Немой Мазохизм

Не будь таким наивным и не ожидай от людей того же — он допивает содержимое алкоголя и ставит стакан на барную стойку с громким стуком. А я всё так же рыдаю задыхаясь. Думаю о том, что будет потом. После. После всего этого. Не хочу. Я представить не могу что буду делать. Что со мной будет.

Он встаёт, снимает плащ. Тот летит на пол с металлическим стуком от мелочи в карманах. Я лежу на животе уткнувшись носом в подушку, а он садится на меня сверху, почти невесом и целует в шею. Гладит меня по спине. Водит языком по моему уху. Чувствую запах табака и алкоголя. Щекотно. Приятно. Снова это ощущение. Это влечение. Это невыносимое влечение от которого становится больно.

Ты знаешь, Грэмм… — говорит мне на ухо в пол голоса — я с ума схожу от твоей внешности, но я тебя не знаю… я не понимаю тебя, потому мне трудно тебя принимать и воспринимать больше чем просто «никак». Прости — снова целует меня в шею.

Всё это время я ходил как в прострации. Как в коматозе. Всё что у меня было, это неизвестность того, кто я и безумная одержимость им. И ничего более. Наверное я мог его понять, почему он говорит, что не знает меня. Я сам себя не знал, а оттого не понимал, можно ли меня вообще за что-то любить или могу ли я быть хоть кому-то нужным.

Он засыпает со мной. Он впервые засыпает со мной в одно время. Но я не сплю. Еще пол ночи я просто лежу рядом, смотрю на его лицо в лунном свете и просто держу за руку. Вспоминаю всё то, что он говорил мне сегодня и снова собираюсь ныть. Сдерживаюсь. Касаюсь его лица. Трогаю его губы, а он в ответ касается губами моих пальцев. Просыпается. Я разбудил его.

Ты чего не спишь, а? — трогает меня за волосы.

Мне не хватает тебя днём.

Он продолжительно смотрит на меня, говорит, что я чертовски красив. Притягивает меня к себе, целует. Он открывает свой рот и проводит языком по моим губам. Я не умею целоваться так как это делают другие. Я не умею делать того, что Гарэтт делает с другими. Я отрываюсь от его губ. Чувствую какое-то стеснение. Чувствую себя неумело и глупо. Ничтожно.

Тебе не нравится? — он держит меня за подбородок и водит пальцем по моим губам, а я говорю о том, что переживаю подобное впервые, что он первый кто меня касается и вообще, что чувствую себя беспомощно и глупо — м-хаха… мне это нравится… — гладит меня по лицу, снова целует улыбаясь — нравится… иди ко мне, м?

Он тянет меня за руку на себя, ложит на своё место, а сам садится сверху как и этим вечером… так же лёгок и так же невесом. Нависает надо мной, а я только подымаю глаза вверх чтоб увидеть его лицо. Его волосы спадают на меня. Он снимает мою рубашку, целует мой подбородок, мою шею… говорит, что обожает моё тело, проводит своим языком по моему животу.

Со мной это впервые и я был уверен, что ничего подобного никогда не было, ведь в таком случае я едва ли бы смог такое забыть. Мы так близко словно… я не знал, с чем это сравнить… он был настолько близко… настолько близок. Мне всегда казалось, что люди не могут быть настолько близко. Так чувствовать друг друга. Сумасшедшее ощущение. Я не хотел чтоб оно заканчивалось.

Жарко. Тяжело дышать. У него холодное лицо и липкие волосы. Онемели пальцы. Что со мной происходит? А он смеётся, говорит, что так иногда бывает, целует меня и ложит мне на живот свою голову, а я глажу его волосы и скоро мы засыпаем под рассвет…

Был ли я с ним резок когда говорил всё это, про то что мне плевать и тому подобное? Наверное да. Я говорил ему всё это больше не потому, что мне на него плевать, а для того, чтоб он не мнил себе слишком многого. Он полагал, что если он отдал себя человеку, то и человек тут же должен отдать ему себя. Увы, в жизни всё было устроено иначе и зачастую, отдавая себя целиком ты ничего не получаешь взамен и это нормально. А он верил в какой-то равноценный обмен или что-то в этом роде. Весьма наивно и весьма ошибочно.

Я сижу на подоконнике, курю, сегодня он просыпается не в семь, а на четыре часа позже. Потирает глаза. Улыбается мне. Счастливее чем вчера.

Гарэтт… я так рад тебя помнить.

Он говорит это с таким облегчением, с таким счастьем в голосе, будто исчезло всё лишнее и остался лишь я.

И тебе доброго утра. Ты в порядке?

Что это было? Это… — он вспоминает то, что было ночью, с таким упорством — мне это приснилось?

Что именно?

Это… мы… ты и я… — чешет голову, задумывается — мы целовались и…

Это был секс — улыбаюсь — странно, что ты узнал о нём только в свои 17.

Невероятно… — говорит как-то ошарашенно. Он и сам ошарашенный. Будто открыл что-то запретное — я хочу повторить, Гарэтт.

Хаха… ну ты смешной!

Как же близко ты был… Я не знал, что ты можешь быть настолько близко.

Да… отлично… слушай, сейчас придёт эээ… кто-то и если ты попробуешь на него накинуться, я вышвырну тебя отсюда в миг.