280 мин, 6 сек 5381
Да, камрад. А меня, знаешь, в интернете знаешь. Есть такой сайт, либ. ру, меня так знают. Недавно я опубликовал там свой новый рассказ, и люди по достоинству его оценили. Потом, меня ведь тоже знают на удаффкоме. Оба. И все. И приплыли. Камрад Буффало, царство ему небесное. Хотя нет, он жив. Я это чувствую. И вот теперь, когда мы подошли к истине, ты начинаешь, Костя. У тебя поехала крыша. Ты еще вуду пипол вспомни! Мы — в аду! Нет, братан, пойми, амиго, если бы я такой расклад придумал, это бы еще годилось. Верно, ребят? Я — ориджинал гай, е, я могу. Написать сценарий. Обойти по очкам Федю Бондарчука. Нет, йо, ты переборщил. Тебе обидно за Аньку. Но я же не виноват, что я один такой. Ты — один из многих. Разве я говорю, что ты дурак там, тупой, просто ты — один из многих, а я — я один такой, пойми.
— Это — твой приговор, я вижу, — произнес Костя.
— Да. Да.
Тут Петькин прыгнул и слету ударил Костю в лицо. Удар был не мощный, но точный. Костя отлетел к столу и там упал за сложенные сумки. Петькин тотчас бросился вперед, чтобы, сев на грудь поверженного, добить его точными ударами. Но Алеша подхватил его и оттолкнул к двери.
— Все, все, — проговорил он, — короче.
Костя приподнялся, приложил руку к губам, посмотрел на кровь:
— Именно это я тебе прощаю, — сказал он, — что-то одно — можно. Как тому милиционеру. Хотя это нельзя. Это, как ты говоришь, поднимает баллы.
Она сел на пол, прислонился к нижней полке и посмотрел на ряды чудовищ.
Если бы они только могли выйти на свет. Если бы была дверь — сколько бы пищи они получили! Костя облизнулся, и все щелкнули зубами, засвистели хоботками, заскребли когтями.
— Наверное, есть какой-то путь, — подумал он, — определенно, мы можем выйти в люди, и тогда мир закончится, и воцарится вселенский ад, и мне будет хорошо, и Он призовет меня вновь, и я буду рядом.
Дьявол!
При мысли о нем он почувствовал тепло и радость. Казалось, это был целый мир, готовый пустить его к себе и одарить настоящей любовью.
— Ладно, прости, амиго, — сказал Петькин.
— Только за это, — сказал Костя, не открывая глаз.
— А что еще?
— Это не важно. Главное — это гордыня. И еще — паркур. Ты будешь страдать за паркур.
— Брат, ты точно сошел с ума, — сказал Алёша, — ты извини, но это так. Может быть, тебе поспать надо?
— Мы сейчас не можем спать, — сказал Петькин.
— Но и его мы не можем бросить, — возразил Алеша, — а ты, братан, в натуре, в натуре. В натуре, ты дурак какой-то. Не видишь, у чувака крыша с катушек слетела. Да у кого угодно бы слетела! Я еще удивляюсь, как я нормальный. Короче, надо, чтобы Костя пришел в себя. Так у нас ничего не получится. И надо пойти двери закрыть. Рома наверняка их открыл. Надо проволокой завязать.
— А если он вернется? — спросила Аня.
— Навряд ли. Он что, пошел в сортир и провалился?
Алеша сходил в тамбур, однако оказалось, что Роман никаких дверей не открывал. Алеша покурил, потом решился, открыл наружную дверь, посмотрел на вагоны. С виду, дорога была как дорога, и местами даже попадались семафоры.
— Черт, — проговорил он.
Он зашел в туалет и даже заглянул в унитаз.
— Черт, — повторил он.
Внимание его привлекла пуговица.
Он поднял ее.
— Ничего не пойму, — сказал он, — я думаю, что это — пуговица Ромы. То есть, это так. У него джинсы такие, понтовые, короче. Короче, пацаны… Его кто-то забрал.
— Будь спокоен, — посоветовал ему Саша Петькин.
— Да где уж тут будешь!
Роман же в то время находился в желудке монстра. Он был жив. Это было странно, но нечто поддерживало его жизнедеятельность искусственно. Ему доставляло удовольствие то, что жертва еще жива.
Так было вкуснее.
Роман застонал и ощупал его. На груди у него зияла рана, проеденная желудочным соком. Волоски желудка проникли туда и впивались в его внутренности. Это было невыносимо больно, но он не мог потерять сознание.
Он закричал, и внезапно — вместе с эти криком — пришло что-то новое. Нет, боль не ушла. Она была еще сильнее. Еще сильнее. Это было нечто за краем. Он хотел кричать еще, но уже не мог. Это было невозможно.
