Добавить в моё избранное
252 мин, 23 сек 4033
Отдельные ноты, мелодии и фрагменты, оказываются, имеют форму, цвет и объем! Только это не те формы, цвета и объем, которые мы видим в нашем обычном мире. Но как же они божественно прекрасны! Я могу сосредочиться на каком-нибудь из них, погрузиться в него полностью ― и тогда он становится дверью, вратами, через который я проваливаюсь в еще один бесконечный мир, полный волшебства. Это… немыслимо. Я не подозревал ни о чем подобном, даже не знал, что так может быть.
Боже, каким страшным стал мой почерк! Удивительно, впрочем, что я все еще в состоянии писать. С трудом разобрал предыдущую запись. Я уже не читаю, а, скорее, угадываю, что там написано, пользуясь своими новыми способностями к постижению.
Хочу добавить кое-что по поводу расширившегося восприятия. У меня появилась теория на этот счет. Мне кажется, из-за отказа органов чувств освободились присущие сознанию способности непосредственно воспринимать реальность. Или того, что я принимаю за реальность. Оглядываясь назад, я вижу, что эти способности нарастали постепенно, по мере угасания ощущений тела.
То, что я принимал за ухудшение зрения, было им; но на него накладывались картины, доставляемые сознанию другими способами, о которых в обычном состоянии мы не имеем понятия. То, что казалось цветными пятнами и лентами, было фрагментами иного мира, который наложен на наш и пронизывает его из своего, более высокого, полагаю, измерения. Я не понимал этого и не мог видеть его целиком, воспринимая лишь кусочки, казавшиеся мне ошибочными сигналами умирающего зрения. Сейчас мне открывается величественная картина бытия, но она слишком непонятна, слишком чужда человеческому разуму, чтобы можно было привычно развесить ярлыки и описать ее в виде доступной сознанию схемы. Говоря коротко, я вижу (еще одно негодное слово) грандиозный мир, который не в силах упорядочить и описать.
Мне удалось увидеть (за неимением лучшего продолжу использовать это слово), как возникает то, что мы считаем нашим обычным миром ― миром, в котором прежде мы ходили на работу, а сейчас сражаемся с зомби. Я вспомнил, что много раз видел это, когда был маленьким ребенком и еще не умел говорить. Сначала есть (снова неадекватное слово) лишь пустота, в которой, словно водоворот, стремительно вращается нечто. Этому нечто нет названия; оно представляет собой все, что есть ― как бы первичный материал бытия. У него нет качеств, свойств, формы, но его можно воспринимать ― хотя того, кто может его воспринять, тоже пока нет; сначала должен появиться мир, в котором будет наблюдатель. Оно видится, но нет того, кто его видит. Нет, наш язык определенно никуда не годен. Затем, в какой-то внезапный момент, по неизвестной причине водоворот вдруг меняет свое движение, фрагменты этого нечто соединяются ― словно слипаются ― определенным образом, и возникает наш мир. Это происходит мгновенно, без усилий и какого-либо движения, при том что водоворот, как кажется, движется. Точно так же мир распадается обратно. Но это не выглядит разрушением. Я сравнил бы это с тем, как бывает, когда дети вечером разбирают созданные в течении дня сооружения из конструктора и укладывают детали в коробку, чтобы наутро начать все заново.
Процесс создания-распада повторяется постоянно, каждый раз, когда человек засыпает и просыпается. За долгие годы я слишком укоренился в теле и утратил способность видеть это, но сейчас, со смертью тела, она снова ко мне вернулась.
Обнаружилась удивительная штука. Если изменить фокусировку восприятия, намеренно сосредоточившись, то поразительные по красоте и загадочности вещи, которые я вижу, но не понимаю, вдруг обретают смысл; мне хочется верить, что я научился непосредственно воспринимать суть явлений. Смысл ― будто еще одно измерение вещей, координатная сетка, которую мы набрасываем на реальность (очередное бессмысленное слово!), чтобы поймать ее и объяснить. В понимании, как мне сейчас кажется, нет никакой пользы, но с ним мы чувствуем себя спокойнее.
Небольшое усилие ― и прекрасный калейдоскоп волшебного немыслимого нечто оборачивается скопищем объектов и явлений, подчинненных стройным законам и связанных между собой строго определенными взаимодействиями. У них есть признаки, особенности, причины и следствия; а у самых продвинутых из них ― людей и некоторых других существ ― даже намерения и воля. Так интересно! Конечно, объектный мир скучнее, в нем совсем нет волшебства; зато его можно исследовать, классифицировать и описывать. Это тоже очень увлекательно.
