Добавить в моё избранное
243 мин, 28 сек 12256
Даже ливень так себе был, слабенький.
17.08. Пыльная пятница.
Петровичу не спалось. За свою жизнь он раза три видел смерч, один раз — достаточно близко, и знал, что не заметить низкочастотный гул большого вихря ну очень сложно. Не спалось не от страха или тревоги — просто так не спалось, потому что душно, потому что меняется давление, гром гремит… да хотя бы потому, что шестьдесят четыре года — не восемнадцать. За последнее время он привык изображать совсем уж старика — хотя здоровье пока тьфу-тьфу, особенно не беспокоило, но как-то оно проще было — дед и дед, «профессор кислых щей». А сейчас вот задумался — а старость действительно уже вот она, прямо здесь. Не официальная, видимая старость, а настоящая — когда уходят силы, когда немеют руки… И пора давать дорогу молодым… А как им дашь-то, когда они такие нескладные, все углы норовят собственным лбом обтесать? Сергий вот этот — вроде умный парень, а в голове такая каша — про чистоту крови что-то мелет, у самого же морда такая, что татарина и скрести не надо — вот он, на поверхности. И смерч называет «торнадо», на языке вероятного противника… Но туда же, воевать, Русь спасать… Легко отделался, дырка в ноге заросла почти, ещё неделю похромает — и считай здоров. А многим уже не так повезло, и скольким ещё не повезёт, кого ещё утянет в пыль веков очередной перелом истории, «моры и глады», а больше того — дурь людская заповедная…
И на том берегу — такой же пацан, в котором тоже наций понамешано — не счесть, и вера — да какая там вера, они Коран-то сроду не открывали, вера у них… Но готовы уже драться, уже не до первой крови и не стенка на стенку, а всерьёз, когда «война — это не олимпийские игры», и кто быстрее в спину шарахнет — тот и добрый, потому как добро ведь всегда побеждает зло… А тут он лежит, старый пень, как старый пёс, который всё видит, всё понимает — но ничего объяснить не может, потому что не поймут. Или потому, что недалеко умом ушёл от того пса — ну, разве что до павиана дорос…
Рассвет занялся неожиданно рано, часа в четыре, словно июнь на дворе. Только не оранжевый, а какой-то лиловый. Или багровый — вечно он путал поэтические названия оттенков красного. Как будто тяжёлые тучи отсвечивают. Но не было в небе туч, и Солнце ещё глубоко за горизонтом — не по силам даже самому чудовищному взрыву законы движения светил изменить. А мутно-светлая мгла в небе — это пепел, мелкий летучий пепел, переотражающий загоризонтный свет…
— Ну вот и хватит сидеть и ждать — мрачно резюмировал профессор и пошёл будить молодёжь. Время становилось дорогим — до начала похолодания надо успеть приготовить места на пятьдесят человек со всеми припасами, которые они успели собрать.
Та же пятница, посёлок.
В посёлке приход «второго фронта» прошёл не так незаметно и буднично. Тут гроза разгулялась, трещал и ломался лес, а напоследок, когда уже и дождь почти перестал, загудело уже всерьёз, так, что мелко тряслись оконные стёкла и вздрагивал весь дом. И когда шарахнуло где-то близко и погас свет — никто особенно не всполошился — «конец света» в посёлке случался и раньше. Другое дело, когда вдоль улицы отчётливо потянуло гарью, а на стенах стоящей ближе всего к лесу пятиэтажки замерцали багровые отсветы.
Рабочий день ещё не начался, а теперь по всему выходило, что не скоро начнётся, и сперва шедшие на завод, а потом и просто прохожие собирались постепенно на пустыре за крайней пятиэтажкой, рядом с взлохмаченной и засыпанной всяким мусором полоской земли. Смерч был слабенький, деревья не вырывал и столбы не валил, но закрутить в клубок провода высоковольтной линии, дававшей посёлку свет и электричество заводу — ему сил хватило. Линию закоротило, защитный автомат на подстанции оказался неисправен, трансформатор вскипел и полыхнул фонтаном дымного масляного пламени. Пожар посёлку не грозил, горела только битумная крыша на будке подстанции, на которую попала щедрая порция трансформаторного масла, но всем было понятно — электричества не будет теперь очень долго. Скоро выяснилось, что телефоны тоже замолчали — положенные по проекту на АТС аккамуляторы не менялись ещё с советских времён и заряд не держали вообще.
Толпа глухо гудела, что-то обсуждала тихо под нос, но что, собственно, делать — никто не знал. Кто-то пытался позвонить с сотового, то в район, то в электросети, но везде было занято или не брали трубку. Пожарные, выяснив, что трансформатор уже догорает, а больше гореть нечему, приезжать отказались, сославшись на лимит бензина. В растерянности и недоумении люди толпились на пустыре, кто-то уходил, кто-то наоборот только подошёл и расспрашивал у знакомых и незнакомых, что стряслось на этот раз. За гулом толпы шум мотора никто и не заметил — тем более что шум был негромкий, не грузовик или видавший много лучших лет милицейский бобик приехал.
