюду. Мы станем всем…
Да, еще один маленький пустячок. Я верю, что наше желание слиться в потоке страсти огромно, но мне бы хотелось смотреть в твои глаза, во время нашего соития. Такая странная просьба.
Сейчас твой разум оградился от бренной плоти пыльной завесой забвения, что мешает мне ощущать в полной мере радость от единения наших душ. Правда, тебе будет немножко больно. Совсем чуть-чуть, самую малость.
Поверь, старик, боль уйдет, и ее место заполнит блаженство. Мы рухнем в нирвану спокойного самосозерцания. Пусть где-то кипят мирские страсти, мы будем далеки от ненужных забот, от бурлящих эмоций. Незачем растрачивать величие покоя, на суету мелких радостей. Пускай проходит мирская слава — мы будем едины, и это главное!
Так что давай, старик, приходи в себя. Самое время очнуться, вырваться из оков глупого разума, и ощутить радость нашего единения, за которым ждет вечное счастье.
Так было, так есть, так будет всегда.
Время бросать камни прошло…
Ты это я.
Я это ты.
Мы это вселенная, которая в нас и вокруг нас.
Да будет так!
6.
Тысячи огней вспыхнули в безвременной пустоте, рождая свет, который принес с собой время и боль. Много боли…
Старик застонал, с трудом разлепив опухшие веки. Он лежал на полу, распластавшись, словно выброшенная на берег медуза. Электрический свет с трудом проходил сквозь ажурные волокна плесени, заполнившей собой добрую половину погреба. Боль заменила собой все ощущения, скрутила старое тело в сморщенный узел. Семен Степанович попытался приподняться с холодного пола, но с ужасом понял, что не может пошевелить ногами. С трудом, приподнявшись на локтях, старик увидел, что нижняя половина туловища, окутана желтоватым коконом.
Плесень росла на глазах, продвигаясь, все дальше и дальше, норовя накрыть старика своим мохнатым одеялом. Тонкие нити забирались под кожу, прокладывая себе путь в теплое тело старика, растворяя, высасывая плоть.
Каждое движение алчных щупальцев отзывалось острыми иглами, импульсами боли, танцующими безумный полонез на оголенных нервах. Плесень плела свою паутину, перерабатывая тело старика в желтый мох.
Семен Степанович завизжал, когда плесень расправилась с бедрами и начала поглощать нижнюю часть живота, слизав гениталии, проникая в брюшную полость. Мочевой пузырь старика опорожнился, но грибок с жадностью впитал жидкость, не дав пролиться драгоценной влаге.
Старик захрипел, пытаясь оттолкнуться от покрытой слизью поверхности. Слабеющие руки скользили, по слизкому цементу, в напрасной попытке сдвинуть останки туловища хоть немного назад, чтобы убрать зараженную плоть подальше от всепоглощающей паутины. Пальцы нащупали странный предмет, поросший знакомым мхом. Машинально сжав руку, Семен Степанович потянул находку к себе, подрагивая от боли. Клейкие нити, недовольно попискивая, тянулись за предметом, не давая пенсионеру забрать его. Рванув сильнее, старик оборвал паутину, освобождая добычу. В руках у Семена Степановича оказался ослизлый, наполовину разъеденный собачий ошейник.
Семен Степанович зашелся хриплым смехом, выдыхая мельчайшие частицы плесени. Безумный смех перешел в кашель, старик почувствовал, что сознание готовится покинуть его навсегда. Грудные спазмы передались плесени, пройдя судорогами по желтоватым нитям. Паутина затряслась, издавая неприятный писк. В самом центре узорчатой бахромы образовался небольшой, сизый горб, который лопнул с противным, чавкающим звуком. На окаменевшего Семена Степановича с жадностью уставился огромный, омерзительно-розовый, с желтыми прожилками глаз…
Подарок
Бобби с самого детства отличался неспокойным характером, и Джек Смизерс с все чаще и чаще с улыбкой задумывался о том, какое будущее ожидает его сына. Несмотря на природную неугомонность, Бобби был довольно любознательным ребенком. Он познавал окружающий мир настолько, насколько это вообще возможно для десятилетнего парнишки, с копной соломенных волос и тысячей веснушек вокруг глаз и вздернутого, носа.
Мы будем смотреть, как старик Ной тщательно покрывает смолой свой ковчег, в напрасной попытке сохранить ничтожные конструкции своего творения. Наверно было нечто живое, нечто необычное — то, что упрямый еврей не захотел взять на борт жалкого корабля. Но мы ведь знаем, что мелкие желания не имеют значения перед нашим всемогущим присутствием, не так ли?
