Причиной, наверное, всех главных несчастий в моей жизни являлся мой кузен Джо Мэлвин. Этот поистине неудачной судьбы человек имел удивительную способность притягивать неприятности. Причем, они случались со всеми людьми, которые его окружали, а чаще остальных — с ним самим…
Добавить в моё избранное
31 мин, 31 сек 3103
Десятки раз он чуть не попадал под поезд, сотни раз — под лошадь, бесчисленное множество раз резался всевозможными предметами. А окружающим его объектам приходилось даже хуже. Вспомнить хотя бы беднягу Джима Тэтчера, к которому мой кузен зашел погостить, — лишь только нога гостя переступила порог, как труба у Джима на кухне по неизвестной причине лопнула, и весь первый этаж дома залило водой. Долго еще потом Джим проклинал моего кузена, возясь с мебелью и коврами у себя в жилище. Случались вещи и похуже. Не буду сейчас рассказывать о том, как бесчисленное множество раз он втягивал меня во всевозможные передряги, ведь все они мелки и ничтожны на фоне того кошмара, который по его вине приключился со мной пару лет назад. Именно об этом кошмаре я и хотел вам рассказать.
В ту ночь я, как никогда раньше, ощутил всю хрупкость своего бытия в этом, казалось бы, привычном для меня мире, лишенного тайн и былого величия. Перед моими глазами совсем на короткое время распахнулась завеса, скрывающая истинный облик доселе неизвестного ни мне, ни вам безжалостного зла. Бедняге Джо Мэлвину пришлось еще хуже… Будь я тысячу раз уверен в том, что по-другому и не могло быть, но лучше бы я так никогда и не увидел того, что с ним теперь произошло. Ведь это послужило последней каплей сумасшествия, безвозвратно поглотившего мой разум. Оно заставляет меня просыпаться в холодном поту и заново повторять слоги едва произносимой молитвы — бесконечное число раз, пока сон вновь не ублажит моё больное сознание. А в перерывах между этими безумными рифмами я громко проклинаю культ Эрлу, отвратительнейший из всех культов, когда-либо существовавших во Вселенной. Разрази меня гром за то, что я так безрассудно сжег все бумаги моего кузена. Теперь я безнадежно пытаюсь вспомнить фразы тех молитв, и, не имея другой надежды на спасение, продолжаю их повторять сотни раз за день, наивно пытаясь угадать давно забытые слова.
Весной 1929 года после внезапной кончины сразу обоих моих родителей я со своей семьей решил, наконец, покинуть столь ненавистный мне Лондон и перебраться в более тихое и уединенное местечко. Этому способствовало и настояние нашего семейного врача, который в начале года обследовал моего сына Артура и подтвердил у него наличие наследственной миопатии, встречавшейся в нашем роду так же у моего прадеда. В связи с прогрессирующей мышечной дистрофией и, как следствие, слабостью костей Артуру запрещено было посещать школу и вообще выходить из дому. О поправке не могла идти и речь — лечения, как такового, вовсе не было, но все же, врач порекомендовал нам переехать в более безопасное место, нежели Лондон, и немедленно приступить к лечебной физкультуре.
Это не могло быть отложено на долгое время, тем более для меня, столь любящего отца, и я, выпросив в издательстве двухмесячный отпуск, вместе с женой и сыном отправился в деревушку Мэдфилд, лежащую немного севернее Абердина.
Местечко это находится в чаше холмов, скрывающих его от остального шумного мира. Никогда ранее не ощущал я столь величественную тишину, окутавшую здешние края. Многочисленные канавы и каменистая рельефность требовали осторожности при ходьбе. В километре от деревни, вдоль реки, изгибаясь между крутыми холмами, поросшими хвойным лесом, стелется темная проселочная дорога, ведущая на запад к Олфорду. Тут дважды в день проезжал автобус из Абердина и обратно. От нее мы направились по заросшей редкой травой и мхом тропе, змеившейся у подножий крутых холмов, на юг и вскоре были уже на месте. Сама деревня представляла собой несколько двухэтажных домиков неизвестной мне архитектуры и тем более не характерной для здешних краев, выстроившихся амфитеатром вокруг развалин старой готической церкви, за которой в лесу расположилось кладбище. В самом его центре я успел разглядеть пару причудливых статуй, на короткое время приковавших к себе мой взгляд.
Пройдя вглубь деревушки, любому бы из вас сразу бросился в глаза протеснившийся между двумя рядами сараев, небольшой особняк из темно-красного кирпича, выглядевший очень величественно на фоне остальных домиков, даже не смотря на его ветхие и обшарпанные стены. Весьма необычную особенность придавала дому окружающая растительность, — в буквальном смысле заросли, скрывающие жилище от окружающего мира. Меня очень поразила кора этих деревьев, совершенно не свойственная здешнему климату. Дело в том, что она была не шершавей, а наоборот — чрезвычайно гладкой. Листва еще не распустилась, и голые силуэты деревьев с их кривыми, переплетающимися ветвями, моментально оживляли в памяти характерную картину из какой-нибудь страшной сказки.
