283 мин, 15 сек 6349
А ты… Ты сам напросился, Гарэтт.
Напросился?
И теперь… извини, но я тебя не развяжу… — он встаёт с постели и идёт дальше собирать стёкла с пола и замывать кровавые пятна — теперь ты никуда не уйдёшь. Ты будешь со мной. Всегда. Всегда всегда всегда.
Ты не сможешь держать меня тут вечно… скоро, либо мы уедем, либо нас найдут. Выбирай.
Он игнорирует это. Ему плевать. Его волновало только то, что было сейчас. А сейчас я был здесь, и на всё остальное он срать хотел. Он убрал осколки разбившегося ночника, замыл полы, а теперь сидел напротив меня и ожидал моей реакции.
Я тебя ненавижу!!! — ору первое, что приходит в голову.
Получаю звонкую затрещину. Аж в ушах звенит. Он хватает меня за подбородок, смотрит в глаза гневно-перепуганным взглядом, а потом резко, буквально, вгрызается в мои губы и продолжительно целует. Всасывается. Кусает так, что я вскрикиваю. Острая боль разливается по лицу. Кровь заливает мой подбородок, а он продолжает почти жевать мои покусанные губы. Мычу, пищу от боли, но отзываюсь на его прикосновения. Жёсткий, терпкий поцелуй с металлическим привкусом крови.
Он держит мою голову в своих руках и слизывает языком кровь с моего подбородка. Та течет не переставая, а он слизывает ее… снова и снова. Растёгивает мою рубашку. Кровь струйкой стекает по подбородку, шее и «застревает» в ямочке ключицы. Он спускает рубашку к рукам и принимается слизывать ее с моих ключиц. Целует мою шею. Кусает. Снова кусает. Снова эта боль. Впивается зубами в мою шею так, что я слышу как лопается кожа. Я слышу это, чувствую. Начинаю задыхаться. На какое-то мгновение я даже не могу просто вздохнуть от этой боли, но это проходит. Шея горит. Дико горит место укуса. Снова кровь. Он водит своими губами по этой крови, а потом облизывает их. Слегка касается ими моей шеи. Гладит своими руками мои руки. Касается губами моего лица. Оставляет на нём кровавый отпечаток губ.
Эй… — водит пальцем по моему животу — я тоже хочу тебя попробовать.
Что? — я уже ничего не соображаю. Лицо горит. Чувствую как разнесло губы.
Ты не против?
Не дожидается моего ответа, касается ремней на моих штанах. Нежно стягивает. Целует меня в живот. Ниже. Почему-то кажется, что он меня снова сейчас укусит. Пытаюсь оттолкнуть его перевязанными руками, он убирает их и снова склоняется. Жар. Какой-то дикий жар разливается по телу. Возбуждение. Возбуждение? Сейчас? Он касается его горячими липкими, от крови, губами. Страх, возбуждение и ничего больше. Возбуждающий страх? Так оно, наверное, и было.
Он стягивает с себя одежду, оставляет рубашку, которую я когда-то давно ему дал. Та перепачкана в брызгах крови. Он встаёт на колени касаясь моих плеч и приближается к моему уху.
Эй… а ты ведь никогда не делал этого со мной — шепчет — знаешь… я нервничаю.
Садится на меня сверху и вскрикивает от боли. Издаёт такой же звук какой всегда издавал Грэмм в этом самом моменте. Дико не хватает Грэмма. Он отпускает мои руки, цепляется ногтями за мою спину, а я беру его за талию и «помогаю». Двигаюсь с ним в такт. Всё это было странно Сейчас, но нам было плевать.
Это было забвенье. Мы снова тонули.
От накатывающего оргазма он начинает впиваться ногтями в мою спину, а я стискиваю зубы и снова мычу от удовольствия и боли. Сдавливаю в своих руках его бёдра. Потом он просто повисает на мне и не слезая сидит так еще минут десять. Не двигаясь. Не говоря. Молча.
Проходит еще три дня.
Он так и не отвязал меня. Я всё еще лежал прикованный к кровати. Тело невероятно затекло и я его уже давно не чувствовал. Онемевшие ноги и руки. Ломит кости. Ему плевать на это. Он сделает всё, лишь бы я был рядом. Он спит со мной рядом обнимая меня за талию, а по утрам протирает моё лицо влажным полотенцем. Рана на голове зажила, но голова всё так же болела. Он приносит ведро с водой, мочит полотенце в мыльной воде и протирает его. Вытирает запёкшуюся кровь с моего тела. Нежно. Злобно посматриваю на него. Ненавижу его за то, что он поставил меня в это положение. Что лишил меня свободы. Что лешил меня Меня. Я был как грёбаная марионетка. Тупо лежал и был таким как он хотел. Иногда когда у меня начинался поток отборного мата, он просто заклеивал мне рот клейкой лентой, а потом отвешивал очередную пощёчину. Его раздражало то, что я был зол. Он хотел чтоб я любил его, чтоб я был с ним без этих оков, без того, чтоб меня пришлось связывать и удерживать насильно, хотел чтоб я был только его и ничей больше. Хотел чтоб я так же любил его как он любит меня. Так же безумно, странно, маниакально.
Верни его.
О чем ты? — не понимает, или просто делает вид.
Ты понимаешь о чем я — смотрю на него вымученным взглядом — верни Грэмма.
Мне до ужаса его не хватало. Не хватало его милой наивности. Его неподдельной лёгкости и этой детской непосредственности, его инфантильности и его нежности.
