230 мин, 12 сек 9636
Глупый вопрос про края воображаемой пропасти был уже готов слететь с его губ, как вдруг взгляд юноши вновь сконцентрировался на бамбуковой палке, остудившей, наверное, ни одну горячую голову.
— Итак, — продолжил между тем Дон Мигель, — проделаем ряд небольших упражнений. Возьми карандаш и линейку и начерти на бумаге прямую линию. Так, хорошо. А теперь отметь на этой прямой две находящиеся на некотором расстоянии друг от друга точки А и В. Сделал?
— Да, учитель.
— Теперь ответь на вопрос: можно ли, находясь в точке А, увидеть точку В?
— По-моему, можно, — почесав затылок, ответил незадачливый ученик.
— Разве?! А не будут ли препятствовать этому все эти черные точки, находящиеся между точками А и В?
— А-а-а, — протянул Хосе, — вы в этом смысле!
— Я говорю не о смысле, а о точках. Итак?
— Конечно, нельзя.
— Значит, ты говоришь, что две точки на прямой, разделенные другими точками увидеть нельзя?
— Нет.
— Допустим! А теперь возьми в руки лист бумаги и согни его пополам под углом девяносто градусов. Так, правильно. Что скажешь?
— Что отмеченные нами точки на прямой А и В оказались в разных плоскостях.
— Так, и что дальше?
— То, что между точками А и В не оказалось больше никаких других черных точек. Поэтому теперь, находясь в точке А, можно легко увидеть точку В.
— Неплохо, — прохрипел Дон Мигель, — я уже было приготовил к употреблению свою бамбуковую палку, но будем считать, что на этот раз ты отделался только легким испугом. Этот элементарный пример я привел для того, чтобы ты, нерадивый, раз и навсегда усвоил, что все как в природе, так и в мышлении во многом зависит от точки или, если угодно, угла зрения. Невидимое становится видимым, видимое — невидимым. Тайное — явным, а явное — тайным. Так было и так будет всегда. Чем больше вокруг тебя видимого, тем больше невидимого. Чем больше ты знаешь, тем меньше ты знаешь. Если ты не знаешь ничего — ты знаешь все!
Какое-то хоть и слегка обновленное, но очень нехорошее чувство вернулось к Хосе и полностью завладело его органами восприятия. «Уж лучше бы я просидел три урока на химии, чем»… — мелькнуло у него в голове, но голос настойчивого Дона Мигеля вновь вернул воспитанника с небес на землю или, быть может, с земли на небеса:
— Возьми новый лист бумаги и напиши: Если А=В, а В=С, то… Не торопись с ответом, а подумай так же хорошо, как ты думал когда-то о пропасти.
Хосе тупо уставился на элементарные равенства. Он, конечно же, знал, как ему казалось, ответ на поставленный вопрос. И находись он в любой другой ситуации, он бы дал ответ столь же уверенно и незамедлительно, как заключил недавно пари с неугомонным задирой Карлосом, но чувствуя подвох со стороны коварного Дона Мигеля, Хосе медлил, тщетно пытаясь понять тайный смысл написанных его собственной рукой тождеств.
— Нет никаких идей? — поинтересовался учитель.
— Если я не ошибаюсь, то…
— Смелее!
— Если я не ошибаюсь, то, если предположить, что А=В, а В=С, то отсюда следует, что… что А=С по свойству транзитивности.
— И это говорит мой ученик! — крикнул побагровевший от возмущения непредсказуемый преподаватель. — Да будет тебе известно, что если А=В, а В=С, это значит только одно — что В не равняется В! Да-да, именно: В не равняется самой себе! Понимаешь? В по отношению к А — это одна В, которая, кстати, находится справа от А, а по отношению к С — это как бы несколько иная В, находящаяся от С слева. Иными словами, В в данном случае словно раздваивается, перестает быть неким единым целым. Так и любой другой предмет — да что предмет! — любой другой человек существует такое количество раз, какое он вступает в отношения с другими предметами или людьми, а поскольку предметы и люди взаимодействуют с другими предметами и людьми бесчисленное количество раз, постольку люди и предметы вечны, вечны в своей неоднозначности.
Не без пафоса закончив впечатляющий монолог, разгорячившийся Дон Мигель, чтобы хоть как-то снять неожиданно возникший накал эмоций, встал со своего учительского места, подошел к окну, поднял раму и несколько раз глубоко вдохнул бодрящий ноябрьский воздух. Когда он вновь, несколько придя в себя, возвратился на место, то поймал на себе извиняющийся взгляд ученика:
— Я, должно быть, по-вашему, очень тупой? — неожиданно спросил тот.
— Бывало и хуже, — несколько смягчившись, ответил Дон Мигель. — Правда, от этого не легче!
Щеки Хосе покрылись пунцовым отблеском стыдливого раскаяния за свое непонимание.
— Ладно, продолжим, — кашлянул учитель. — Достань-ка из портфеля новый лист бумаги. Так, хорошо. Теперь возьми и разорви его на две половины.
Хосе без труда выполнил указание преподавателя.
