Багровый этюд

— А как же Рената? Ты ведь жила с ней?

— С этой шлюхой?! — Света рассмеялась. Чистый смех пробрал атмосферу, как холод осени запоздалых прохожих. Я тоже невольно улыбнулся. — Мы прожили с ней четыре дня, и то, потому что её мать вышвырнула эту дуру на лестницу с вещами. Правильно сделала тетка, я тоже так поступила. Рената — охамевшая тварь, я никогда бы не стала унижать себя отношениями с ней.

— А унижать себя отношениями с Мариной, зная, что она при любом удобном случае променяет тебя на какое-нибудь чмо только потому, что у него есть деньги и ещё кое-что между ног, чего при всей твоей уникальности, нет у тебя.

Светлана откинулась на спинку стула и задрала ноги на край раковины.

— Ты слишком глубоко копаешь. Я не целюсь в чувства. Понимаешь, я просто пытаюсь разобраться в себе, понять, что мне действительно нужно. Кто мне нужен и зачем.

— Ясно.

Я опустился в кресло. Старое, желтое кресло, привезенное от бабушки три года назад, когда я только въехал в квартиру. В попытках придать жилищу уют, я стал обзванивать всех знакомых и родственников с просьбой подарить мне письменный стол, оставшийся от детей, шкаф, которым не пользуются, посуду, что веками пылиться на антресолях.

Каждый раз, когда я садился в это кресло я вспоминал бабушку. Детская память избирательна и прозрачна, через неё во взрослую жизнь просачиваются лишь комплексы, стереотипы и сексуальные пристрастия, как говорил Фрейд. Каждый раз… вспоминал бабушку… и каждый раз задевал вырванный клок плюшевой обивки.

Света села за компьютер и начала ворошить Интернет.

Грянул дождь. Люди разбежались по домам, словно испуганные птицы в поисках укрытия. Я наблюдал за ними, наблюдал и делал выводы.

По статистике люди проживают шестьдесят лет. Двадцать из них они тратят на школу и институт, получается сорок.

А десять съедает сон — остается тридцать.

Из этих тридцати лет десять мы тратим на поход в магазины, остается двадцать.

Из двадцати лет год уходит на неуверенность в завтрашнем дне, ещё год на мысли о потере близки, и пять лет на занятие сексом.

Итого, мы живем не более семи лет. И эти заветные семь лет мы тратим на то, чтобы влиться в коллектив, стать безликим муравейником, заполнять улицы в погожий день, и поспешно сбегать с них по наступлению темноты.

— Я домой! — сказал Света.

— Может, ещё чайку?

— Да нет, спасибо. — она немного мялась, оборачивала вокруг пальца атласный синий ремешок, на который цеплялась флешка. — Дождь поутих, я как раз успею дойти до остановки и поймать маршрутку. Спасибо, что позвал!

— Спасибо, что пришла.

Ещё час в воздухе невидимым шлейфом витал запах Светиных духов.

«Час мы вдыхаем чужие запахи» — подумал я. В голове высокой вавилонской башней выстроились часы, годы и минуты, собранные в единую цитадель, подпирающую небо моих рассуждений.

Мысли, как накипь, сгрудились вокруг мозга.

Каждый день я ширяюсь новыми размышлениями. И сегодня эти размышления не принесут ничего хорошего.

Самое худшее случится завтра.

Утром я пошел в магазин. Обычно я пополняю продовольственные запасы раз в две недели. Улица пугает меня. А сегодня по пути в супермаркет меня настиг телефонный звонок. Голос в динамике разрывался беспокойными струнами.

Звонила Света.

— Позавчера умерла Рената, её труп нашли на городской свалке.

Я неуверенно сглотнул.

Света сказала, что перед смертью Ренату жестоко изнасиловали, изуродовали. Ладони пронзили насквозь. Милиция составляет список людей, имевших контакт с погибшей. Свету вызывали на допрос, она жутко волновалась, пила валерьянку, и разговаривала со мной целых пол часа.

«К черту магазин», — подумал я и заспешил домой.

Вперед, на наблюдательный пост!

Остаток дня я посвятил домашним делам и размышлениям, а вечером мне снова позвонила Света и рассказала о допросе.

— Надеюсь, они не подозревают тебя? — спросил я в конце разговора.

— Нет. — уверенно заявила Света. — Во-первых, у меня железные алиби. Во-вторых, перед смертью Рената была изнасилована. Мужчиной. Это доказала экспертиза. Впрочем, это уже неважно. Ты можешь обвинять меня в бесчувственности, но мне её даже не жалко. Сама виновата…

Остальные слова доносились помехами белого шума из иных миров. Я пытался сконцентрироваться, беспокойно ходил по комнате взад-вперед, но реальность уже уплывала.

В телефоне кваканье, связь хулиганит.

Когда мы закончили говорить, я открыл окно и посмотрел на улицу. Уже поздно, но людей по-прежнему много. В окнах домов загорался свет, огоньки надежды. Миллионы человек по всему миру хотят оказаться в этих огоньках. Уплыть с ними в мертвую вечность сладкого сна.

Святая мечта оказаться за толстыми стеклами далеких, светящихся в ночи окон, где тебя ждут и любят.