Оно…
Оно заставляло его наслаждаться болью!
Волоски желудка потрогали его сердце. Один из них проколол сердце и вошел внутрь. Роман заплакан и, одновременно, засмеялся. Желудок делил его на молекулы. Это было невероятно.
И, в этот момент, произошло невероятное. В кармане у Романа зазвонил сотовый телефон.
— М-м-м-м.
Он потянулся к брюкам, вынул и нажал на кнопку.
— Гы где?
— Это — твой приговор, я вижу, — произнес Костя.
— Да. Да.
Тут Петькин прыгнул и слету ударил Костю в лицо. Удар был не мощный, но точный. Костя отлетел к столу и там упал за сложенные сумки. Петькин тотчас бросился вперед, чтобы, сев на грудь поверженного, добить его точными ударами. Но Алеша подхватил его и оттолкнул к двери.
— Все, все, — проговорил он, — короче.
Костя приподнялся, приложил руку к губам, посмотрел на кровь:
— Именно это я тебе прощаю, — сказал он, — что-то одно — можно. Как тому милиционеру. Хотя это нельзя. Это, как ты говоришь, поднимает баллы.
Она сел на пол, прислонился к нижней полке и посмотрел на ряды чудовищ.
Если бы они только могли выйти на свет. Если бы была дверь — сколько бы пищи они получили! Костя облизнулся, и все щелкнули зубами, засвистели хоботками, заскребли когтями.
— Наверное, есть какой-то путь, — подумал он, — определенно, мы можем выйти в люди, и тогда мир закончится, и воцарится вселенский ад, и мне будет хорошо, и Он призовет меня вновь, и я буду рядом.
Дьявол!
При мысли о нем он почувствовал тепло и радость. Казалось, это был целый мир, готовый пустить его к себе и одарить настоящей любовью.
— Ладно, прости, амиго, — сказал Петькин.
— Только за это, — сказал Костя, не открывая глаз.
— А что еще?
— Это не важно. Главное — это гордыня. И еще — паркур. Ты будешь страдать за паркур.
— Брат, ты точно сошел с ума, — сказал Алёша, — ты извини, но это так. Может быть, тебе поспать надо?
— Мы сейчас не можем спать, — сказал Петькин.
— Но и его мы не можем бросить, — возразил Алеша, — а ты, братан, в натуре, в натуре. В натуре, ты дурак какой-то. Не видишь, у чувака крыша с катушек слетела. Да у кого угодно бы слетела! Я еще удивляюсь, как я нормальный. Короче, надо, чтобы Костя пришел в себя. Так у нас ничего не получится. И надо пойти двери закрыть. Рома наверняка их открыл. Надо проволокой завязать.
— А если он вернется? — спросила Аня.
— Навряд ли. Он что, пошел в сортир и провалился?
Алеша сходил в тамбур, однако оказалось, что Роман никаких дверей не открывал. Алеша покурил, потом решился, открыл наружную дверь, посмотрел на вагоны. С виду, дорога была как дорога, и местами даже попадались семафоры.
— Черт, — проговорил он.
Он зашел в туалет и даже заглянул в унитаз.
— Черт, — повторил он.
Внимание его привлекла пуговица.
Он поднял ее.
— Ничего не пойму, — сказал он, — я думаю, что это — пуговица Ромы. То есть, это так. У него джинсы такие, понтовые, короче. Короче, пацаны… Его кто-то забрал.
— Будь спокоен, — посоветовал ему Саша Петькин.
— Да где уж тут будешь!
Роман же в то время находился в желудке монстра. Он был жив. Это было странно, но нечто поддерживало его жизнедеятельность искусственно. Ему доставляло удовольствие то, что жертва еще жива.
Так было вкуснее.
Роман застонал и ощупал его. На груди у него зияла рана, проеденная желудочным соком. Волоски желудка проникли туда и впивались в его внутренности. Это было невыносимо больно, но он не мог потерять сознание.
Он закричал, и внезапно — вместе с эти криком — пришло что-то новое. Нет, боль не ушла. Она была еще сильнее. Еще сильнее. Это было нечто за краем. Он хотел кричать еще, но уже не мог. Это было невозможно.
Оно…
Оно заставляло его наслаждаться болью!
Волоски желудка потрогали его сердце. Один из них проколол сердце и вошел внутрь. Роман заплакан и, одновременно, засмеялся. Желудок делил его на молекулы. Это было невероятно.
И, в этот момент, произошло невероятное. В кармане у Романа зазвонил сотовый телефон.
— М-м-м-м.
Он потянулся к брюкам, вынул и нажал на кнопку.
— Гы где?
Страница
60 из 86
60 из 86