295 мин, 43 сек 17075
Порывы лёгкого ветерка чуть вздували местами драный сарафан, и издали казалось, будто под материей ползает что-то невидимое. Ветерок подул сильнее, качнув торчавшие сучья, Диме почудилось, что фигура приглашающе взмахнула руками.
Он отвернулся, вышел наружу и принялся кружить по огороду. В голову не приходило ни одной разумной мысли. Зато неразумных было немеряно. Причём, большей частью они вились вокруг позапрошлой ночи. Его всё больше одолевала уверенность, что с жертвоприношением Духу Грядок что-то нечисто. Подозрения Светы насчёт мифической подкормки он отмел сразу, как смехотворные. Идея о просочившемся газе выглядела более достоверной, но и только, она не объясняла собранных овощей.
Вообще, причём здесь подкормки и газ? Был обряд? Был. И началось всё после него? Да. Вот и надо исходить из этого.
Дима потёр ухо. И как исходить? Подойти к Тётю и попросить откликнуться? Что-то подсказывало, что он будет выглядеть идиотом. Попытаться мысленно вступить в контакт? Дима вздохнул. Хотя он и любил представляться потомственным экстрасенсом, особенно незнакомым девушкам, но сам отлично понимал, что экстрасенс из него, как «BMW» из «Запорожца». Время от времени он мог предсказать чьё-нибудь желание, но пользовался при этом отнюдь не внутренним озарением, а логикой и наблюдательностью, предугадывавшими ход мыслей собеседника или собеседницы, особенно молодой, что было намного проще.
Можно было, конечно, попробовать, но ему претило стоять и пялиться на кривой ствол. Будь здесь ребята с девушками, он бы попробовал, возможно, даже что-то выдал бы туманно-умное о кармической связи между землёй, человеком и Духом или ещё какой пассионарности. Диме, кстати, понравилась идея Светы о изначально добрых Духах земли, но сразу возникала мысль и о их противоположностях — изначально злых Духах. А думать о таких не хотелось.
Дима вынырнул из раздумий, огляделся. Оказывается, уже смерклось, клонившееся к земле солнце укрыли облака, и откуда-то потянуло ветерком, забиравшимся в рукава и ворот рубашки и приятно холодившим тело. Дима с удовольствием потянулся, присел, разминаясь, и с удивлением заметил, что землю под ногами укрыл белёсый туман, вернее, что-то типа взвеси, медленно вращавшейся клубами чего-то похожего на дым. Она быстро темнела, навевая не очень весёлые, жутковатые образы. Дима поёжился. Ветерок уже не казался ласково-прохладным, он пронизывал до костей, заставляя зубы выбивать невольную дрожь.
Дима решительно направился к дому. Хватит шататься по огородам, подумал он про себя. Пора в тепло и уют к горячему чайнику.
Он основательно устроился за столом на веранде, понемногу отхлебывая ароматный напиток. Думать о случившемся надоело, и Дима расслабился, вытянул ноги и откинулся на стену, вдоль которой стояла лавка. Поставил на стол опустошённую чашку и прикрыл глаза. «Можно немного и вздремнуть, — решить он, — пока ребята не вернутся». Мысли начали расплываться, сменяясь бесформенными образами, и только какой-то негромкий звук не давал полностью погрузиться в сон. Сначала зарождался тихий свист, немного усиливался, сменялся шипением и резко обрывался, чтобы тут же возникнуть вновь. И так снова и снова с постоянством сводящего с ума мерного капанья воды из незакрытого крана. Постепенно звук нарастал — приглушенный свист сменился глухо бухающим в виски колоколом. И с каждым ударом в голове начали возникать обрывочные осколки непонятных картин, ускользающей сутью доводя до бешенства. Какие-то переплетающиеся чёрные полосы, внезапно закручивающиеся столбиками небольших смерчей, мгновенно растворяющиеся в белёсых клубах тягучей взвеси. И проступающие сквозь взвесь смутно знакомые образы, напоминающие лица… знакомые лица… Юля, Женя?
Сквозь удары колокола пробилось негромкое постукивание. В окно. Будто ветка царапала стекло с противным чвиркающим звуком. Заскрипели доски крыльца. Кто-то топтался там, не решаясь постучать. Дверь вдруг затряслась мелкой дрожью, похожей на водяную рябь; полотно вздувалось и опадало в унисон мерно колотившему невидимому билу. И с каждым вздутием в сознании нарастало желание выйти и посмотреть, что там такое. Голову словно захлестнуло петлёй вибрирующего от натяжения каната и потянуло наружу, в ночь.
Сжав ладонями виски, Дима медленно поднялся, постоял и шагнул к двери, повернул дрожащую ручку. На крыльце никого не было. И было темно, очень темно. И только белёсая взвесь, теперь казавшаяся серой, сплошным ковром покрывала землю. Сквозь неё отчётливо проступали длинные и широкие тёмные полосы, жадными языками разбросанные по бывшим здесь некогда аккуратным грядкам, — те участки взрыхленной под посадки земли, которые они видели днём. Серая взвесь над ними прорастала закручивавшимися чёрными усиками, похожими на небольшие смерчики, отчего казалась живым, шевелящимся ковром.
