Добавить в моё избранное
29 мин, 55 сек 10781
Вертясь на месте, Артур повторно осмотрел комнату. Комната на его глазах претерпела изменения. Она раздалась вширь. Вместо окошка серебрились две узкие оконные арочные щели с крестовинами рам и выбитыми стёклами; колыхались лоскутья прозрачной ткани, дующий откуда-то ветерок приводил их в движение. Над его кроватью и над кроватью друга на стене появились спаренные литые газовые светильники, через матовые плафоны лился размытый приглушённо-жёлтый свет. От одной стены к другой по полу, прямо под кровать Артура, мела позёмка: невысокие снежные волны, поднимая блестящую пену-пыль, плавно текли, наползая друг на друга и растворяясь где-то с неприятным ледяным шелестом.
Артур тяжело вздохнул. Облачко пара сорвалось с губ и повисло перед его лицом.
Внезапно сильный порыв ветра ворвался в комнату, сорвал её с петель. Поднимая серебристо-туманное облако, она бесшумно упала на пол.
Вверх от порога поднялась полупрозрачная искристая завеса.
Послышался скрип снега под чьими-то тяжёлыми шагами в коридоре. Замерли они перед самою дверью. Целую вечность, так показалось Артуру, длилось зловещее затишье. Артур сидел, не шелохнувшись; стук сердца, бешено бившегося в груди, отдавался шумом и свистом в ушах. Молчание прервалось, раздался отрывистый грудной кашель. Издалека, сквозь вой ветра, шум метели, через плотный занавес снега донеслась отрывистая неразборчивая речь. Артур съёжился, вобрал голову в плечи. Мрачное предчувствие холодными тонкими змеями шевельнулись в районе солнечного сплетения, и медленно поползло вниз живота. «Бандиты ножнами забили насмерть старика; его жену раздели донага, привязали к лошади и возили по степи, пока та не околела». Жуткий голос, от которого по коже шёл мороз, отдавал приказания. Второй, подобострастный, соглашался. «С тех пор она заманивает к себе путников и расправляется с ними». «Зачем?» «Мстит». «Кому?» «Мужчинам… за погибель свою и мужа».
Жуткий голос за дверью высказался с недовольством и незамедлительно весь дом затрещал, как старый костюм, по швам. Со стен с ужасным треском осыпались заиндевелые снежные комья. Отвалилась кое-где мелкими и крупными фрагментами штукатурка, обнажилась кирпичная кладка. Очередной порыв ветра сотряс стены, из швов полетела известковая пыль раствора. И внутрь, через образовавшиеся многочисленные щели заструились длинные тонкие нити ветра с нанизанными на них бисеринками-снежинками.
Ледяная пощёчина ветра привела Артура в чувство.
Он соскочил на заснеженный пол босыми ступнями, не чувствуя кожей смертельно обжигающего ледяного пламени снега.
Снежные нити ветра обвили его и начали закручиваться, будто вокруг веретена, сковывая его движения. Справившись с трудом с препятствием, он выскочил в коридор, тоже существенно изменившийся. Та часть, которая должна вести в кухню, терялась в непроглядной глубине, тьма скрывала конец, утопающий в снежной круговерти. Сквозь прорехи в потолке за происходящим безучастно наблюдали равнодушные холодные звёзды. Пол коридора покрыт прочным настом, закруглившимся у стен. Со стен свисают клочья матерчатых обоев. С уцелевших стропил свисают прозрачные сосульки, играющие радужно в лунных лучах. В остывшем морозном воздухе висел удручающий запах чужой, ядовито-уродливой зимней промёрзшей ночи, сдобренной как пирожное щедро серебряной ванилью лунного света.
Артур бросился назад в комнату к кровати, где спал Петька.
— Петька! — закричал он и сдёрнул одеяло. На кровати вместо друга, повторяя полностью его контуры, покоился снежный вал.
Артур повернулся на пятках вокруг, ища друга.
— Петька! — сорвался на визг его голос, — Петька, ты где?
Новый порыв ветра обрушил потолок в спальне. Артур едва успел, пятясь, отойти к двери и упал, запнувшись о лежащую дверь. Ветер с силой вогнал в комнату, как шар в лузу, очередной крупный заряд снега.
Барахтаясь, Артур сумел-таки подняться и, сохраняя шаткое равновесие, придерживаясь руками за косяки, вышел в коридор. Не успел сделать и шага, как возникшая из снежной взвеси расплывчато-снежная фигура заставила отшатнуться. Перед ним стояла старуха, хозяйка дома, в вязаной кофте с накинутой на плечи светло-серой шалью. С её бледно-мертвенного лица длинными струпьями свисала полуистлевшая землисто-серая кожа, обнажая подвергшиеся тлению кости черепа. Из глазниц выпирали округлые мутно-серые льдинки.
Мандибула у старухи дёрнулась, будто она собиралась что-то сказать, и повисла на левой связке, покачиваясь. Угрожающе заблестели жемчужной белизной удивительно ровные, сохранившиеся в целости зубы.
