Пыльные окна

Все эти люди, на миг пробудившись, снова продолжали спать.

Плавно опускались на землю, поудобнее сворачивались, подкладывая руки под головы.

Уруту медленно поднялся с песка. Стряхнул с рукава песок.

— Нарушаешь кодекс. — проскрипел он, кривя рот. — Не умеешь стадом управлять, а лезешь на пастуха! Смотри, проводник, как бы кто из моих куколок пневмонию из-за тебя не подхватил…

Сил на мысленный разговор у него сейчас не было. Впрочем, как и у меня.

— Это ваш кодекс, не мой. А из-за тебя они не только пневмонию подхватить могли. Кукловод хренов.

— Ну прекрати. — улыбнулся он. — я очень бережно отношусь к человеческому ресурсу. И очень не люблю, когда на мои котлеты лезут какие-то левые мухи.

Лицо у него свело яростной гримасой.

— Зажрался ты, любезный. — сказал я спокойно. — Я пожалуй тебе пропишу диету. Побудешь вегетарианцем, шлаки выведешь, жирок сбросишь.

— Я тебя не выпущу. — пообещал он, приближаясь. — Прямо здесь зарою. У меня на сегодня запланированы дела поважнее, чем разбираться с таким щенком, как ты.

Мне стало тоскливо.

— Да зачем вы к нему прицепились, вы все? Оставьте мальчишку в покое.

— О чем ты? — проскрипел серый человек с каким-то даже недоуменным выражением. — А, понятно… Нет, мальчик, я здесь не из-за вашего Вектора. Для меня он бесполезен.

— Почему? — я даже удивился.

— Я не смогу его ни в чем убедить. Впрочем, я полагаю, как и вся ваша контора.

— Тогда в чем дело?

— В тебе. — серый человек остановился, развел руками. — Ты прервал противоборство с Каскавеллой. Помешал нам, нарушил традицию. Впрочем, это неважно. Я бы и так сломал его. Но ты вклинился, ты смешал карты.

— Чего ты от меня хочешь?

— Бейся со мной! — он сделал шаг навстречу. — Я всегда чтил традиции! Бейся!

Он скоро, наверное, начнет ногой песок рыть, как бык на корриде.

— Как хочешь. — я пожал плечами. — Если я выиграю — ты проваливаешь из города. Вместе со всей своей бандой. Устроит?

— Ты не сможешь.

Его крутило. Оборвав подпитывающие его нити человеческих эмоций, я наверное случайно повредил пару шестеренок у него в голове.

— Уберешься из Краснорецка, как миленький. — сказал я. — Вместе с нукерами. Таковы правила.

— Зачем тебе город? Ты же не Пастырь, ты Проводник!

Он не понял. Решил, что я хочу занять его место. Было бы забавно. Сидел бы тут как паук, ко мне бы приезжали всякие хмыри со всей страны. Начальник курорта.

— Хватит разговоров. — я сделал шаг по направлению к нему.

Он легко скользнул мне навстречу. Он был в хорошей форме, этот серый невзрачный тип средних лет, с лицом без особых примет.

На всякие фокусы сил у него уже не хватало, поэтому он коротко пнул меня ногой в живот.

Такого я не ожидал. Втягивая воздух, согнулся пополам.

Он ухватился лапой за мое плечо, ударил кулаком, снизу вверх.

Тут я уже сориентировался, смог увернуться. Его убийственный удар лишь прошел вскользь. Зацепил меня костяшкой за губу. Я ударил его носком ботинка по голени.

Уруту крякнул, теряя равновесие. Уже в падении я добавил ему прямым в лицо.

Он шлепнулся в песок.

Я качнулся, чуть не упав следом. Губу саднило, я почувствовал солоноватый привкус крови. Сплюнул.

Серый человек ворочался на песке, как жук. Уцепился за мою штанину, махнул кулаком.

Я поддал ему носком ботинка под ребро. Он взвыл.

— Уймись! — зашипел я, сплевывая кровь.

Он меня вывел. Очень захотелось разделать его под орех, выбить из него дурь. Я начал терять контроль.

Я от души вмазал ему ногой.

А потом еще и еще. Я едва не падал, перед глазами гуляли багровые круги. Но я продолжал пинать его ногами, с радостью, с нечеловеческим наслаждением слушая бессильный хрип.

— Больно?! — закричал я. — Говори, больно?!

Каково ему? Тому, кто привык жить за счет чужой боли. Кто привык воровать чужую радость, чужую любовь, чужие сны. Оставляя вместо ярких цветных пятен болезненную серую пустоту. Может ли он сам почувствовать боль?

Я все таки потерял равновесие, споткнулся, упал на песок рядом с ним.

Серый человек лежал молча, скрючившись в позе эмбриона. Наверное, он все-таки умел чувствовать боль.

Меня накрыло откатом. Сердце колотилось так, словно готовилось прорвать грудную клетку и ускакать прочь, в черные воды водохранилища.

Когда все это закончится, если я еще буду жив, то окажусь в дурдоме. Скорее всего так.

Меня мутило, мир плыл перед глазами. В горле застыл комок. Удушье.

Я потянулся руками к шее, непроизвольно, автоматически. И наткнулся на холодные чужие пальцы. Они сжимали мое горло.

Я распахнул глаза.