283 мин, 15 сек 6318
Боялся, что потеряю его. Что в одно из своих маленьких путешествий в мир удовольствия он так и не вернётся назад.
Он лежал неподвижно. Почти невесомая голова на моих коленях. Я держал его в руках и гладил по волосам, а он всё так же постанывал и касался губами моих пальцев. Тогда я почему-то начинал плакать.
Гарэтт… я умоляю тебя не делать этого. Слышишь? — говорю ему на ухо, но он не слышит.
В эти моменты он никогда меня не слышал. Он был где-то в другом месте. Не здесь. Не со мной. Я был один.
Я начал ненавидеть его наркоманию. Я начал ненавидеть наркоманию в нем.
А через пару часов его отпускало, он смотрел на меня закатывающимися глазами, так, будто ему было больно.
Ты в порядке? Гарэтт? — глажу его по лицу, а он отводит от меня взгляд.
Нет. Не в порядке. Принеси чего-нибудь выпить.
Может не надо? — спрашиваю осторожно.
Может заткнёшься!? — а он срывается на крик.
Он стал ужасно нервным, ужасно грубым. Другим. Будто ему правда всегда было больно.
Протягиваю ему бутылку, сажусь на то же место, где он сидит между моими ногами и глажу его волосы. Он откупоривает пробку и пьёт прямо из горла не озаботившись взять стакан.
Тебе больно, да?
Больно? — переспрашивает — да… больно.
Что у тебя болит?
Там… внутри… знаешь?
Может к врачу?
Нет. Ты меня не понял. У меня не тело болит.
Я не понимал, что именно он имел в виду. Он включал телевизор, каждое утро просматривал утренние новости, а потом шел пить. Снова. Но не в этот раз. По новостям говорили о пропавших людях. Почему его интересовали пропавшие люди?
Собирай сумки.
Что?
Давай, тащи барахло! Собирайся!
Мы куда-то едем?
Да, мы куда-то едем! Давай шустрее!
У меня вещей не было, так что я собирал только его вещи. Я рылся по ящикам, а он лишь поторапливал меня, говорил, чтоб я взял выпивку из бара и не забыл его таблетки. Он сидел на полу и пытался одеться. Искал свой второй ботинок.
А еду брать?
Да, возьми что-нибудь перекусить.
Он одевает свой плащ, а потом шатаясь идёт к барной стойке. За своей наркотой. Вываливает всё, что там есть. Морфин, таблетки, шприцы и еще какие-то пузырьки. Пару пачек сигарет. Всё чем он убивался. Забирает ключи и шатаясь идет до машины. Я помогаю ему спуститься. Держу его за руку.
Раннее утро. Холодно. Ощущение, что скоро пойдёт дождь. Он достаёт из багажника канистру с бензином. Еле держит ее в трясущихся руках. Заполняет бак до краёв и мы снова трогаемся с места. Он одевает свои драные перчатки, закуривает, чиркает по зажигалке тонкими бледными пальцами. Не выходит.
Давай я помогу… — беру у него зажигалку, прикуриваю, а он трогает свой нос и поворачивает ключ зажигания — куда на этот раз?
Абердин.
Это далеко?
Часов пять.
Что там?
Посмотрим… но знаешь, нам нельзя оставаться на одном месте. Через пару дней мы и оттуда уедем.
Почему мы это делаем?
Лучше тебе не знать… — открывает упаковку и глотает пару таблеток.
Что ты скрываешь от меня?
Не лезь в это.
Гарэтт?
Заткнись! Слышишь? Лучше закрой рот и не спрашивай меня больше об этом! Понял?! Ты понял меня?!
Понял… — отворачиваюсь в окно. Снова обижен.
И давай без этих соплей. Скоро ты поймёшь, что это было для тебя.
Для меня? — не понимаю его — как это может быть для меня?
Я тебя высажу у обочины если еще раз спросишь об этом.
Ладно… не заводись… — я кутаюсь в плащ, снова отворачиваюсь к окну.
Всё так же не понимаю, что он имел в виду говоря мне это. Кусаю пальцы разодранные ночью до крови. На дороге туман. Утренний холод. Не хватает чашки кофе. Машина наполнилась табачным дымом. Он у меня в голове. Он облизывает свои губы, медленно дышит и иногда посматривает на меня. Мне его не хватает.
Смотри на меня.
Что? — поворачиваюсь.
Просто смотри на меня.
Ты в порядке? — касаюсь его руки.
Нет… — а он мотает головой и только повторяет «Нет… нет».
Расскажи мне… расскажи мне, что с тобой происходит. Это важно. Слышишь? Я хочу знать…
Я не знаю почему я это делаю… — он затягивается, медленно выдыхает прерывисто дыша и снова продолжает — я не понимаю… я не должен. Раньше я бы этого не делал… Ты и всё это…
Я?
Да, ты. Дело в тебе.
Объясни мне.
Я не могу.
Тебе больно из-за меня?
Больно? — отдаётся как эхом — ты перевернул всю мою грёбаную жизнь… не в лучшую сторону и знаешь… послать бы всё к черту, но… но я не могу. Не могу хах… — он выдавливает из себя болезненный смешок и смотрит на дорогу в одну точку.
