Добавить в моё избранное
36 мин, 37 сек 10994
Я видел сверху. Это было страшно. Я решил, что не пойду дальше, ближе к городу, лучше передохну здесь немного, и поднимусь обратно в воздух — покружу ещё в небе, скоро станет светлее и я смогу лучше рассмотреть этот проклятый Найрат. Спущусь пониже, чтобы точно понять, насколько хорошо его охраняют, и что вообще здесь происходит. А потом вернусь назад, расскажу, что видел, залезу в свою палатку и буду спать, пока меня кто-нибудь не распинает. Может за мои сегодняшние подвиги Калаас подарит мне хорошие сны.
Но эти сны я должен был заслужить, а для этого мне нужно было что-то сделать. И чем быстрее я это сделаю, тем быстрее смогу вернуться. Что-то вроде ненависти к Ллойту шевельнулось во мне — такое сухое и призрачное чувство, как и он сам, но я решил не думать пока об этом. Я смогу поненавидеть его потом, перед сном — да, и может в моём хорошем сне у него, например, лопнет голова или он отравится рандиной стряпней и будет долго мучиться. Я тряхнул головой, смахивая с лица улыбку, снова посмотрел на город и заметил там что-то, чего не было раньше. Там, впереди, между стенами невидимых в темноте домов перемигивались какие-то огни — голубые и оранжевые. Что-то, не похожее на факелы, что-то не похожее на свет огня. Как будто чьи-то глаза, внимательно следящие за мной. Они вспыхивали и гасли, высвечивая какой-то ритм, и почти вогнали меня в приторный мутный сон — прямо здесь, возле теплых камней, среди ночи. Я не должен был туда идти, но всё равно пошёл. Эти огни манили меня, они как будто звали, подавая знаки лично мне. Я сделал знак шитоу, чтобы она ждала меня тут — она протестующе шикнула на меня, дёрнула головой и уселась на землю, подобрав под себя крылья, сама стала похожа на камень, неотличимый от соседний тёмных камней. Её глаза слабо мерцали, отражая неведомый странный свет, чуть не усыпивший меня, но потом она закрыла их и сделала вид, что дремлет. Я не должен был идти, мне нельзя было приближаться к городу. Я знал это, так же, как знал, что не нужно идти к той ведьме несколько лет назад. Я часто чувствую что-то опасное, но проблема в том, что это никогда меня не останавливает. Как будто я шёл в бездну живого песка — с каждым шагом всё сложнее будет вернуться назад, но не потому что что-то не пускает назад, а потому что тащит вперёд — любопытство, или отчаянное желание испытать страх. Мне часто бывает страшно. Последние годы — почти всё время. Если страха нет, значит, что-то не так. Огни перемигивались впереди, шитоу осталась сзади и внимательно слушала, вспарывая ночную тишину своими острыми ушами. На моих ладонях ещё оставался призрак тепла её кожи и тепла тех камней, возле которых она теперь пряталась, но холодный воздух уже обнимал меня своими невидимыми руками — ещё чуть-чуть и я замёрзну, и как только у меня начнут стучать зубы, я вернусь назад. Это было так просто — такая простая ловушка. Но я всегда считал себя очень глупым, и я всегда попадал в простые ловушки. Я был уже очень далеко от шитоу и очень близко к городу, когда почувствовал присутствие людей. Свет всё ещё мерцал впереди, но уже тускнел, и было видно, как он растворяется в воздухе, мигая мне на прощание. А потом они вышли из своих укрытий — их было не так уж много, и хотя они были вооружены какими-то странными предметами, сначала я их не испугался. Их лиц не было видно — только смазанные тени, чуть более яркие, чем тьма вокруг, чуть более чёткие и пахнущие потом и чем-то маслянистым, и незнакомым. Именно этот запах и напугал меня — люди не могут так пахнуть. Это запах машин, больших и неживых, машин, которыми кто-то управляет. Нет, люди не могут так пахнуть. Если только они не пропитались этим запахом насквозь, если только это масло не текло теперь в их венах вместо крови. Я хотел сказать им что-то смешное, вроде — ребята, не надо на меня нападать, я тут просто гуляю, а может что-то ужасно смелое — не трогайте меня и останетесь живы. Но они не собирались меня трогать, они просто стояли и смотрели на меня, покачивая своим оружием, и обволакивали меня этим запахом, и тогда страх взорвался во мне огненной вспышкой — сначала где-то в животе, загудел в костях, заставляя меня дрожать, и этот внутренний жар, сплеснувшийся с холодным воздухом масляной ночи, чуть не свёл меня с ума. У них была красная кровь — во всяком случае у тех, кто стоял ближе ко мне. Такая ослепительно-красная, она надломила своей яркостью унылую темноту, и они закричали — эти странные люди, которые оказались совсем обычными. Один из них пытался размахивать несуществующей уже рукой, разбрызгивая вокруг себя ещё больше крови, слишком много и слишком ярко, второй упал молча, потому что ему нечем уже было кричать. Другие тоже орали — я не мог разобрать слов, потому что их голоса слились в сплошной оглушительный поток, который проходил сквозь мою голову и вымывал из неё всё мысли. Потом сзади — оттуда, где когда-то сияли мёртвые огни — раздался ещё один голос. Он принадлежал какой-то женщине, и звучал так сильно и громко, что перекрыл собой этот безумный гомон.
