Исцеление любовью

Сережка сжал дедушкину руку, и печально улыбнулся:

— Белый Блум…

— Белый Бум — эхом отозвался дедушка, и кивнул головой…

Так и закончилось беззаботное Сережкино лето, вместе с которым ушло детство. И в этот жаркий сентябрьский день он собирался выполнить свое обещание. Дома, он так и не смог улучить минутку, чтобы сделать то, что должен. Именно поэтому, сейчас Сережка стоял у гроба.

Он стоял, не решаясь признаться самому себе, что боится. Боится дедушки, боится, что кто-нибудь из присутствующих увидит, чем он занимается…

(Ну, посмотри сам, он мертв — зачем тебе выполнять дурацкую прихоть покойника?)

Сережка тоскливо оглянулся — времени не оставалось. Сейчас забьют крышку, и гроб опустят в яму…

(Кто-то там, в гробу, пристукивал в такт молоткам… )

Сережка стоял, чувствуя, как сердце пытается выпрыгнуть из груди. В висках застучало. Мальчик ощутил, как белая пелена мягко обволакивает разум, пытаясь вырвать его из оков реальности. Белая пелена. Легкий шелест.

Темнота, легкий скрип, и лапы, царапающие пол острыми когтями. И голос:

— Сережа, Сереженькааааааааа…

Рот существа забит глиной. Оно жует ее. Оно всегда жует глину.

Нет! Не сейчас. Слово. Одно единственное слово — Блум!

Сережка вздрогнул. Белый Блум! Таблетки уже лежали в ладони — он выполнит свое обещание. Оглянувшись, Сережка подошел к дедушке, и наклонился, делая вид, что обнимает покойника. Восковая кукла в гробу имела отдаленное сходство с дедушкой, который умел зажигать спичку одной рукой и выпускать изо рта такие огромные, красивые кольца дыма.

(Он мертв. Это просто труп, который уже никогда не встанет… )

Губы покойника разбухли, придавая лицу недовольное, брезгливое выражение, словно дедушка хотел выразить свое раздражение нерасторопностью внука.

(Костяшки пальцев легонько бьют по дереву… )

Сережка осторожно просунул горошинку яда, сквозь холодные подушечки плоти, прямо в рот дедушке. Потом еще одну. И еще…

Он выполнил обещание…

Позже, вечером, когда уставшие родители легли спать, Сережка, достал из кармана своих летних брюк заветный пузырек, и легонько встряхнул, заворожено слушая легкую дробь таблеток. Он не выбросит подарок деда. Возможно, когда-нибудь, не сейчас, горошинки найдут свое применение, возможно, это болезнь, которая передается по наследству — кто знает. У него есть укромное местечко, в котором Белый Блум побудет в сохранности, пока не придет время.

Засыпая, Сережка блаженно закрыл глаза. Бросая первую горсть земли в яму, он почувствовал легкий ветерок, который пронесся над кладбищем, и ласково потрепал его по волосам. Ветерок, унесся прочь, заставляя тихонько шелестеть листья на деревьях. Сережка услышал тихий шелест травы и шепот, который сказал, что все будет хорошо. Он все сделал, как надо. Сережка засыпал, зная, что теперь больше не будет ночных кошмаров. И он больше не услышит, как тихонько скрипит, отворяясь, маленькая дверка шкафа…

Запредел

Белый лист в пишущей машинке. Пепельница полная окурков. Взгляд в пустоту. Ветер колышет шторы, наполненные лунным светом. Тупая боль, словно раскаленные болты, сжимающие виски смертника на электрическом стуле. Ни одной мысли, нет идей, нет ничего — пустота. Творческий кризис. Изнасилованная муза, отдавшая душу неведомому богу. Пегас, рухнувший с небес в раскаленную лаву обыденности и отчаяния. Ярость. Кулаки, бьющие по столу, в напрасной надежде высечь искру, способную зажечь огонь, который растопит холодное равнодушие. Робкая надежда на чудо…

Степан закрыл глаза и медленно выдохнул. Работа не клеилась, чистый лист бумаги напрасно ждал, что на его поверхности родится очередная творческая удача известного писателя. Вот уже второй месяц Королев ждал чуда, которое поможет ему вернуться на пьедестал славы, воскреснуть из небытия.

Все, что требовалось — расслабить тело, позволив разуму расстаться с бренной плотью и воспарить вихрем в открывшуюся спираль бесконечности. Раскрыть третий глаз сознания, который видел все, что, расстилалось перед ним. Миры, словно бусины, нанизанные на ось пространства. Далекие вселенные, туманные галактики, свет и тьма, утро и полночь…

Успеть увидеть, выхватить, наполнить обычную идею безумным содержанием, создать очередное произведение, леденящее душу читателя не кошмарными подробностями, а обыденностью холодного, равнодушного зла, которое он переносил из всех тех миров, что возникали перед ним. Миров тьмы, миров полуночи. Он лепил, творил свою реальность, заполнял пустое пространство, создавал свои законы. Он был богом, творящим вселенные мрака и безнадежности, он был Алым Королем бесплодной пустоши сновидений.

Запредельное отчаяние, боль и страх. Яростное безумие, скрежещущее зубами в неутолимой, алчной злобе, разрушающее и несущее ужас и слезы.