Напросился?
И теперь… извини, но я тебя не развяжу… — он встаёт с постели и идёт дальше собирать стёкла с пола и замывать кровавые пятна — теперь ты никуда не уйдёшь. Ты будешь со мной. Всегда. Всегда всегда всегда.
Ты не сможешь держать меня тут вечно… скоро, либо мы уедем, либо нас найдут. Выбирай.
Он игнорирует это. Ему плевать. Его волновало только то, что было сейчас. А сейчас я был здесь, и на всё остальное он срать хотел. Он убрал осколки разбившегося ночника, замыл полы, а теперь сидел напротив меня и ожидал моей реакции.
Я тебя ненавижу!!! — ору первое, что приходит в голову.
Получаю звонкую затрещину. Аж в ушах звенит. Он хватает меня за подбородок, смотрит в глаза гневно-перепуганным взглядом, а потом резко, буквально, вгрызается в мои губы и продолжительно целует. Всасывается. Кусает так, что я вскрикиваю. Острая боль разливается по лицу. Кровь заливает мой подбородок, а он продолжает почти жевать мои покусанные губы. Мычу, пищу от боли, но отзываюсь на его прикосновения. Жёсткий, терпкий поцелуй с металлическим привкусом крови.
Он держит мою голову в своих руках и слизывает языком кровь с моего подбородка. Та течет не переставая, а он слизывает ее… снова и снова. Растёгивает мою рубашку. Кровь струйкой стекает по подбородку, шее и «застревает» в ямочке ключицы. Он спускает рубашку к рукам и принимается слизывать ее с моих ключиц. Целует мою шею. Кусает. Снова кусает. Снова эта боль. Впивается зубами в мою шею так, что я слышу как лопается кожа. Я слышу это, чувствую. Начинаю задыхаться. На какое-то мгновение я даже не могу просто вздохнуть от этой боли, но это проходит. Шея горит. Дико горит место укуса. Снова кровь. Он водит своими губами по этой крови, а потом облизывает их. Слегка касается ими моей шеи. Гладит своими руками мои руки. Касается губами моего лица. Оставляет на нём кровавый отпечаток губ.
Эй… — водит пальцем по моему животу — я тоже хочу тебя попробовать.
Что? — я уже ничего не соображаю. Лицо горит. Чувствую как разнесло губы.
Ты не против?
Не дожидается моего ответа, касается ремней на моих штанах. Нежно стягивает. Целует меня в живот. Ниже. Почему-то кажется, что он меня снова сейчас укусит. Пытаюсь оттолкнуть его перевязанными руками, он убирает их и снова склоняется. Жар. Какой-то дикий жар разливается по телу. Возбуждение. Возбуждение? Сейчас? Он касается его горячими липкими, от крови, губами. Страх, возбуждение и ничего больше. Возбуждающий страх? Так оно, наверное, и было.
Он стягивает с себя одежду, оставляет рубашку, которую я когда-то давно ему дал. Та перепачкана в брызгах крови. Он встаёт на колени касаясь моих плеч и приближается к моему уху.
Эй… а ты ведь никогда не делал этого со мной — шепчет — знаешь… я нервничаю.
Садится на меня сверху и вскрикивает от боли. Издаёт такой же звук какой всегда издавал Грэмм в этом самом моменте. Дико не хватает Грэмма. Он отпускает мои руки, цепляется ногтями за мою спину, а я беру его за талию и «помогаю». Двигаюсь с ним в такт. Всё это было странно Сейчас, но нам было плевать.
Это было забвенье. Мы снова тонули.
От накатывающего оргазма он начинает впиваться ногтями в мою спину, а я стискиваю зубы и снова мычу от удовольствия и боли. Сдавливаю в своих руках его бёдра. Потом он просто повисает на мне и не слезая сидит так еще минут десять. Не двигаясь. Не говоря. Молча.
Проходит еще три дня.
Он так и не отвязал меня. Я всё еще лежал прикованный к кровати. Тело невероятно затекло и я его уже давно не чувствовал. Онемевшие ноги и руки. Ломит кости. Ему плевать на это. Он сделает всё, лишь бы я был рядом. Он спит со мной рядом обнимая меня за талию, а по утрам протирает моё лицо влажным полотенцем. Рана на голове зажила, но голова всё так же болела. Он приносит ведро с водой, мочит полотенце в мыльной воде и протирает его. Вытирает запёкшуюся кровь с моего тела. Нежно. Злобно посматриваю на него. Ненавижу его за то, что он поставил меня в это положение. Что лишил меня свободы. Что лешил меня Меня. Я был как грёбаная марионетка. Тупо лежал и был таким как он хотел. Иногда когда у меня начинался поток отборного мата, он просто заклеивал мне рот клейкой лентой, а потом отвешивал очередную пощёчину. Его раздражало то, что я был зол. Он хотел чтоб я любил его, чтоб я был с ним без этих оков, без того, чтоб меня пришлось связывать и удерживать насильно, хотел чтоб я был только его и ничей больше. Хотел чтоб я так же любил его как он любит меня. Так же безумно, странно, маниакально.
Верни его.
О чем ты? — не понимает, или просто делает вид.
Ты понимаешь о чем я — смотрю на него вымученным взглядом — верни Грэмма.
Мне до ужаса его не хватало. Не хватало его милой наивности. Его неподдельной лёгкости и этой детской непосредственности, его инфантильности и его нежности.
Страница
71 из 76
71 из 76