Но, может статься, ― и эта мысль пугает меня, ― что добытый подобным образом смысл является полностью… бессмысленным. В таком знании может скрываться бездна практической пользы, но, обладая им, мы все равно будем бесконечно далеки от истинного понимания сути используемых нами вещей и явлений. Еще больше я боюсь того, что слова «истинное понимание» являются столь же безнадежными, что и прочие. Похоже, в реальности нет ничего, на что их можно было бы навесить.
Боже, каким страшным стал мой почерк! Удивительно, впрочем, что я все еще в состоянии писать. С трудом разобрал предыдущую запись. Я уже не читаю, а, скорее, угадываю, что там написано, пользуясь своими новыми способностями к постижению.
Хочу добавить кое-что по поводу расширившегося восприятия. У меня появилась теория на этот счет. Мне кажется, из-за отказа органов чувств освободились присущие сознанию способности непосредственно воспринимать реальность. Или того, что я принимаю за реальность. Оглядываясь назад, я вижу, что эти способности нарастали постепенно, по мере угасания ощущений тела.
То, что я принимал за ухудшение зрения, было им; но на него накладывались картины, доставляемые сознанию другими способами, о которых в обычном состоянии мы не имеем понятия. То, что казалось цветными пятнами и лентами, было фрагментами иного мира, который наложен на наш и пронизывает его из своего, более высокого, полагаю, измерения. Я не понимал этого и не мог видеть его целиком, воспринимая лишь кусочки, казавшиеся мне ошибочными сигналами умирающего зрения. Сейчас мне открывается величественная картина бытия, но она слишком непонятна, слишком чужда человеческому разуму, чтобы можно было привычно развесить ярлыки и описать ее в виде доступной сознанию схемы. Говоря коротко, я вижу (еще одно негодное слово) грандиозный мир, который не в силах упорядочить и описать.
Мне удалось увидеть (за неимением лучшего продолжу использовать это слово), как возникает то, что мы считаем нашим обычным миром ― миром, в котором прежде мы ходили на работу, а сейчас сражаемся с зомби. Я вспомнил, что много раз видел это, когда был маленьким ребенком и еще не умел говорить. Сначала есть (снова неадекватное слово) лишь пустота, в которой, словно водоворот, стремительно вращается нечто. Этому нечто нет названия; оно представляет собой все, что есть ― как бы первичный материал бытия. У него нет качеств, свойств, формы, но его можно воспринимать ― хотя того, кто может его воспринять, тоже пока нет; сначала должен появиться мир, в котором будет наблюдатель. Оно видится, но нет того, кто его видит. Нет, наш язык определенно никуда не годен. Затем, в какой-то внезапный момент, по неизвестной причине водоворот вдруг меняет свое движение, фрагменты этого нечто соединяются ― словно слипаются ― определенным образом, и возникает наш мир. Это происходит мгновенно, без усилий и какого-либо движения, при том что водоворот, как кажется, движется. Точно так же мир распадается обратно. Но это не выглядит разрушением. Я сравнил бы это с тем, как бывает, когда дети вечером разбирают созданные в течении дня сооружения из конструктора и укладывают детали в коробку, чтобы наутро начать все заново.
Процесс создания-распада повторяется постоянно, каждый раз, когда человек засыпает и просыпается. За долгие годы я слишком укоренился в теле и утратил способность видеть это, но сейчас, со смертью тела, она снова ко мне вернулась.
Обнаружилась удивительная штука. Если изменить фокусировку восприятия, намеренно сосредоточившись, то поразительные по красоте и загадочности вещи, которые я вижу, но не понимаю, вдруг обретают смысл; мне хочется верить, что я научился непосредственно воспринимать суть явлений. Смысл ― будто еще одно измерение вещей, координатная сетка, которую мы набрасываем на реальность (очередное бессмысленное слово!), чтобы поймать ее и объяснить. В понимании, как мне сейчас кажется, нет никакой пользы, но с ним мы чувствуем себя спокойнее.
Небольшое усилие ― и прекрасный калейдоскоп волшебного немыслимого нечто оборачивается скопищем объектов и явлений, подчинненных стройным законам и связанных между собой строго определенными взаимодействиями. У них есть признаки, особенности, причины и следствия; а у самых продвинутых из них ― людей и некоторых других существ ― даже намерения и воля. Так интересно! Конечно, объектный мир скучнее, в нем совсем нет волшебства; зато его можно исследовать, классифицировать и описывать. Это тоже очень увлекательно.
Но, может статься, ― и эта мысль пугает меня, ― что добытый подобным образом смысл является полностью… бессмысленным. В таком знании может скрываться бездна практической пользы, но, обладая им, мы все равно будем бесконечно далеки от истинного понимания сути используемых нами вещей и явлений. Еще больше я боюсь того, что слова «истинное понимание» являются столь же безнадежными, что и прочие. Похоже, в реальности нет ничего, на что их можно было бы навесить.
Страница
58 из 69
58 из 69