Как ты думаешь, старик, что губило алчных людишек, грабивших великие гробницы фараонов? Неужели глупые заклинания и проклятия давно ушедших египетских жрецов? Нет — их погубила плесень. Маленькие частицы смерти, витающие в затхлых погребальных камерах древних гробниц.
Старик, сейчас ты стар и глуп. Со мной ты обретешь истинную славу. Мы будем повсюду. Мы станем всем…
Да, еще один маленький пустячок. Я верю, что наше желание слиться в потоке страсти огромно, но мне бы хотелось смотреть в твои глаза, во время нашего соития. Такая странная просьба.
Сейчас твой разум оградился от бренной плоти пыльной завесой забвения, что мешает мне ощущать в полной мере радость от единения наших душ. Правда, тебе будет немножко больно. Совсем чуть-чуть, самую малость.
Поверь, старик, боль уйдет, и ее место заполнит блаженство. Мы рухнем в нирвану спокойного самосозерцания. Пусть где-то кипят мирские страсти, мы будем далеки от ненужных забот, от бурлящих эмоций. Незачем растрачивать величие покоя, на суету мелких радостей. Пускай проходит мирская слава — мы будем едины, и это главное!
Так что давай, старик, приходи в себя. Самое время очнуться, вырваться из оков глупого разума, и ощутить радость нашего единения, за которым ждет вечное счастье.
Так было, так есть, так будет всегда.
Время бросать камни прошло…
Ты это я.
Я это ты.
Мы это вселенная, которая в нас и вокруг нас.
Да будет так!
6.
Тысячи огней вспыхнули в безвременной пустоте, рождая свет, который принес с собой время и боль. Много боли…
Старик застонал, с трудом разлепив опухшие веки. Он лежал на полу, распластавшись, словно выброшенная на берег медуза. Электрический свет с трудом проходил сквозь ажурные волокна плесени, заполнившей собой добрую половину погреба. Боль заменила собой все ощущения, скрутила старое тело в сморщенный узел. Семен Степанович попытался приподняться с холодного пола, но с ужасом понял, что не может пошевелить ногами. С трудом, приподнявшись на локтях, старик увидел, что нижняя половина туловища, окутана желтоватым коконом.
Плесень росла на глазах, продвигаясь, все дальше и дальше, норовя накрыть старика своим мохнатым одеялом. Тонкие нити забирались под кожу, прокладывая себе путь в теплое тело старика, растворяя, высасывая плоть.
Каждое движение алчных щупальцев отзывалось острыми иглами, импульсами боли, танцующими безумный полонез на оголенных нервах. Плесень плела свою паутину, перерабатывая тело старика в желтый мох.
Семен Степанович завизжал, когда плесень расправилась с бедрами и начала поглощать нижнюю часть живота, слизав гениталии, проникая в брюшную полость. Мочевой пузырь старика опорожнился, но грибок с жадностью впитал жидкость, не дав пролиться драгоценной влаге.
Старик захрипел, пытаясь оттолкнуться от покрытой слизью поверхности. Слабеющие руки скользили, по слизкому цементу, в напрасной попытке сдвинуть останки туловища хоть немного назад, чтобы убрать зараженную плоть подальше от всепоглощающей паутины. Пальцы нащупали странный предмет, поросший знакомым мхом. Машинально сжав руку, Семен Степанович потянул находку к себе, подрагивая от боли. Клейкие нити, недовольно попискивая, тянулись за предметом, не давая пенсионеру забрать его. Рванув сильнее, старик оборвал паутину, освобождая добычу. В руках у Семена Степановича оказался ослизлый, наполовину разъеденный собачий ошейник.
Семен Степанович зашелся хриплым смехом, выдыхая мельчайшие частицы плесени. Безумный смех перешел в кашель, старик почувствовал, что сознание готовится покинуть его навсегда. Грудные спазмы передались плесени, пройдя судорогами по желтоватым нитям. Паутина затряслась, издавая неприятный писк. В самом центре узорчатой бахромы образовался небольшой, сизый горб, который лопнул с противным, чавкающим звуком. На окаменевшего Семена Степановича с жадностью уставился огромный, омерзительно-розовый, с желтыми прожилками глаз…
Подарок
Бобби с самого детства отличался неспокойным характером, и Джек Смизерс с все чаще и чаще с улыбкой задумывался о том, какое будущее ожидает его сына. Несмотря на природную неугомонность, Бобби был довольно любознательным ребенком. Он познавал окружающий мир настолько, насколько это вообще возможно для десятилетнего парнишки, с копной соломенных волос и тысячей веснушек вокруг глаз и вздернутого, носа.
Страница
73 из 89
73 из 89