Он отвернулся, вышел наружу и принялся кружить по огороду. В голову не приходило ни одной разумной мысли. Зато неразумных было немеряно. Причём, большей частью они вились вокруг позапрошлой ночи. Его всё больше одолевала уверенность, что с жертвоприношением Духу Грядок что-то нечисто. Подозрения Светы насчёт мифической подкормки он отмел сразу, как смехотворные. Идея о просочившемся газе выглядела более достоверной, но и только, она не объясняла собранных овощей.
Вообще, причём здесь подкормки и газ? Был обряд? Был. И началось всё после него? Да. Вот и надо исходить из этого.
Дима потёр ухо. И как исходить? Подойти к Тётю и попросить откликнуться? Что-то подсказывало, что он будет выглядеть идиотом. Попытаться мысленно вступить в контакт? Дима вздохнул. Хотя он и любил представляться потомственным экстрасенсом, особенно незнакомым девушкам, но сам отлично понимал, что экстрасенс из него, как «BMW» из «Запорожца». Время от времени он мог предсказать чьё-нибудь желание, но пользовался при этом отнюдь не внутренним озарением, а логикой и наблюдательностью, предугадывавшими ход мыслей собеседника или собеседницы, особенно молодой, что было намного проще.
Можно было, конечно, попробовать, но ему претило стоять и пялиться на кривой ствол. Будь здесь ребята с девушками, он бы попробовал, возможно, даже что-то выдал бы туманно-умное о кармической связи между землёй, человеком и Духом или ещё какой пассионарности. Диме, кстати, понравилась идея Светы о изначально добрых Духах земли, но сразу возникала мысль и о их противоположностях — изначально злых Духах. А думать о таких не хотелось.
Дима вынырнул из раздумий, огляделся. Оказывается, уже смерклось, клонившееся к земле солнце укрыли облака, и откуда-то потянуло ветерком, забиравшимся в рукава и ворот рубашки и приятно холодившим тело. Дима с удовольствием потянулся, присел, разминаясь, и с удивлением заметил, что землю под ногами укрыл белёсый туман, вернее, что-то типа взвеси, медленно вращавшейся клубами чего-то похожего на дым. Она быстро темнела, навевая не очень весёлые, жутковатые образы. Дима поёжился. Ветерок уже не казался ласково-прохладным, он пронизывал до костей, заставляя зубы выбивать невольную дрожь.
Дима решительно направился к дому. Хватит шататься по огородам, подумал он про себя. Пора в тепло и уют к горячему чайнику.
Он основательно устроился за столом на веранде, понемногу отхлебывая ароматный напиток. Думать о случившемся надоело, и Дима расслабился, вытянул ноги и откинулся на стену, вдоль которой стояла лавка. Поставил на стол опустошённую чашку и прикрыл глаза. «Можно немного и вздремнуть, — решить он, — пока ребята не вернутся». Мысли начали расплываться, сменяясь бесформенными образами, и только какой-то негромкий звук не давал полностью погрузиться в сон. Сначала зарождался тихий свист, немного усиливался, сменялся шипением и резко обрывался, чтобы тут же возникнуть вновь. И так снова и снова с постоянством сводящего с ума мерного капанья воды из незакрытого крана. Постепенно звук нарастал — приглушенный свист сменился глухо бухающим в виски колоколом. И с каждым ударом в голове начали возникать обрывочные осколки непонятных картин, ускользающей сутью доводя до бешенства. Какие-то переплетающиеся чёрные полосы, внезапно закручивающиеся столбиками небольших смерчей, мгновенно растворяющиеся в белёсых клубах тягучей взвеси. И проступающие сквозь взвесь смутно знакомые образы, напоминающие лица… знакомые лица… Юля, Женя?
Сквозь удары колокола пробилось негромкое постукивание. В окно. Будто ветка царапала стекло с противным чвиркающим звуком. Заскрипели доски крыльца. Кто-то топтался там, не решаясь постучать. Дверь вдруг затряслась мелкой дрожью, похожей на водяную рябь; полотно вздувалось и опадало в унисон мерно колотившему невидимому билу. И с каждым вздутием в сознании нарастало желание выйти и посмотреть, что там такое. Голову словно захлестнуло петлёй вибрирующего от натяжения каната и потянуло наружу, в ночь.
Сжав ладонями виски, Дима медленно поднялся, постоял и шагнул к двери, повернул дрожащую ручку. На крыльце никого не было. И было темно, очень темно. И только белёсая взвесь, теперь казавшаяся серой, сплошным ковром покрывала землю. Сквозь неё отчётливо проступали длинные и широкие тёмные полосы, жадными языками разбросанные по бывшим здесь некогда аккуратным грядкам, — те участки взрыхленной под посадки земли, которые они видели днём. Серая взвесь над ними прорастала закручивавшимися чёрными усиками, похожими на небольшие смерчики, отчего казалась живым, шевелящимся ковром.
Страница
75 из 91
75 из 91