Но эти сны я должен был заслужить, а для этого мне нужно было что-то сделать. И чем быстрее я это сделаю, тем быстрее смогу вернуться. Что-то вроде ненависти к Ллойту шевельнулось во мне — такое сухое и призрачное чувство, как и он сам, но я решил не думать пока об этом. Я смогу поненавидеть его потом, перед сном — да, и может в моём хорошем сне у него, например, лопнет голова или он отравится рандиной стряпней и будет долго мучиться. Я тряхнул головой, смахивая с лица улыбку, снова посмотрел на город и заметил там что-то, чего не было раньше. Там, впереди, между стенами невидимых в темноте домов перемигивались какие-то огни — голубые и оранжевые. Что-то, не похожее на факелы, что-то не похожее на свет огня. Как будто чьи-то глаза, внимательно следящие за мной. Они вспыхивали и гасли, высвечивая какой-то ритм, и почти вогнали меня в приторный мутный сон — прямо здесь, возле теплых камней, среди ночи. Я не должен был туда идти, но всё равно пошёл. Эти огни манили меня, они как будто звали, подавая знаки лично мне. Я сделал знак шитоу, чтобы она ждала меня тут — она протестующе шикнула на меня, дёрнула головой и уселась на землю, подобрав под себя крылья, сама стала похожа на камень, неотличимый от соседний тёмных камней. Её глаза слабо мерцали, отражая неведомый странный свет, чуть не усыпивший меня, но потом она закрыла их и сделала вид, что дремлет. Я не должен был идти, мне нельзя было приближаться к городу. Я знал это, так же, как знал, что не нужно идти к той ведьме несколько лет назад. Я часто чувствую что-то опасное, но проблема в том, что это никогда меня не останавливает. Как будто я шёл в бездну живого песка — с каждым шагом всё сложнее будет вернуться назад, но не потому что что-то не пускает назад, а потому что тащит вперёд — любопытство, или отчаянное желание испытать страх. Мне часто бывает страшно. Последние годы — почти всё время. Если страха нет, значит, что-то не так. Огни перемигивались впереди, шитоу осталась сзади и внимательно слушала, вспарывая ночную тишину своими острыми ушами. На моих ладонях ещё оставался призрак тепла её кожи и тепла тех камней, возле которых она теперь пряталась, но холодный воздух уже обнимал меня своими невидимыми руками — ещё чуть-чуть и я замёрзну, и как только у меня начнут стучать зубы, я вернусь назад. Это было так просто — такая простая ловушка. Но я всегда считал себя очень глупым, и я всегда попадал в простые ловушки. Я был уже очень далеко от шитоу и очень близко к городу, когда почувствовал присутствие людей. Свет всё ещё мерцал впереди, но уже тускнел, и было видно, как он растворяется в воздухе, мигая мне на прощание. А потом они вышли из своих укрытий — их было не так уж много, и хотя они были вооружены какими-то странными предметами, сначала я их не испугался. Их лиц не было видно — только смазанные тени, чуть более яркие, чем тьма вокруг, чуть более чёткие и пахнущие потом и чем-то маслянистым, и незнакомым. Именно этот запах и напугал меня — люди не могут так пахнуть. Это запах машин, больших и неживых, машин, которыми кто-то управляет. Нет, люди не могут так пахнуть. Если только они не пропитались этим запахом насквозь, если только это масло не текло теперь в их венах вместо крови. Я хотел сказать им что-то смешное, вроде — ребята, не надо на меня нападать, я тут просто гуляю, а может что-то ужасно смелое — не трогайте меня и останетесь живы. Но они не собирались меня трогать, они просто стояли и смотрели на меня, покачивая своим оружием, и обволакивали меня этим запахом, и тогда страх взорвался во мне огненной вспышкой — сначала где-то в животе, загудел в костях, заставляя меня дрожать, и этот внутренний жар, сплеснувшийся с холодным воздухом масляной ночи, чуть не свёл меня с ума. У них была красная кровь — во всяком случае у тех, кто стоял ближе ко мне. Такая ослепительно-красная, она надломила своей яркостью унылую темноту, и они закричали — эти странные люди, которые оказались совсем обычными. Один из них пытался размахивать несуществующей уже рукой, разбрызгивая вокруг себя ещё больше крови, слишком много и слишком ярко, второй упал молча, потому что ему нечем уже было кричать. Другие тоже орали — я не мог разобрать слов, потому что их голоса слились в сплошной оглушительный поток, который проходил сквозь мою голову и вымывал из неё всё мысли. Потом сзади — оттуда, где когда-то сияли мёртвые огни — раздался ещё один голос. Он принадлежал какой-то женщине, и звучал так сильно и громко, что перекрыл собой этот безумный гомон.
Страница
2 из 10
2 из 10
