Немой Мазохизм

Тянет руку к моему лицу. Гладит меня. Не отрываю от него взгляда. Он снова говорит, что я невероятно красив. Приближается. Осторожно целует меня в губы. Отвечаю ему. Алкоголь дал в голову. Чувствую свободу и лёгкость. Влечение. Дикое влечение. Расслабленность. Хватаю его за воротник рубашки и с силой тяну на себя. Он вгрызается в мои губы, случайно раздирает порез, который сам же мне недавно и оставил. Кровь. Привкус крови во рту. Металлический. Я лежу на барной стойке, а он сидит на мне, кровь течёт по подбородку, стекает по шее. Противно и щекотно. Он слизывает ее языком, облизывает мою шею, целует. Опять и опять.

Почему я это делал? Не из-за страха. Это было влечение. Чистое влечение. Иногда я сам ему удивлялся не понимая откуда оно вообще возникло и почему меня всегда так к нему тянуло. Даже сейчас, после всего того, что произошло. Мне было будто пофиг. Был шок, но вместе с ним было так же какое-то безразличие. Было странно.

Он толкает меня так, что я от страха просыпаюсь.

В чём дело?

Подымайся! Мы уезжаем! — он кидает в меня сумкой, говорит чтоб я собирал своё шмотьё, да побыстрее.

Куда? Зачем? Почему? Что-то случилось?

Он стоит смотрит на меня безумным взглядом. Руки в боки. Зол.

Ах, ну конечно, ты не помнишь… как всегда. Собирайся, я сказал!

Он меня пугает. Пугает своим поведением. Почему он был так зол? На что? Я сижу, просыпаюсь, а он снова меня толкает, говорит, чтоб я пошевеливался. Тру своё плечо, встаю, одеваю ту одежду которую Гарэтт мне дал, говорю, что у меня нет больше вещей. А он смотрит и просит меня собрать его таблетки, алкоголь и немного еды из холодильника. Сам собирает свои вещи, роется в кредитных картах, закуривает, кидает пачку сигарет с зажигалкой в сумку.

Ты собрался?

Да… я готов.

Давай выметайся — подталкивает меня вперёд из квартиры, берёт пару сумок, закрывает дверь на ключ и мы идём к машине.

На улице уже день, мы долго проспали. Дождь. Холодно. Пасмур. Довольно дерессивно. Серое небо и раскаты грома. Кажется, скоро начнётся ливень. Гарэтт отдаёт мне свой плащ, а сам одевает балахон, капюшон на голову.

Куда мы едем?

Залазь! — снова подталкивает меня. Как-то грубо.

Машина пропахла дорогим парфюмом, сигаретным дымом и ароматическими ёлочками. На полу валяются упаковки от таблеток и пачки от презервативов. На сиденьях пакеты от чипсов и банки от пива. Выходные у кого-то удались. Стряхиваю всё это на пол, сажусь. Он заводит мотор и мы незамедлительно трогаемся с места. В окно бьёт дождь, в машине играет что-то тяжёлое. Стёкла потеют от сигаретного дыма. Включены дворники. Туда-сюда… туда-сюда…

Гарэтт? Почему мы уехали?

Ты снова ничего не помнишь, так?

Чего не помню? Что я должен помнить?

Вид у него был такой, будто он знает что-то страшное, но не уверен стоит ли мне это говорить или нет. Он пугал меня этим. Он молчал всю дорогу, злой на меня. Он был злым.

Почему ты злишься на меня? Гарэтт?

А он только издаёт короткий смешок, глотает пару таблеток, кидает на меня презрительный взгляд и отводит глаза в сторону.

Ты решил отвезти меня в Рединг?

Мы едем в Ливерпуль.

Что!!! — теперь я вообще ничего не понимал — но почему?

Слушай, заткнись и не задавай лишних вопросов!

Не злись на меня, пожалуйста… Гарэтт? — касаюсь его руки, а он убирает свою — почему ты на меня злишься? Что я сделал не так?

Он просто смотрит на дорогу и молчит. У него бледное лицо, бледные губы и мокрые волосы.

У тебя губа разбита, Гарэтт… — тянусь к его губам — что случилось?

Убери руки! — с силой отмахивается от меня. По-прежнему зол.

Сажусь с ногами на сиденье, закутываюсь в его плащ и отворачиваюсь к окну. Ужасно обидно. Я чувствовал себя просто отвратно. Мы ехали молча часа два. Позже остановились у придорожной забегаловки.

Ты голоден?

Киваю. По-прежнему смотрю на него обиженно и ничтожно. Он берёт пачку сигарет, ключи. На улице всё так же идёт дождь. Серое небо. Вокруг никого.