Добавить в моё избранное
30 мин, 1 сек 2406
Впечатление было такое, будто весь город с нетерпением ждал возвращения автобуса, и вот теперь люди вышли на улицу, чтобы встретить их. Это удивило Петра, и он даже подумал, что может быть зря он так старался, чтобы никто не узнал, куда он так спешил этой ночью.
А на улицах творилось что-то невообразимое: люди наводнили площадь перед переходом, ларьки и всё остальное утонуло в людских потоках. Пётр с трудом проталкивал автобус сквозь смеющуюся и ликующую толпу. Какая-то женщина бросила ему прямо на лобовое стекло букет гладиолусов, и вслед за ней многие начали делать то же самое. Петру пришлось включить дворники, но они едва справлялись, цветы застревали в решётках.
Двигающаяся вслед за автобусом толпа скандировала припев фабричной песни:
Зверь!
Зверь!
Зверь!
Но Тимофею в патрульной машине было ещё хуже. Е го автомобиль был полностью завален цветами и детскими игрушками. Но цветов было больше, поэтому машина напоминала катафалк. В примыкающих к дороге домах открывались окна, и от туда тоже летели цветы. Когда Пётр въехал на площадь, пение в автобусе уже прекратилось, уставшие женщины молча смотрели на то, что творилось вокруг. Но большинство ткачих находилось в каком-то непонятном состоянии, откинув головы, они немигающими глазами смотрели в потолок или глупо хихикали.
В центре площади неизвестно откуда появилась жёлтая трибуна, и Пётр остановил автобус прямо перед ней. Вокруг них было море голов. Сколько мог видеть, Пётр различал улыбки на счастливых лицах, а дальше эти улыбки попросту сливались и смешивались, превращаясь в серую бесформенную массу. Алевтина испуганно прильнула к нему. Они слышали удары чьих-то локтей о корпус автобуса и крики возбуждённых горожан прямо под окнами.
— Хорошо, что ты не открыл двери, милый,-прошептала Алевтина.
В это время на трибуну взобрался седой старик в фабричной робе. Это был мэр города и одновременно директор фабрики. Щёлкнув несколько раз по микрофону, он сказал:
— Раз,… раз,… раз…
— Раз,… раз…
Потом он прокашлялся, прочищая горло, его кашель разнёсся над площадью. Это было похоже на воронье карканье, и музыкальная Алевтина поморщилась.
— Дорогие горожане!-начал с приветствия мэр.-Дорогие гости нашего города!
Пётр ни разу не слышал, чтобы в их городе были какие-то гости. Да и откуда тут было взяться гостям? Он бы очень хотел взглянуть на того, кто, находясь в здравом уме, добровольно поедет в их город?
— Сегодня великий день!-продолжил мэр и уточнил.-Великая ночь! Великая ночь для всех нас для всего нашего города. Ура!
— А-а-а-а-а… -понеслось над площадью. В небо полетели шапки и цветы.
— Тридцать лет прошло с тех пор, как вы меня выбрали. Тридцать лет!-мэр всхлипнул.-Но сейчас всё будет по-другому… Он вытер кулаком набежавшую слезу
— Сейчас у нас будет праздник!
Над толпой пронёсся удивлённый гул.
— Да, друзья, у нас теперь каждый год в этот день, вернее, в эту ночь, будет праздник. Да. Я вас поздравляю. С праздником. С праздником вас, дорогие горожане! Ура!
— Ура-а-а-а-а!
Никто и никогда не поздравлял ещё Петра с праздником. Да он толком и не знал. Что это такое. В их городе, сколько Пётр себя помнил, никогда не было никаких праздников. И поэтому Пётр точно не знал: хорошо это или плохо, радоваться ему или нет? Но, судя по тому, что все вокруг ликовали и обнимались, Пётр решил, что это всё же хорошо и крепко поцеловал Алевтину.
— Поехали скорее домой, дорогой,-попросила она.-я хочу спать, ведь завтра на работу.
— Конечно, дорогая.
Он легонько нажал на газ и посигналил. Тимофей на патрульной машине снова двинулся чуть впереди. Люди с неохотой уступали им дорогу. Петру казалось. Что они плывут на огромной лодке по широкой реке, и воды этой реки, пенясь, расступаются перед ними, и затем эта людская пена смыкается сзади. Только лодка это их автобус, а река это улица наводнённая людьми, идущими им на встречу. Наконец они подъехали к фабричному общежитию.
— Я только сейчас заметила, какой огромный наш дом,-сказала Алевтина.
— Да, — подтвердил Пётр,-он один занимает целый квартал.
Многоэтажное кирпичное строение возвышалось над ними серой громадой. Тусклам жёлтым светом горели бесконечные ряды окон, казалось, что эти ряды сливаются в одну жёлтую полосу, которая исчезает во тьме. Они подъехали к главному входу, здесь, как и по всюду, всё было забито радостными горожанами. Пётр открыл двери и в автобус хлынули родственники и друзья ткачих. Бережно, чтобы не разбудить спящих и находящихся в трансе, женщин начали выносить из автобуса. Возле дверей их подхватывали десятки рук, и Пётр увидел, как, плавно покачиваясь, поплыли ткачихи над головами горожан. Каждый хотел коснуться их полуобнажённых, измученных изнуряющей песней тел.