«Она мстит… мстит мужчинам… может отомстить и нам»… «Нам-то за что?» «За то, что мы — мужчины… Ей всё равно: виновен или нет… Она обуреваема жаждой мести»…
Из безобразно открытого рта вырвалось небольшое туманно-снежное облачко, моментально превратившееся в серо-фиолетовую птицу, растущую в размере и меняющую в полёте форму.
Артур тяжело вздохнул. Облачко пара сорвалось с губ и повисло перед его лицом.
Внезапно сильный порыв ветра ворвался в комнату, сорвал её с петель. Поднимая серебристо-туманное облако, она бесшумно упала на пол.
Вверх от порога поднялась полупрозрачная искристая завеса.
Послышался скрип снега под чьими-то тяжёлыми шагами в коридоре. Замерли они перед самою дверью. Целую вечность, так показалось Артуру, длилось зловещее затишье. Артур сидел, не шелохнувшись; стук сердца, бешено бившегося в груди, отдавался шумом и свистом в ушах. Молчание прервалось, раздался отрывистый грудной кашель. Издалека, сквозь вой ветра, шум метели, через плотный занавес снега донеслась отрывистая неразборчивая речь. Артур съёжился, вобрал голову в плечи. Мрачное предчувствие холодными тонкими змеями шевельнулись в районе солнечного сплетения, и медленно поползло вниз живота. «Бандиты ножнами забили насмерть старика; его жену раздели донага, привязали к лошади и возили по степи, пока та не околела». Жуткий голос, от которого по коже шёл мороз, отдавал приказания. Второй, подобострастный, соглашался. «С тех пор она заманивает к себе путников и расправляется с ними». «Зачем?» «Мстит». «Кому?» «Мужчинам… за погибель свою и мужа».
Жуткий голос за дверью высказался с недовольством и незамедлительно весь дом затрещал, как старый костюм, по швам. Со стен с ужасным треском осыпались заиндевелые снежные комья. Отвалилась кое-где мелкими и крупными фрагментами штукатурка, обнажилась кирпичная кладка. Очередной порыв ветра сотряс стены, из швов полетела известковая пыль раствора. И внутрь, через образовавшиеся многочисленные щели заструились длинные тонкие нити ветра с нанизанными на них бисеринками-снежинками.
Ледяная пощёчина ветра привела Артура в чувство.
Он соскочил на заснеженный пол босыми ступнями, не чувствуя кожей смертельно обжигающего ледяного пламени снега.
Снежные нити ветра обвили его и начали закручиваться, будто вокруг веретена, сковывая его движения. Справившись с трудом с препятствием, он выскочил в коридор, тоже существенно изменившийся. Та часть, которая должна вести в кухню, терялась в непроглядной глубине, тьма скрывала конец, утопающий в снежной круговерти. Сквозь прорехи в потолке за происходящим безучастно наблюдали равнодушные холодные звёзды. Пол коридора покрыт прочным настом, закруглившимся у стен. Со стен свисают клочья матерчатых обоев. С уцелевших стропил свисают прозрачные сосульки, играющие радужно в лунных лучах. В остывшем морозном воздухе висел удручающий запах чужой, ядовито-уродливой зимней промёрзшей ночи, сдобренной как пирожное щедро серебряной ванилью лунного света.
Артур бросился назад в комнату к кровати, где спал Петька.
— Петька! — закричал он и сдёрнул одеяло. На кровати вместо друга, повторяя полностью его контуры, покоился снежный вал.
Артур повернулся на пятках вокруг, ища друга.
— Петька! — сорвался на визг его голос, — Петька, ты где?
Новый порыв ветра обрушил потолок в спальне. Артур едва успел, пятясь, отойти к двери и упал, запнувшись о лежащую дверь. Ветер с силой вогнал в комнату, как шар в лузу, очередной крупный заряд снега.
Барахтаясь, Артур сумел-таки подняться и, сохраняя шаткое равновесие, придерживаясь руками за косяки, вышел в коридор. Не успел сделать и шага, как возникшая из снежной взвеси расплывчато-снежная фигура заставила отшатнуться. Перед ним стояла старуха, хозяйка дома, в вязаной кофте с накинутой на плечи светло-серой шалью. С её бледно-мертвенного лица длинными струпьями свисала полуистлевшая землисто-серая кожа, обнажая подвергшиеся тлению кости черепа. Из глазниц выпирали округлые мутно-серые льдинки.
Мандибула у старухи дёрнулась, будто она собиралась что-то сказать, и повисла на левой связке, покачиваясь. Угрожающе заблестели жемчужной белизной удивительно ровные, сохранившиеся в целости зубы.
«Она мстит… мстит мужчинам… может отомстить и нам»… «Нам-то за что?» «За то, что мы — мужчины… Ей всё равно: виновен или нет… Она обуреваема жаждой мести»…
Из безобразно открытого рта вырвалось небольшое туманно-снежное облачко, моментально превратившееся в серо-фиолетовую птицу, растущую в размере и меняющую в полёте форму.
Страница
9 из 10
9 из 10
