Я, мой убийца и Джек-потрошитель

Государь все это время продолжал работать в моей комнате, но теперь отлучался хотя бы по ночам.

Стоп! Когда я погибала от депрессии, он же… он же не уходил… Не спал три дня и три ночи?! Вообще?!

Я резко села на постели.

— Что случилось? Нехорошо? — спокойно спросил Государь, не отрываясь от документов.

— Нет-нет, нормально все. Так, вспомнилось…

Как только я поправилась, произошло еще кое-что неординарное.

— Нам нужно серьезно поговорить, — начал Государь с фразы, которой побаиваются, наверное, почти все здравомыслящие люди.

В этот момент я разглядывала стограммовые упаковки с разными сортами чая. Вздрогнула, зацепила тыльной стороной ладони молочный улун. Упаковка с мягким шуршанием упала на разделочный стол.

— О чем?

— О том, что тебе лучше перестать бегать по знакомым и выяснять, кто я и сколько живу.

Ну вот, приехали. Леха сдал? Подлец. Мерзавец. Я ему еще припомню.

— На моего секретаря злишься? — некромант усмехнулся.

Молчала. Отрицать глупо.

— Не стоит. Он ничего мне не говорил. Ведь я и про твоего соседа знаю. Как думаешь откуда?

Вопрос явно риторический. И слава богу. Мне нечего возразить на обвинения.

Государь сунул руки в карманы брюк и присел на подоконник. Разговор обещал стать долгим и непростым.

Однако пауза затягивалась. Мне нечего было сказать, не было козырей на руках. Одни проклятые шестерки и семерки. И Государь сделал первый ход. Как всегда, неожиданный и непредсказуемый.

— Я расскажу тебе, кто я.

Мне осталось лишь недоверчиво покоситься в сторону профессора.

— Зачем это вам?

— Скажу честно, не для того, чтобы душу облегчить, — криво усмехнулся он. — Мне нужно, чтобы ты прекратила расспросы.

— Кто-то может узнать о них, кое-что сопоставить и выйти на вас?

— Я тебе уже говорил, как ценю в женщинах ум?

Опять от ответа ушел. Как гладко! Ладно, я на лесть не падка. То ли угадала, то ли нет — не знаю.

— А где гарантия, что вы правду расскажете, а не лапши навешаете?

Государь запрокинул голову, чтобы рассмеяться, но сдержался. Только воздух из легких с силой выпустил.

— Не гарантийная мастерская. Гарантиями не занимаюсь.

Меня почему-то покоробил этот момент. Почувствовала обиду. Отошла от разделочного стола, пристроилась за обеденным, на стуле Государя — ближе к собеседнику — скрестила руки, ноги и насупилась.

— Почему вы уверены, что я сохраню наш разговор в тайне?

— Во-первых, слишком в тебе сильны благородные порывы. Как на первом курсе на Левиц окрысилась, сама-то помнишь?

Кивнула. Еще бы. Странно, что он помнит.

Профессор продолжал:

— Во-вторых, ты мне слишком благодарна. Благодарность в связке с благородством иногда творят такие чудеса, ты бы знала.

А ведь он прав. Я буду молчать, чтобы долг вернуть за свое спасение.

— Ну, вы и циник, — пробубнила я.

— Чем безмерно горжусь.

Не выдержала:

— Да вы просто изнемогаете от чувства собственного достоинства!

— Отнюдь. Это у тебя мания моего величия. Впрочем, подобное отношение даже льстит.

— Насколько успела заметить, мания вашего величия у всех, с кем я знакома.

Он задумчиво приподнял бровь, оценил, справедливы ли мои слова, хохотнул и кивнул:

— Пожалуй.

И добавил:

— Хорошо, уговорила. Не только расскажу — покажу.

— Как это?

Государь не спеша поднялся с подоконника, подошел ко мне:

— Давай руку.

Когда моя ладошка утонула в его руке, лишь спросил:

— Помнишь последний экзамен? Как попасть в прошлое другого человека?

В памяти тут же всплыло:

— Ладно, Александрова. Опишите процесс погружения в прошлое другого человека.

— Надо, стараясь не выпускать испытуемого из поля зрения, отождествить свое сознание с его сознанием и продвинуться по индивидуальному временному коридору до нужного момента в прошлом.

— Как располагается этот коридор относительно тела испытуемого?

— От шеи — вниз, за позвоночником. Чем ниже спускаемся, тем глубже погружение в прошлое.

— Но… но я не умею, — растерялась я. — Считывать информацию с чужого сознания мне никогда не удавалось.

— Тебе и не придется. Просто делай, как я говорю — и все получится.

Нервно сглотнув, я кивнула.

— Улови сознание в голове, отрешись от постороннего, наносного, — голос Государя зазвучал по-иному, уверенный тон начинал давить, подчиняя своей воле. — А теперь представь, что порезала пальцы.