Я перевернул?
Он лежал неподвижно. Почти невесомая голова на моих коленях. Я держал его в руках и гладил по волосам, а он всё так же постанывал и касался губами моих пальцев. Тогда я почему-то начинал плакать.
Гарэтт… я умоляю тебя не делать этого. Слышишь? — говорю ему на ухо, но он не слышит.
В эти моменты он никогда меня не слышал. Он был где-то в другом месте. Не здесь. Не со мной. Я был один.
Я начал ненавидеть его наркоманию. Я начал ненавидеть наркоманию в нем.
А через пару часов его отпускало, он смотрел на меня закатывающимися глазами, так, будто ему было больно.
Ты в порядке? Гарэтт? — глажу его по лицу, а он отводит от меня взгляд.
Нет. Не в порядке. Принеси чего-нибудь выпить.
Может не надо? — спрашиваю осторожно.
Может заткнёшься!? — а он срывается на крик.
Он стал ужасно нервным, ужасно грубым. Другим. Будто ему правда всегда было больно.
Протягиваю ему бутылку, сажусь на то же место, где он сидит между моими ногами и глажу его волосы. Он откупоривает пробку и пьёт прямо из горла не озаботившись взять стакан.
Тебе больно, да?
Больно? — переспрашивает — да… больно.
Что у тебя болит?
Там… внутри… знаешь?
Может к врачу?
Нет. Ты меня не понял. У меня не тело болит.
Я не понимал, что именно он имел в виду. Он включал телевизор, каждое утро просматривал утренние новости, а потом шел пить. Снова. Но не в этот раз. По новостям говорили о пропавших людях. Почему его интересовали пропавшие люди?
Собирай сумки.
Что?
Давай, тащи барахло! Собирайся!
Мы куда-то едем?
Да, мы куда-то едем! Давай шустрее!
У меня вещей не было, так что я собирал только его вещи. Я рылся по ящикам, а он лишь поторапливал меня, говорил, чтоб я взял выпивку из бара и не забыл его таблетки. Он сидел на полу и пытался одеться. Искал свой второй ботинок.
А еду брать?
Да, возьми что-нибудь перекусить.
Он одевает свой плащ, а потом шатаясь идёт к барной стойке. За своей наркотой. Вываливает всё, что там есть. Морфин, таблетки, шприцы и еще какие-то пузырьки. Пару пачек сигарет. Всё чем он убивался. Забирает ключи и шатаясь идет до машины. Я помогаю ему спуститься. Держу его за руку.
Раннее утро. Холодно. Ощущение, что скоро пойдёт дождь. Он достаёт из багажника канистру с бензином. Еле держит ее в трясущихся руках. Заполняет бак до краёв и мы снова трогаемся с места. Он одевает свои драные перчатки, закуривает, чиркает по зажигалке тонкими бледными пальцами. Не выходит.
Давай я помогу… — беру у него зажигалку, прикуриваю, а он трогает свой нос и поворачивает ключ зажигания — куда на этот раз?
Абердин.
Это далеко?
Часов пять.
Что там?
Посмотрим… но знаешь, нам нельзя оставаться на одном месте. Через пару дней мы и оттуда уедем.
Почему мы это делаем?
Лучше тебе не знать… — открывает упаковку и глотает пару таблеток.
Что ты скрываешь от меня?
Не лезь в это.
Гарэтт?
Заткнись! Слышишь? Лучше закрой рот и не спрашивай меня больше об этом! Понял?! Ты понял меня?!
Понял… — отворачиваюсь в окно. Снова обижен.
И давай без этих соплей. Скоро ты поймёшь, что это было для тебя.
Для меня? — не понимаю его — как это может быть для меня?
Я тебя высажу у обочины если еще раз спросишь об этом.
Ладно… не заводись… — я кутаюсь в плащ, снова отворачиваюсь к окну.
Всё так же не понимаю, что он имел в виду говоря мне это. Кусаю пальцы разодранные ночью до крови. На дороге туман. Утренний холод. Не хватает чашки кофе. Машина наполнилась табачным дымом. Он у меня в голове. Он облизывает свои губы, медленно дышит и иногда посматривает на меня. Мне его не хватает.
Смотри на меня.
Что? — поворачиваюсь.
Просто смотри на меня.
Ты в порядке? — касаюсь его руки.
Нет… — а он мотает головой и только повторяет «Нет… нет».
Расскажи мне… расскажи мне, что с тобой происходит. Это важно. Слышишь? Я хочу знать…
Я не знаю почему я это делаю… — он затягивается, медленно выдыхает прерывисто дыша и снова продолжает — я не понимаю… я не должен. Раньше я бы этого не делал… Ты и всё это…
Я?
Да, ты. Дело в тебе.
Объясни мне.
Я не могу.
Тебе больно из-за меня?
Больно? — отдаётся как эхом — ты перевернул всю мою грёбаную жизнь… не в лучшую сторону и знаешь… послать бы всё к черту, но… но я не могу. Не могу хах… — он выдавливает из себя болезненный смешок и смотрит на дорогу в одну точку.
Я перевернул?
Страница
48 из 76
48 из 76