Немой Мазохизм

Накидываю на голову его плащ. Забегаловка практически пуста. Он заказывает себе кофе, а я блинчики. Гарэтт сидит напротив меня и смотрит на меня с какой-то жалостью, но в то же время злостью. У него тёмные круги под глазами от недосыпа и наркоты, бледные губы с ярко красным порезом, матовая бледная кожа. Смотрит на меня своими огромными светло-голубыми глазами. Улыбаюсь ему, а он отворачивается от меня и смотрит в окно. По крыше лупит дождь, так что на всю забегаловку слышно. Я оставляю свои блины в покое и подхожу к нему. Он смотрит на меня из под лобья, а я просто обнимаю его. Нежно. Аккуратно. Прижимаю его к себе. Касаюсь своими губами его шеи. Прошу его не злиться.

Пожалуйста, Гарэтт… я не понимаю, почему ты злишься на меня. Не делай этого. Мне больно… — он позволяет мне обнимать себя, но потом всё равно отстраняет, кладёт ногу на ногу и закуривает. Стряхивает пепел в блюдечко.

Давай пошевеливайся. Нам надо поспешить.

Я заканчиваю с завтраком, а после мы снова отправляемся в путь. Мы проезжаем Лутон, Ковентри, Лестер. Скоро окажемся в Шеффилде, а после сделаем еще одну остановку в Манчестере. Так говорит Гарэтт. Он говорит только о направлении и больше не отвечает ни на какие мои вопросы. Он глотает пару таблеток амфетамина чтоб не сказывалось недосыпание и даже не смотрит на меня. Весь этот день мы проводим в дороге. Почему-то у меня ломит всё тело и с этой ломотой я уже проснулся. Засыпаю на пол пути в Ливерпуль. Просыпаюсь оттого, что Гарэтт трогает моё лицо.

Ммм… привет… — глажу его руку, улыбаюсь ему.

Подымайся. Мы приехали.

Гарэтт всё так же напряжён, всё так же холоден и жесток. Забирает сумки из машины и мы подымаемся в здание из красного кирпича. Что-то вроде котеджа, смотрится очень уютно. Весь двор в жёлтых опавших листьях. Мокрая трава.

Мы проходим внутрь. Он кидает ключи на стеклянный столик и идёт к барной стойке, шарится по шкафам. Из алкоголя только бутылка бурбона. Закатывает глаза. Ему этого мало. Лезет в сумки за своим пивом.

Распакуй сумки, а… — он садится на барную стойку, открывает и хлещет из горла. Ужасно уставший. А я беру сумки и разлаживаю еду. Убираю вещи. Осматриваю дом. Две спальни, зал, кухня, раздельная ванная, во дворе скамейка. Уютный семейный домик.

Чей это дом?

Мы жили здесь раньше. До переезда в Лондон.

Так это твой родительский дом! Ух ты!

Слушай, ложись спать. Уже поздно.

Я не пойду без тебя — подхожу к нему, обнимаю за талию, прижимаюсь головой к его животу.

Ты будешь спать отдельно.

Что? — смотрю на него недоумённо — нет… нет! Гарэтт!

Ты что-то сказал? — смотрит на меня всё тем же жестоким взглядом.

Пожалуйста… я хочу спать с тобой… Мы ведь всегда спали вместе. Что изменилось с тех пор?

Он делает такое же лицо как и тогда когда я спрашивал, почему он зол на меня. Смотрит на меня продолжительным взглядом. Снова говорит, чтоб я шёл ложиться спать, а сам берёт плащ, ключи от машины, упаковку таблеток.

Скоро буду.

Куда ты?! — повышаю голос, спрашиваю это нервно.

Я знал, куда он шёл. Снова по своим барам. Снова снимать кого-то. Снова.

Что встал? Прокачусь и приеду — отодвигает меня в сторону и уходит.

Я опять остаюсь один. Я ненавидел эти вечера. Эти пустые вечера. Я ненавидел Гарэтта за то, что он так спокойно мог просто свалить куда-то, оставив меня. Ненавидел и обожал его независимость. Эту его лёгкость. Я снова сажусь на подоконник и жду его. Как и всегда. Жду его весь вечер. Неважно, что мы спим по разным комнатам, я не хотел идти спать без него.