217 мин, 57 сек 17636
Совершенно некстати подумалось, что парню не мешало бы выпить после такой «работы».
Оба полицейских взялись за небольшие ручки по краям доски, подняли деревянные носилки и погрузили их на телегу. Тело пришлось прочно закрепить ремнями, чтобы не съехало по дороге в морг работного дома. Рядом констебли водрузили свои фонари. Молодой обхватил ручки телеги спереди, тот, что постарше, пристроился у ее конца — и траурная процессия под вздохи и еле слышный говор зевак двинулась по темной улице.
Телега оказалась тяжелой, неповоротливой. Полицейским требовалась вся их сила и выносливость. Молодой направлял труповозку**** по неровной мостовой, старший подталкивал деревянную громадину что есть мочи.
Стук колес о камни, скрежет дерева, мрачная атмосфера, голоса людей — все это исчезло внезапно, враз.
Остывшая вода, пузырьки пены, ванна, свет. Я закричала. Вернее, заверещала: иначе этот звук не назвать.
Я стояла в темноте спальни, у своей кровати, укутанная махровым полотенцем. Зубы постукивали от холода. С волос капала вода, босые ступни утопали в ковре.
Услышав мой вопль, Государь безо всякого смущения ворвался в ванную и выволок меня, обернув первым попавшимся полотенцем. Я бы возмутилась подобным бесцеремонности, бестактности, пренебрежению приличиями… обязательно… если бы не боялась снова оказаться в холодном Лондоне, теперь уже в подвале работного дома, где будут проводить вскрытие Мэри Энн Николс.
Профессор спиной привалился к стене у двери и уходить не собирался. Выслушав мой сбивчивый рассказ о путешествии из ванны, он до сих пор не проронил ни слова.
— Это что, у меня, тихо шифером шурша, едет крыша не спеша? — не выдержав, первой прервала я молчание.
— Не-э-эт, — задумчиво протянул он через минуту, которая длилась для меня целую вечность.
Государь рывком оттолкнулся от стены, нажал настенный выключатель — и потолочная лампа залила комнату светом. Я зажмурилась.
— Одевайтесь! — приказал он.
Я открыла глаза и глянула на некроманта с возмущением. Негодующее «выйдите!» застряло в горле, ибо я слишком боялась остаться одна.
Государь заметил и перемену в моем лице, и оборвавшееся кашлем слово «вый»…, потому холодно, без эмоций, будто отсекая ножом все мои домыслы о его поведении, заявил:
— Не обольщайтесь. Вы не в моем вкусе.
И повторил:
— Одевайтесь же! Только говорите все время, чтобы я знал, что вас снова не унесло.
Он повернулся спиной.
— Что говорить?
Я вывернулась из полотенца и соорудила из него тюрбан на голове.
— Начните с того, сколько раз вы были близки к смерти за последние… сколько вам там лет?
— Разве это имеет значение? Мое неконтролируемое перемещение…
— Не исключено, — перебил Судар.
— Ну, хорошо, — я торопливо натягивала одежду. — Я родилась захлебнувшаяся околоплодными водами и задушенная пуповиной. Еле откачали. Прям репортаж с петлей на шее, а не рождение.
Потом? Потом… Сколько же месяцев мне было? Не знаю. В общем, педиатр настаивала на прикорме картошкой. Картошка попалась нитратная, и… короче, матери та же самая врач сказала: «Что вы ее в больницу не отдаете? Она у вас все равно умрет». Бабушка подняла на ноги всех знакомых докторов и добыла какое-то редкое дефицитное лекарство — спасли меня.
Так… еще… В три года я едва не оказалась под колесами грузовика. У мамы была скользкая перчатка, я вывернулась из ее руки и побежала к автобусной остановке. Грузовик затормозил в каких-то сантиметрах.
В четыре года я съехала с горки неудачно: прям по льду и в речку.
В семь…
— Хватит. Достаточно, — снова перебил Судар.
— Отлично! — выдохнула я. — Все, я оделась. У вас фена не найдется?
Фен, что удивительно, нашелся. И Государь не отходил от меня ни на шаг, пока я сушила волосы.
— А когда последний раз смерть оказывалась поблизости? Не вас ловила, но была рядом? — прокричал профессор сквозь шум прибора.
— Не считая моих путешествий в Лондон?
— Да.
— Помните, вагоны сошли с рельсов между «Парком Победы» и «Славянским бульваром»? Синяя ветка метро, утро, пятнадцатое июля.
— Помню.
— Так вот, я ехала в то самое время по той самой ветке. От крушения и пополнения списка жертв своим именем меня отделило минут пятнадцать. Очень страшно выбираться было. Никаких сведений еще не поступило ведь. Думали, теракт. Люди в панике. Как-нибудь расскажу в подробностях, если надо.
Я выключила и отложила в сторону фен.
— Да вы уникум, — подивился Судар.
— Спасибо, что счастливицей не окрестили.
— В какой-то степени так и есть, пожалуй.
— Счастливчик бы столько встреч с костлявой не насобирал.
