Черный день

А потом из-за циркуляции воздушных масс черное облако накрыло все Северное полушарие густой пеленой, вполне достаточной для того, чтобы ни один солнечный луч не достиг опустошенной поверхности. Кажется, от чего-то подобного погибли динозавры. Все повторялось, не зря древние считали, что история совершает полный круг. Только тогда всему виной был астероид, а на это раз люди справились без посторонней помощи.

Разумеется, это произошло не в мгновение ока. Но однажды запущенный, процесс было уже не остановить. Всего через одиннадцать дней после Армагеддона, на третье сентября, годовщину всеми давно забытой бойни, выжженную землю саваном укрыл серый снег. И он уже не растаял. Напротив, становилось все холоднее и холоднее. У Саши не было с собой термометра, но по ощущениям ему казалось, что уже начало ноября. Минус пять, минус десять градусов. Днем, ночью — все равно, между ними уже почти нельзя было увидеть разницы. Одновременно с морозом наступала Тьма. На самом деле, именно она была первична, холод был лишь ее следствием.

Только изредка непостижимо далекие звезды проглядывали сквозь прорехи в наброшенном на мир покрывале. Их свет был слаб, но он напоминал Данилевскому о том, что мир еще существует. Если исчезнут и они… Если эта зима и эта ночь продлится еще не один год, то…

Яркой вспышкой, предостерегающим сигналом в сознание ворвалась мысль: «Прекрати!» Саша бы рад запретить себе думать, но не мог. Его мысли никогда не подчинялись ему.

Итак, если тьма не рассеется в ближайшие несколько месяцев, это означает… что все кончено. Все биологические виды планеты, кроме, быть может, самых стойких микробов и бактерий, исчезнут. Но даже если кто-то из людей и сможет пересидеть катастрофу в безопасном месте, имея запас воды и продовольствия… выйдя из своего убежища, они обнаружат себя стоящими посреди настоящего кладбища. И это гораздо страшнее, чем ледниковый период. Земля будет напоминать Марс — мертвый, холодный мир, непригодный для какой бы то ни было жизни. Абсолютно чужой. Зачем полеты к мирам других звезд? Другой мир сам идет к нам в гости — встречайте. И выжившие позавидуют мертвым черной завистью.

Но не ему. Он умрет очень скоро. Если холод станет арктическим, или, тем более, марсианским, его не спасет даже теплая шуба, даже десять шуб — он не сможет дышать, его легкие заледенеют, как и его кровь.

Миллионы убитых задешево

Протоптали тропу в пустоте,-

Доброй ночи! Всего им хорошего

От лица земляных крепостей!

«Господи, узнать бы, кто за это в ответе»… — думал Александр, заходясь в приступах сухого, лающего кашляя. Какая-то странная слабость во всем теле. Синдром хронической усталости? Может быть. Но все вместе больше походило на воспаление легких. А то, что его немного поташнивало, говорило в пользу лучевой болезни.

Почему-то парень не подумал, что у него вполне могло быть и первое, и второе, и третье.

Он шел и размышлял об истории, конец которой ему довелось застать. Это было окончательное решение всех вопросов мировой политики: разрешение всех межнациональных конфликтов, всех территориальных споров. Радикальное и окончательное, как эвтаназия.

В день он проходил едва ли километров пятнадцать.

У его выносливости имелись четкие пределы, установленные самой его природой, но они не шли ни в какое сравнение с теми барьерами, которые воздвигала перед ним взбесившаяся погода.

«Бабье лето» в этом году не порадовало ни одним теплым деньком.

К концу сентября температура упала настолько, что никакая одежда уже не могла защитить от ледяного дыхания Зимы. Похоже, к ядерной присоединилась зима обычная — и вместе они решили расправиться с остатком людей быстро и безжалостно.

После одного часа ходьбы в этом антарктическом аду Саша чувствовал себя так, будто отмахал три смены кузнечным молотом (естественно, он мог знать об этом лишь приблизительно). Все кости ломило, все мышцы горели. Хотелось одного — лечь и не вставать хотя бы целые сутки.

Но самым страшным испытанием был даже не холод, а невиданной силы ветер, стихавший всего на несколько часов в сутки.

Повинуясь вселенскому закону подлости, его направление почти всегда было противоположно Сашиному. То есть дул он тому исключительно в лицо и хлестал парня, как плеть жестокого надсмотрщика, словно задавшись целью сорвать и без того почти невесомую плоть с его костей. Саше оставалось лишь стиснуть зубы и закрыться колючим шарфом, оставив небольшую «смотровую щель» для глаз. Защитить глаза помогли лыжные очки, которыми он разжился в магазине спорттоваров. Они прилегали к лицу не очень плотно, видимо, из-за особенностей строения черепа, поэтому поток ледяного воздуха всегда достигал своей цели.

Луч фонаря скользнул по покатым крышам, наполовину занесенным снегом. Данилевский замер на месте и тут же потерял интерес к этому селу.