На крыльце у самой двери дома, опираясь на стену, стоял мужчина в длинном осеннем плаще, небрежно опустив свои массивные руки в карманы. Этого человека я легко мог узнать по такой, характерной для него, позе, — его не с кем ни спутаешь. Это был Джо Мэлвин. Именно здесь последние пару лет и проживал мой кузен.
В ту ночь я, как никогда раньше, ощутил всю хрупкость своего бытия в этом, казалось бы, привычном для меня мире, лишенного тайн и былого величия. Перед моими глазами совсем на короткое время распахнулась завеса, скрывающая истинный облик доселе неизвестного ни мне, ни вам безжалостного зла. Бедняге Джо Мэлвину пришлось еще хуже… Будь я тысячу раз уверен в том, что по-другому и не могло быть, но лучше бы я так никогда и не увидел того, что с ним теперь произошло. Ведь это послужило последней каплей сумасшествия, безвозвратно поглотившего мой разум. Оно заставляет меня просыпаться в холодном поту и заново повторять слоги едва произносимой молитвы — бесконечное число раз, пока сон вновь не ублажит моё больное сознание. А в перерывах между этими безумными рифмами я громко проклинаю культ Эрлу, отвратительнейший из всех культов, когда-либо существовавших во Вселенной. Разрази меня гром за то, что я так безрассудно сжег все бумаги моего кузена. Теперь я безнадежно пытаюсь вспомнить фразы тех молитв, и, не имея другой надежды на спасение, продолжаю их повторять сотни раз за день, наивно пытаясь угадать давно забытые слова.
Весной 1929 года после внезапной кончины сразу обоих моих родителей я со своей семьей решил, наконец, покинуть столь ненавистный мне Лондон и перебраться в более тихое и уединенное местечко. Этому способствовало и настояние нашего семейного врача, который в начале года обследовал моего сына Артура и подтвердил у него наличие наследственной миопатии, встречавшейся в нашем роду так же у моего прадеда. В связи с прогрессирующей мышечной дистрофией и, как следствие, слабостью костей Артуру запрещено было посещать школу и вообще выходить из дому. О поправке не могла идти и речь — лечения, как такового, вовсе не было, но все же, врач порекомендовал нам переехать в более безопасное место, нежели Лондон, и немедленно приступить к лечебной физкультуре.
Это не могло быть отложено на долгое время, тем более для меня, столь любящего отца, и я, выпросив в издательстве двухмесячный отпуск, вместе с женой и сыном отправился в деревушку Мэдфилд, лежащую немного севернее Абердина.
Местечко это находится в чаше холмов, скрывающих его от остального шумного мира. Никогда ранее не ощущал я столь величественную тишину, окутавшую здешние края. Многочисленные канавы и каменистая рельефность требовали осторожности при ходьбе. В километре от деревни, вдоль реки, изгибаясь между крутыми холмами, поросшими хвойным лесом, стелется темная проселочная дорога, ведущая на запад к Олфорду. Тут дважды в день проезжал автобус из Абердина и обратно. От нее мы направились по заросшей редкой травой и мхом тропе, змеившейся у подножий крутых холмов, на юг и вскоре были уже на месте. Сама деревня представляла собой несколько двухэтажных домиков неизвестной мне архитектуры и тем более не характерной для здешних краев, выстроившихся амфитеатром вокруг развалин старой готической церкви, за которой в лесу расположилось кладбище. В самом его центре я успел разглядеть пару причудливых статуй, на короткое время приковавших к себе мой взгляд.
Пройдя вглубь деревушки, любому бы из вас сразу бросился в глаза протеснившийся между двумя рядами сараев, небольшой особняк из темно-красного кирпича, выглядевший очень величественно на фоне остальных домиков, даже не смотря на его ветхие и обшарпанные стены. Весьма необычную особенность придавала дому окружающая растительность, — в буквальном смысле заросли, скрывающие жилище от окружающего мира. Меня очень поразила кора этих деревьев, совершенно не свойственная здешнему климату. Дело в том, что она была не шершавей, а наоборот — чрезвычайно гладкой. Листва еще не распустилась, и голые силуэты деревьев с их кривыми, переплетающимися ветвями, моментально оживляли в памяти характерную картину из какой-нибудь страшной сказки.
На крыльце у самой двери дома, опираясь на стену, стоял мужчина в длинном осеннем плаще, небрежно опустив свои массивные руки в карманы. Этого человека я легко мог узнать по такой, характерной для него, позе, — его не с кем ни спутаешь. Это был Джо Мэлвин. Именно здесь последние пару лет и проживал мой кузен.
Страница
1 из 9
1 из 9