— Не гневите небеса. Вы до сих пор живы и здоровы.
Оба полицейских взялись за небольшие ручки по краям доски, подняли деревянные носилки и погрузили их на телегу. Тело пришлось прочно закрепить ремнями, чтобы не съехало по дороге в морг работного дома. Рядом констебли водрузили свои фонари. Молодой обхватил ручки телеги спереди, тот, что постарше, пристроился у ее конца — и траурная процессия под вздохи и еле слышный говор зевак двинулась по темной улице.
Телега оказалась тяжелой, неповоротливой. Полицейским требовалась вся их сила и выносливость. Молодой направлял труповозку**** по неровной мостовой, старший подталкивал деревянную громадину что есть мочи.
Стук колес о камни, скрежет дерева, мрачная атмосфера, голоса людей — все это исчезло внезапно, враз.
Остывшая вода, пузырьки пены, ванна, свет. Я закричала. Вернее, заверещала: иначе этот звук не назвать.
Я стояла в темноте спальни, у своей кровати, укутанная махровым полотенцем. Зубы постукивали от холода. С волос капала вода, босые ступни утопали в ковре.
Услышав мой вопль, Государь безо всякого смущения ворвался в ванную и выволок меня, обернув первым попавшимся полотенцем. Я бы возмутилась подобным бесцеремонности, бестактности, пренебрежению приличиями… обязательно… если бы не боялась снова оказаться в холодном Лондоне, теперь уже в подвале работного дома, где будут проводить вскрытие Мэри Энн Николс.
Профессор спиной привалился к стене у двери и уходить не собирался. Выслушав мой сбивчивый рассказ о путешествии из ванны, он до сих пор не проронил ни слова.
— Это что, у меня, тихо шифером шурша, едет крыша не спеша? — не выдержав, первой прервала я молчание.
— Не-э-эт, — задумчиво протянул он через минуту, которая длилась для меня целую вечность.
Государь рывком оттолкнулся от стены, нажал настенный выключатель — и потолочная лампа залила комнату светом. Я зажмурилась.
— Одевайтесь! — приказал он.
Я открыла глаза и глянула на некроманта с возмущением. Негодующее «выйдите!» застряло в горле, ибо я слишком боялась остаться одна.
Государь заметил и перемену в моем лице, и оборвавшееся кашлем слово «вый»…, потому холодно, без эмоций, будто отсекая ножом все мои домыслы о его поведении, заявил:
— Не обольщайтесь. Вы не в моем вкусе.
И повторил:
— Одевайтесь же! Только говорите все время, чтобы я знал, что вас снова не унесло.
Он повернулся спиной.
— Что говорить?
Я вывернулась из полотенца и соорудила из него тюрбан на голове.
— Начните с того, сколько раз вы были близки к смерти за последние… сколько вам там лет?
— Разве это имеет значение? Мое неконтролируемое перемещение…
— Не исключено, — перебил Судар.
— Ну, хорошо, — я торопливо натягивала одежду. — Я родилась захлебнувшаяся околоплодными водами и задушенная пуповиной. Еле откачали. Прям репортаж с петлей на шее, а не рождение.
Потом? Потом… Сколько же месяцев мне было? Не знаю. В общем, педиатр настаивала на прикорме картошкой. Картошка попалась нитратная, и… короче, матери та же самая врач сказала: «Что вы ее в больницу не отдаете? Она у вас все равно умрет». Бабушка подняла на ноги всех знакомых докторов и добыла какое-то редкое дефицитное лекарство — спасли меня.
Так… еще… В три года я едва не оказалась под колесами грузовика. У мамы была скользкая перчатка, я вывернулась из ее руки и побежала к автобусной остановке. Грузовик затормозил в каких-то сантиметрах.
В четыре года я съехала с горки неудачно: прям по льду и в речку.
В семь…
— Хватит. Достаточно, — снова перебил Судар.
— Отлично! — выдохнула я. — Все, я оделась. У вас фена не найдется?
Фен, что удивительно, нашелся. И Государь не отходил от меня ни на шаг, пока я сушила волосы.
— А когда последний раз смерть оказывалась поблизости? Не вас ловила, но была рядом? — прокричал профессор сквозь шум прибора.
— Не считая моих путешествий в Лондон?
— Да.
— Помните, вагоны сошли с рельсов между «Парком Победы» и «Славянским бульваром»? Синяя ветка метро, утро, пятнадцатое июля.
— Помню.
— Так вот, я ехала в то самое время по той самой ветке. От крушения и пополнения списка жертв своим именем меня отделило минут пятнадцать. Очень страшно выбираться было. Никаких сведений еще не поступило ведь. Думали, теракт. Люди в панике. Как-нибудь расскажу в подробностях, если надо.
Я выключила и отложила в сторону фен.
— Да вы уникум, — подивился Судар.
— Спасибо, что счастливицей не окрестили.
— В какой-то степени так и есть, пожалуй.
— Счастливчик бы столько встреч с костлявой не насобирал.
— Не гневите небеса. Вы до сих пор живы и здоровы.
Страница
48 из 64
48 из 64