— Это ты сделал довольно легко. А теперь попробуй осуществить обратное: соедини обе полученные тобой половинки в единое целое!
— Итак, — продолжил между тем Дон Мигель, — проделаем ряд небольших упражнений. Возьми карандаш и линейку и начерти на бумаге прямую линию. Так, хорошо. А теперь отметь на этой прямой две находящиеся на некотором расстоянии друг от друга точки А и В. Сделал?
— Да, учитель.
— Теперь ответь на вопрос: можно ли, находясь в точке А, увидеть точку В?
— По-моему, можно, — почесав затылок, ответил незадачливый ученик.
— Разве?! А не будут ли препятствовать этому все эти черные точки, находящиеся между точками А и В?
— А-а-а, — протянул Хосе, — вы в этом смысле!
— Я говорю не о смысле, а о точках. Итак?
— Конечно, нельзя.
— Значит, ты говоришь, что две точки на прямой, разделенные другими точками увидеть нельзя?
— Нет.
— Допустим! А теперь возьми в руки лист бумаги и согни его пополам под углом девяносто градусов. Так, правильно. Что скажешь?
— Что отмеченные нами точки на прямой А и В оказались в разных плоскостях.
— Так, и что дальше?
— То, что между точками А и В не оказалось больше никаких других черных точек. Поэтому теперь, находясь в точке А, можно легко увидеть точку В.
— Неплохо, — прохрипел Дон Мигель, — я уже было приготовил к употреблению свою бамбуковую палку, но будем считать, что на этот раз ты отделался только легким испугом. Этот элементарный пример я привел для того, чтобы ты, нерадивый, раз и навсегда усвоил, что все как в природе, так и в мышлении во многом зависит от точки или, если угодно, угла зрения. Невидимое становится видимым, видимое — невидимым. Тайное — явным, а явное — тайным. Так было и так будет всегда. Чем больше вокруг тебя видимого, тем больше невидимого. Чем больше ты знаешь, тем меньше ты знаешь. Если ты не знаешь ничего — ты знаешь все!
Какое-то хоть и слегка обновленное, но очень нехорошее чувство вернулось к Хосе и полностью завладело его органами восприятия. «Уж лучше бы я просидел три урока на химии, чем»… — мелькнуло у него в голове, но голос настойчивого Дона Мигеля вновь вернул воспитанника с небес на землю или, быть может, с земли на небеса:
— Возьми новый лист бумаги и напиши: Если А=В, а В=С, то… Не торопись с ответом, а подумай так же хорошо, как ты думал когда-то о пропасти.
Хосе тупо уставился на элементарные равенства. Он, конечно же, знал, как ему казалось, ответ на поставленный вопрос. И находись он в любой другой ситуации, он бы дал ответ столь же уверенно и незамедлительно, как заключил недавно пари с неугомонным задирой Карлосом, но чувствуя подвох со стороны коварного Дона Мигеля, Хосе медлил, тщетно пытаясь понять тайный смысл написанных его собственной рукой тождеств.
— Нет никаких идей? — поинтересовался учитель.
— Если я не ошибаюсь, то…
— Смелее!
— Если я не ошибаюсь, то, если предположить, что А=В, а В=С, то отсюда следует, что… что А=С по свойству транзитивности.
— И это говорит мой ученик! — крикнул побагровевший от возмущения непредсказуемый преподаватель. — Да будет тебе известно, что если А=В, а В=С, это значит только одно — что В не равняется В! Да-да, именно: В не равняется самой себе! Понимаешь? В по отношению к А — это одна В, которая, кстати, находится справа от А, а по отношению к С — это как бы несколько иная В, находящаяся от С слева. Иными словами, В в данном случае словно раздваивается, перестает быть неким единым целым. Так и любой другой предмет — да что предмет! — любой другой человек существует такое количество раз, какое он вступает в отношения с другими предметами или людьми, а поскольку предметы и люди взаимодействуют с другими предметами и людьми бесчисленное количество раз, постольку люди и предметы вечны, вечны в своей неоднозначности.
Не без пафоса закончив впечатляющий монолог, разгорячившийся Дон Мигель, чтобы хоть как-то снять неожиданно возникший накал эмоций, встал со своего учительского места, подошел к окну, поднял раму и несколько раз глубоко вдохнул бодрящий ноябрьский воздух. Когда он вновь, несколько придя в себя, возвратился на место, то поймал на себе извиняющийся взгляд ученика:
— Я, должно быть, по-вашему, очень тупой? — неожиданно спросил тот.
— Бывало и хуже, — несколько смягчившись, ответил Дон Мигель. — Правда, от этого не легче!
Щеки Хосе покрылись пунцовым отблеском стыдливого раскаяния за свое непонимание.
— Ладно, продолжим, — кашлянул учитель. — Достань-ка из портфеля новый лист бумаги. Так, хорошо. Теперь возьми и разорви его на две половины.
Хосе без труда выполнил указание преподавателя.
— Это ты сделал довольно легко. А теперь попробуй осуществить обратное: соедини обе полученные тобой половинки в единое целое!
Страница
40 из 70
40 из 70