280 мин, 6 сек 5382
— радостно прокричала его подружка, Рита.
— Я, — выдавил из себя Роман.
— Как дела, Ромка?
— М-м-м-м…
— Ты что? Ты где? А мы с подружкой пошли в кино! Такой фильм дурацкий! Но прикольный! Ужастик. Там чувака, прикинь, съели тараканы. Но они там много, кого съели. Короче, поедательное кино. А ты где?
— Я…
— О, может ты — в туалете?
— Я…
— Ха! А как там пацаны?
— Нормально, — выдавил из себя Роман.
В этот момент в другую его руку впился волосок желудка, проткнул его и пошел по вене.
Роман сжался. Он не хотел кричать, но это было невозможно. Его вопль был столь мощен, сто на другом конце провода его подруга покачнулась, упала, и ее стали быть конвульсии. Все это происходило подле трамвайных путей в тот самый момент, когда к остановке подходил трамвай.
— Смотрите! — крикнули из толпы.
Кто-то бросился, чтобы помочь бедной девушке. Завизжали тормоза. Незадачливого спасателя разрезало другим колесом. И оба тела трамвай тащил еще несколько метров…
Была ночь. Поезд продолжал лететь, будто самый совершенный в мире механизм. Казалось, что ничто на свете не способно его остановить. Впрочем, так и было.
Небо было полно звезд, но это были иные звезды.
Костя хорошо знал, что это — звезды ада. И все планеты, что вращаются вокруг них — это также планеты ада. Все миры устроены одинаковы. Какая-та часть планет повернута к космосу своей светлой стороной, а какая-та темной.
Это был закон абсолюта.
Все звезды, что были видны здесь, были злыми глазами. Ни одно нормальное существо не могло выжить здесь. Но, поезд летел вопреки всему.
И здесь еще теплилась жизнь. Хотя — с каждым новым часом ее биение было все тише и тише.
Костя был один. Он не боялся оставаться в пустом купе, хотя он и не был в чем-либо уверен. Безусловно, какая-нибудь тварь могла бы запросто запрыгнуть сюда и провести обмен телами. И не было никакой гарантии…
Но… Наверное, он все ей прощал. Может быть — и не прощал. Он не знал, как об этом сказать. Снова не было слов. Не было любви, но было чувство собственности. Оно должно было быть уязвленным, но этого почему-то не происходило.
— Я превращаюсь, — сказал он сам себе.
— Нет. Я превратился.
Он посмотрел на свое отражение в окне. Как же все странно! Поезд продолжает движение, и есть свет, и в кране в туалете есть вода, и вообще — все как надо. За исключением…
Здесь много исключений. С этим нельзя мириться. Это нельзя просто так победить.
Он вздохнул, сосредотачиваясь. Ровные строи тварей оставались в поле его видимости.
— Где и когда это было? — спросил он. — Это было. Я все это знаю. Значит, я и правда избран. Дьявол всегда знает обо мне. Он был готов. И то, что случилось, произошло именно потому, что я был на этом поезде. Все эти люди не виноваты. Но что я могу сделать? И, потом, разве это меня волнует?
Он лег на бок.
— Они там вместе!
Он попытался разозлить себя этой мыслью, но — не помогло. Безразличие же лишь усиливалось.
— Но я не хочу никого есть, — сказал он.
И сам же себе ответил:
— Но близится великий обед! И они едут на него!
— Да. И какая разница, что я думаю. Это случится в любом случае. И мы будем обедать. Я и Он!
Он посмотрел на незнакомые созвездия, на эти алчущие глаза. Долгое созерцание этих звезд могло привести к сумасшествию. И, кому-то, очевидно, назначили такую пытку — смотреть на эти звезды, и это было не менее больно, чем, если бы тебя, например, без остановки пилили бензопилой.
Это были высасывающие звезды.
— Вы мне нравитесь, — сказал Костя, — я вас обожаю. Я пью ваш свет, будто самый прекрасный напиток на свете. Может, кого-то из пассажиров поезда забрали именно вы. Ведь была ночь. Мы спали, а кто-то не спал. И вот, они увидели это, стали смотреть в окна, и это было лишь начало великих мук.
Когда-нибудь мы сможем открыть двери.
Я и ОН.
Мы откроем небо.
Люди земли увидят настоящее небо боли.
И это будет. Светлый ад придет на землю. Жаждущие пищи монстры будут сыты.
Он закурил и смотрел на звезды сквозь огонь своей сигареты.
— Ты меня любишь? — спросила Аня.
— Разве это важно? — спросил Саша.
— Да.
— Разве?
— Да.
— Я люблю всех.
— Так не бывает.
— Всех женщин.
— Вообще — всех?
— Всех женщин мира.
— Невозможно.
— Возможно. Я неотразим.
— Разве…
— Ты сомневаешься?
— Нет. Но…
— Никаких но…
— Нет, честно, Сашь. Посмотри, какие звезды!
— Красиво.
— Да. Здорово, — сказала Аня, — только я почему-то не могу на них смотреть.
