Сердце Инженера

— И «норы» рыть…

— Куда без этого, — сказал Молот, идя по коридору и заглядывая во все двери по очереди. — Ну, тока не в таких масштабах уже.

Мы нашли нужную комнату.

— Масштабы действительно… того, — сказал я. — Завораживают…

Законченная картина стояла на старом облупленном пианино.

— Эпично, — сказал Молот.

— Хоть щаз в пособие, — кивнул я.

Кроме прочего, на картине была изображена Нора. Самая настоящая нора, со всеми ее завихрениями и клубящимися черными протуберанцами. Из нее выходил, одной ногой еще утопая в черном тумане, а другой уже твердо ступая к подножию центральной площади, самый настоящий Выползень. Со всеми его щупальцами и перепончатыми крылами. Похожие на букашек люди разбегались в разные стороны, стягом поверженной стороны клонился смятый рекламный щит, над городом занималась алая заря…

— Довольно натуралистично, — сказал Молот.

— И как угадал вообще, — пожал плечами я, прислушиваясь к хрюканью и визгам, доносящимся с кухни.

— Берем? — спросил Молот, как-то неуверенно, бочком-бочком, подступаясь к пианино.

Я утвердительно кивнул.

Хозяин клоповника, непрошенный и нежданный автор шедевра, представление которого пред очи досужей публики грозило столькими бедствиями и потрясениями, хрюкал и повизгивал на кухне, торжествующе гремел там какой-то посудой.

Молот подошел к старому, с циферблатным набором, телефону, висящему в коридоре.

— Але, скорая? — сказал он в трубку дребезжащим старушечьим голосом. — Приезжайте срочно! Сосед у нас тут совсем умом трехнулись. Кричат, ругаютси, орут благим матом — аж через стенку слышно. Не в первый раз… Да… буйный, да… Алкоголик, да… Записывайте адрес!

Прикрыв трубку, Молот вытаращил на меня разноцветные глаза и пошевелил в воздухе пальцами.

— Найди пока, во что завернуть, — прошептал он, кивком указывая на приставленную к стене картину.

— Вот и номер два, — сказал Молот, въезжая на парковку.

Мы были в самом сердце Фабрики Красоты и Успеха. Здесь беспрерывный конвейер выталкивал в мир нескончаемое множество поводов для зависти, превосходное сырье для сладких мечтаний и унизительных мысленных сравнений. Ресурс, питающий миллионы, заставляющий стремится… к чему? Не все ли равно.

Здесь занимались штамповкой золотых медалей, которые должны стать призом в игре, в которой, вот уж действительно, главное не победа, а участие. Вливайся, в рупор кричали отсюда, стремись к тому, на что мы укажем, и не прогадаешь, приятель.

О, яркий, о блистающий мир!

Иногда я особенно сильно люблю свою работу…

Мы отметились на посту охраны курьерами. В подтверждение Молот внушительно потряс картиной, запакованной в рулон розовой оберточной бумаги с красными сердечками — оставить ее в машине он не решился.

— Видал, как посмотрел на нас? — спросил я, пока шли к лифтам. — Прям приценивался. Достойны ли типа?

— А ты думал! — довольно крякнул Молот. — Гламур заразителен. У них тут походу даже уборщица в бахилах «Джимми чу» полы драет.

Мы поднялись на нужный этаж. Прямо у дверей лифта сидела секретарша, интересная своей блузкой.

— Хммм, — сказал Молот, глядя на нее. — Нам главного редактора…

— Вам назначено?

— Несомненно.

— Ваши фамилии?

— Дольче, — сказал я, воздвигая над ее столом вытянутый указательный палец. — И Габбана.

— Ага, — сказала девица, следя за манипуляциями моего пальца. — Да… Это, конечно…

Девица нахмурилась, следя за кончиком пальца. На лице ее отображалась сложнейшее напряжение всех внутренних ресурсов. Наконец она просветлела, подняв взгляд на мою голову.

— Ой, а это натуральный цвет?

Я не сразу понял, что она имеет в виду.

— Натуральный, — сказал я, убирая указательный палец. — Знаете стишок про лопату и дедушку?

— Старина Цепеш, — покивал Молот, улыбаясь воспоминаниям. — Под конец совсем чокнулся. Хорошо хоть, вы не были родственниками…

Я выразительно посмотрел на него. Молот замолчал.

Мы проследовали вперед. Вокруг кипела суета, бегали туда-сюда люди с печатью одухотворенности на лице, звонили соловьиными трелями телефоны, и кто-то громко, с наслаждением, ругался по-английски, поминая рыбу сибас, пробки и Леди Гагу.

Главный редактор оказалась дамой в летах, с волосами, собранными как у балерины, в тугой пучок, и в строгих очках с золотой оправой. На мой вкус ей не хватало только депутатского флажка на лацкане. На выдранной титульной странице журнала, с фотографией и редакторской колонкой про секс-игрушки, которую выдал нам Балалайка в качестве ориентировки, она выглядела моложе.

— Мы по поводу вашего романа, — сказал я с порога.