А на улицах творилось что-то невообразимое: люди наводнили площадь перед переходом, ларьки и всё остальное утонуло в людских потоках. Пётр с трудом проталкивал автобус сквозь смеющуюся и ликующую толпу. Какая-то женщина бросила ему прямо на лобовое стекло букет гладиолусов, и вслед за ней многие начали делать то же самое. Петру пришлось включить дворники, но они едва справлялись, цветы застревали в решётках.
Двигающаяся вслед за автобусом толпа скандировала припев фабричной песни:
Зверь!
Зверь!
Зверь!
Но Тимофею в патрульной машине было ещё хуже. Е го автомобиль был полностью завален цветами и детскими игрушками. Но цветов было больше, поэтому машина напоминала катафалк. В примыкающих к дороге домах открывались окна, и от туда тоже летели цветы. Когда Пётр въехал на площадь, пение в автобусе уже прекратилось, уставшие женщины молча смотрели на то, что творилось вокруг. Но большинство ткачих находилось в каком-то непонятном состоянии, откинув головы, они немигающими глазами смотрели в потолок или глупо хихикали.
В центре площади неизвестно откуда появилась жёлтая трибуна, и Пётр остановил автобус прямо перед ней. Вокруг них было море голов. Сколько мог видеть, Пётр различал улыбки на счастливых лицах, а дальше эти улыбки попросту сливались и смешивались, превращаясь в серую бесформенную массу. Алевтина испуганно прильнула к нему. Они слышали удары чьих-то локтей о корпус автобуса и крики возбуждённых горожан прямо под окнами.
— Хорошо, что ты не открыл двери, милый,-прошептала Алевтина.
В это время на трибуну взобрался седой старик в фабричной робе. Это был мэр города и одновременно директор фабрики. Щёлкнув несколько раз по микрофону, он сказал:
— Раз,… раз,… раз…
— Раз,… раз…
Потом он прокашлялся, прочищая горло, его кашель разнёсся над площадью. Это было похоже на воронье карканье, и музыкальная Алевтина поморщилась.
— Дорогие горожане!-начал с приветствия мэр.-Дорогие гости нашего города!
Пётр ни разу не слышал, чтобы в их городе были какие-то гости. Да и откуда тут было взяться гостям? Он бы очень хотел взглянуть на того, кто, находясь в здравом уме, добровольно поедет в их город?
— Сегодня великий день!-продолжил мэр и уточнил.-Великая ночь! Великая ночь для всех нас для всего нашего города. Ура!
— А-а-а-а-а… -понеслось над площадью. В небо полетели шапки и цветы.
— Тридцать лет прошло с тех пор, как вы меня выбрали. Тридцать лет!-мэр всхлипнул.-Но сейчас всё будет по-другому… Он вытер кулаком набежавшую слезу
— Сейчас у нас будет праздник!
Над толпой пронёсся удивлённый гул.
— Да, друзья, у нас теперь каждый год в этот день, вернее, в эту ночь, будет праздник. Да. Я вас поздравляю. С праздником. С праздником вас, дорогие горожане! Ура!
— Ура-а-а-а-а!
Никто и никогда не поздравлял ещё Петра с праздником. Да он толком и не знал. Что это такое. В их городе, сколько Пётр себя помнил, никогда не было никаких праздников. И поэтому Пётр точно не знал: хорошо это или плохо, радоваться ему или нет? Но, судя по тому, что все вокруг ликовали и обнимались, Пётр решил, что это всё же хорошо и крепко поцеловал Алевтину.
— Поехали скорее домой, дорогой,-попросила она.-я хочу спать, ведь завтра на работу.
— Конечно, дорогая.
Он легонько нажал на газ и посигналил. Тимофей на патрульной машине снова двинулся чуть впереди. Люди с неохотой уступали им дорогу. Петру казалось. Что они плывут на огромной лодке по широкой реке, и воды этой реки, пенясь, расступаются перед ними, и затем эта людская пена смыкается сзади. Только лодка это их автобус, а река это улица наводнённая людьми, идущими им на встречу. Наконец они подъехали к фабричному общежитию.
— Я только сейчас заметила, какой огромный наш дом,-сказала Алевтина.
— Да, — подтвердил Пётр,-он один занимает целый квартал.
Многоэтажное кирпичное строение возвышалось над ними серой громадой. Тусклам жёлтым светом горели бесконечные ряды окон, казалось, что эти ряды сливаются в одну жёлтую полосу, которая исчезает во тьме. Они подъехали к главному входу, здесь, как и по всюду, всё было забито радостными горожанами. Пётр открыл двери и в автобус хлынули родственники и друзья ткачих. Бережно, чтобы не разбудить спящих и находящихся в трансе, женщин начали выносить из автобуса. Возле дверей их подхватывали десятки рук, и Пётр увидел, как, плавно покачиваясь, поплыли ткачихи над головами горожан. Каждый хотел коснуться их полуобнажённых, измученных изнуряющей песней тел.
Страница
8 из 9
8 из 9