— Я, — выдавил из себя Роман.
— Как дела, Ромка?
— М-м-м-м…
— Ты что? Ты где? А мы с подружкой пошли в кино! Такой фильм дурацкий! Но прикольный! Ужастик. Там чувака, прикинь, съели тараканы. Но они там много, кого съели. Короче, поедательное кино. А ты где?
— Я…
— О, может ты — в туалете?
— Я…
— Ха! А как там пацаны?
— Нормально, — выдавил из себя Роман.
В этот момент в другую его руку впился волосок желудка, проткнул его и пошел по вене.
Роман сжался. Он не хотел кричать, но это было невозможно. Его вопль был столь мощен, сто на другом конце провода его подруга покачнулась, упала, и ее стали быть конвульсии. Все это происходило подле трамвайных путей в тот самый момент, когда к остановке подходил трамвай.
— Смотрите! — крикнули из толпы.
Кто-то бросился, чтобы помочь бедной девушке. Завизжали тормоза. Незадачливого спасателя разрезало другим колесом. И оба тела трамвай тащил еще несколько метров…
Была ночь. Поезд продолжал лететь, будто самый совершенный в мире механизм. Казалось, что ничто на свете не способно его остановить. Впрочем, так и было.
Небо было полно звезд, но это были иные звезды.
Костя хорошо знал, что это — звезды ада. И все планеты, что вращаются вокруг них — это также планеты ада. Все миры устроены одинаковы. Какая-та часть планет повернута к космосу своей светлой стороной, а какая-та темной.
Это был закон абсолюта.
Все звезды, что были видны здесь, были злыми глазами. Ни одно нормальное существо не могло выжить здесь. Но, поезд летел вопреки всему.
И здесь еще теплилась жизнь. Хотя — с каждым новым часом ее биение было все тише и тише.
Костя был один. Он не боялся оставаться в пустом купе, хотя он и не был в чем-либо уверен. Безусловно, какая-нибудь тварь могла бы запросто запрыгнуть сюда и провести обмен телами. И не было никакой гарантии…
Но… Наверное, он все ей прощал. Может быть — и не прощал. Он не знал, как об этом сказать. Снова не было слов. Не было любви, но было чувство собственности. Оно должно было быть уязвленным, но этого почему-то не происходило.
— Я превращаюсь, — сказал он сам себе.
— Нет. Я превратился.
Он посмотрел на свое отражение в окне. Как же все странно! Поезд продолжает движение, и есть свет, и в кране в туалете есть вода, и вообще — все как надо. За исключением…
Здесь много исключений. С этим нельзя мириться. Это нельзя просто так победить.
Он вздохнул, сосредотачиваясь. Ровные строи тварей оставались в поле его видимости.
— Где и когда это было? — спросил он. — Это было. Я все это знаю. Значит, я и правда избран. Дьявол всегда знает обо мне. Он был готов. И то, что случилось, произошло именно потому, что я был на этом поезде. Все эти люди не виноваты. Но что я могу сделать? И, потом, разве это меня волнует?
Он лег на бок.
— Они там вместе!
Он попытался разозлить себя этой мыслью, но — не помогло. Безразличие же лишь усиливалось.
— Но я не хочу никого есть, — сказал он.
И сам же себе ответил:
— Но близится великий обед! И они едут на него!
— Да. И какая разница, что я думаю. Это случится в любом случае. И мы будем обедать. Я и Он!
Он посмотрел на незнакомые созвездия, на эти алчущие глаза. Долгое созерцание этих звезд могло привести к сумасшествию. И, кому-то, очевидно, назначили такую пытку — смотреть на эти звезды, и это было не менее больно, чем, если бы тебя, например, без остановки пилили бензопилой.
Это были высасывающие звезды.
— Вы мне нравитесь, — сказал Костя, — я вас обожаю. Я пью ваш свет, будто самый прекрасный напиток на свете. Может, кого-то из пассажиров поезда забрали именно вы. Ведь была ночь. Мы спали, а кто-то не спал. И вот, они увидели это, стали смотреть в окна, и это было лишь начало великих мук.
Когда-нибудь мы сможем открыть двери.
Я и ОН.
Мы откроем небо.
Люди земли увидят настоящее небо боли.
И это будет. Светлый ад придет на землю. Жаждущие пищи монстры будут сыты.
Он закурил и смотрел на звезды сквозь огонь своей сигареты.
— Ты меня любишь? — спросила Аня.
— Разве это важно? — спросил Саша.
— Да.
— Разве?
— Да.
— Я люблю всех.
— Так не бывает.
— Всех женщин.
— Вообще — всех?
— Всех женщин мира.
— Невозможно.
— Возможно. Я неотразим.
— Разве…
— Ты сомневаешься?
— Нет. Но…
— Никаких но…
— Нет, честно, Сашь. Посмотри, какие звезды!
— Красиво.
— Да. Здорово, — сказала Аня, — только я почему-то не могу на них смотреть.
Страница
61 из 86
61 из 86