На площадь выкатился красный «ниссан», всем знакомый.
17.08. Пыльная пятница.
Петровичу не спалось. За свою жизнь он раза три видел смерч, один раз — достаточно близко, и знал, что не заметить низкочастотный гул большого вихря ну очень сложно. Не спалось не от страха или тревоги — просто так не спалось, потому что душно, потому что меняется давление, гром гремит… да хотя бы потому, что шестьдесят четыре года — не восемнадцать. За последнее время он привык изображать совсем уж старика — хотя здоровье пока тьфу-тьфу, особенно не беспокоило, но как-то оно проще было — дед и дед, «профессор кислых щей». А сейчас вот задумался — а старость действительно уже вот она, прямо здесь. Не официальная, видимая старость, а настоящая — когда уходят силы, когда немеют руки… И пора давать дорогу молодым… А как им дашь-то, когда они такие нескладные, все углы норовят собственным лбом обтесать? Сергий вот этот — вроде умный парень, а в голове такая каша — про чистоту крови что-то мелет, у самого же морда такая, что татарина и скрести не надо — вот он, на поверхности. И смерч называет «торнадо», на языке вероятного противника… Но туда же, воевать, Русь спасать… Легко отделался, дырка в ноге заросла почти, ещё неделю похромает — и считай здоров. А многим уже не так повезло, и скольким ещё не повезёт, кого ещё утянет в пыль веков очередной перелом истории, «моры и глады», а больше того — дурь людская заповедная…
И на том берегу — такой же пацан, в котором тоже наций понамешано — не счесть, и вера — да какая там вера, они Коран-то сроду не открывали, вера у них… Но готовы уже драться, уже не до первой крови и не стенка на стенку, а всерьёз, когда «война — это не олимпийские игры», и кто быстрее в спину шарахнет — тот и добрый, потому как добро ведь всегда побеждает зло… А тут он лежит, старый пень, как старый пёс, который всё видит, всё понимает — но ничего объяснить не может, потому что не поймут. Или потому, что недалеко умом ушёл от того пса — ну, разве что до павиана дорос…
Рассвет занялся неожиданно рано, часа в четыре, словно июнь на дворе. Только не оранжевый, а какой-то лиловый. Или багровый — вечно он путал поэтические названия оттенков красного. Как будто тяжёлые тучи отсвечивают. Но не было в небе туч, и Солнце ещё глубоко за горизонтом — не по силам даже самому чудовищному взрыву законы движения светил изменить. А мутно-светлая мгла в небе — это пепел, мелкий летучий пепел, переотражающий загоризонтный свет…
— Ну вот и хватит сидеть и ждать — мрачно резюмировал профессор и пошёл будить молодёжь. Время становилось дорогим — до начала похолодания надо успеть приготовить места на пятьдесят человек со всеми припасами, которые они успели собрать.
Та же пятница, посёлок.
В посёлке приход «второго фронта» прошёл не так незаметно и буднично. Тут гроза разгулялась, трещал и ломался лес, а напоследок, когда уже и дождь почти перестал, загудело уже всерьёз, так, что мелко тряслись оконные стёкла и вздрагивал весь дом. И когда шарахнуло где-то близко и погас свет — никто особенно не всполошился — «конец света» в посёлке случался и раньше. Другое дело, когда вдоль улицы отчётливо потянуло гарью, а на стенах стоящей ближе всего к лесу пятиэтажки замерцали багровые отсветы.
Рабочий день ещё не начался, а теперь по всему выходило, что не скоро начнётся, и сперва шедшие на завод, а потом и просто прохожие собирались постепенно на пустыре за крайней пятиэтажкой, рядом с взлохмаченной и засыпанной всяким мусором полоской земли. Смерч был слабенький, деревья не вырывал и столбы не валил, но закрутить в клубок провода высоковольтной линии, дававшей посёлку свет и электричество заводу — ему сил хватило. Линию закоротило, защитный автомат на подстанции оказался неисправен, трансформатор вскипел и полыхнул фонтаном дымного масляного пламени. Пожар посёлку не грозил, горела только битумная крыша на будке подстанции, на которую попала щедрая порция трансформаторного масла, но всем было понятно — электричества не будет теперь очень долго. Скоро выяснилось, что телефоны тоже замолчали — положенные по проекту на АТС аккамуляторы не менялись ещё с советских времён и заряд не держали вообще.
Толпа глухо гудела, что-то обсуждала тихо под нос, но что, собственно, делать — никто не знал. Кто-то пытался позвонить с сотового, то в район, то в электросети, но везде было занято или не брали трубку. Пожарные, выяснив, что трансформатор уже догорает, а больше гореть нечему, приезжать отказались, сославшись на лимит бензина. В растерянности и недоумении люди толпились на пустыре, кто-то уходил, кто-то наоборот только подошёл и расспрашивал у знакомых и незнакомых, что стряслось на этот раз. За гулом толпы шум мотора никто и не заметил — тем более что шум был негромкий, не грузовик или видавший много лучших лет милицейский бобик приехал.
На площадь выкатился красный «ниссан», всем знакомый.
Страница
58 из 68
58 из 68
