Песок в глазах

— Это не без причины, конечно. Он такой гадости навидался, что дай Боже.

— Давно ты с ним знаком?

— Я, считай, с пеленок с ним в походы хожу. Однажды мы даже в Долину Смерти спускались. В декабре, кажется, когда пекла нет. Там столько побрякушек индейских нашли: и наконечники копий, какие-то ожерелья, ножи, даже кое-какие, вроде бы, ритуальные были.

— А медальоны? — Нокс вдруг вспомнил ту бляшку, что лежала в полуоткрытом бардачке багги.

— Были, — кивнул Робб. — Но мы ничего себе не оставляли. У Теодора много разных вещей от индейцев. На товарной площади были? Так вот на север от нее, далеко от города, есть индейское поселение. Тео там частый гость. Они ему какой-то оберег даже изготовили, давно уже. Вот сколько помню, как он его принес в дом, так и носит все время. То на шее, то куда закинет, но чтобы из дому без него выйти — никогда такого не было. Ему уже лет десять наверно.

— Постой, а ты его родственник?

— Нет. Я так, оборванец с товарной площади. Не знаю, кто мои родители, в глаза никогда их не видел. Лет десять мне было, когда Теодор меня забрал с улицы.

— Просто так взял и забрал?

— Да. Сказал: давай, парень, ко мне перебирайся. Я и пошел. Вот живу уже четырнадцатый год у него, в экспедиции с ним хожу. Везде говорит, что я его племянник. Я и как сын его тоже сошел бы, но в Калифорнии Теодора слишком хорошо знают, и ни за что бы не поверил никто, что у него вдруг сын появился.

— Почему?

— Он одиночка. Привык все один делать, жить один. Даже в леса эти один не боится ходить. А сюда в одиночку лучше не соваться, многие путники так и гибли здесь.

Нокс медленно опустил миску на землю и внимательно взглянул на Робба.

— От чего они гибли? — спросил он. — От лап хищников?

— Как бы ни так! — Робб сдвинул кепку на затылок. — Тут не дураки живут, никто безоружным не выходит. Да и те, кто за себя постоять не может, сюда не суется.

— Тогда почему же они погибают здесь?

— А вы Теодора спросите. Он знает все, что здесь творится. Хотя лучше вам и не знать этого.

Робб задрал подбородок и принял самый что ни на есть серьезный вид. Нокс перевел взгляд на Лоуэлла. Беззаботность исчезла с его лица, он сосредоточенно изучал карту и переговаривался со своими товарищами. Нокс подумал, что теперь его пугали вовсе не те загадочные огоньки во тьме, а сам Лоуэлл. Слишком уж многого он не договаривал, как и не договаривали его товарищи.

ГЛАВА 3.

Теодор Лоуэлл проснулся раньше всех. Утреннее солнце осветило верхушки сосен и пробивалось сквозь стволы, тонкие полоски света ложились на землю и медленно ползли по ней. Собаки мирно спали, положив широкие морды на лапы, никто за всю ночь не встревожил их. Лоуэлл не уповал на их защиту, но был точно уверен, что тревогу есть кому поднять. Костер на ночь не тушили, это была прихоть самого Лоуэлла. Он считал, что никому и в голову не взбредет нападать на лагерь, где пытает яркий огонь. Для него костер был единственной защитой от всего, чего он боялся. Лоуэлл разгреб тлеющие угольки, но не стал добавлять дров. Высоко над его головой вскрикнула сова и сорвалась с ветки вслед за добычей, которую она заметила среди деревьев.

Лоуэлл провел рукой по шее и убедился, что медальон по-прежнему висит на ней. Он ни за что бы не позволил себе самому выйти в этот лес без личного оберега, который сделали ему друзья из индейского племени. Он всегда был суеверен, с самого своего детства, и всякий медальон, будь он на удачу или для защиты, имел для него особенное значение. Лоуэлл вернулся в палатку и достал из нее ружье, которое Нокс предусмотрительно вернул. Он считал, что оружие ему не понадобится, да и видно было, что одного его только вида он на дух не переносит. Лоуэлл не знал, что было причиной этому, но любопытство не оставляло его даже теперь. Ему всегда нравились чужие истории, в особенности истории страхов, ненависти и привычек. Лоуэлл глубоко вдохнул запах хвои и костра, повесил за спину заметно полегчавший рюкзак и двинулся по тропе, прямо противоположной той, по которой он с Ноксом достиг лагеря.

Как бы ни хотелось ему идти тише, а ветки под ногами как назло хрустели очень звучно. При каждом звуке Лоуэлл морщился, но продолжал идти на полусогнутых ногах, держа наготове ружье. Воздух с утра был настолько холодным, что изо рта шел пар. Натянув на лицо тот самый шарф, в котором он приехал на товарную площадь, Лоуэлл отогнул широкую можжевеловую ветку, сломанную ветром, и вышел на опушку. С нее хорошо были видны верхушки деревьев далеко внизу. Под его ногами шел крутой спуск, по которому было очень опасно идти: одно неверное движение, и можно было переломать шею и несколько ребер, да и то в лучшем случае. Лоуэлл перевел взгляд вправо, но ничего хорошего его там не ждало. Скалы оказались слишком крутыми, по обрывам он прыгать не умел. Тогда он посмотрел в противоположную сторону.