Я, мой убийца и Джек-потрошитель

— Поняла, — кротко прошептала я.

Поняла я, что Государь, вернувшись, не застал меня в квартире. Не знал ни где я, ни что со мной. Позвонил Душину, чтобы тот сказал, где меня искать, то ли повесившуюся, то ли сиганувшую с крыши дома.

— Извините, — еще тише промямлила я.

— Ну да, могла бы и записку оставить, — почти ядовито проговорил Государь.

Несколько секунд мы шли молча. Профессор остановился у того самого сугроба, где эти двое чуть было — ну, вы поняли — и испытующе поглядел на меня, ожидая реакции. Безжалостный негодяй.

— Хорошо, пойдем. Тебе удалось, — заключил он.

«Конечно. Раз я не бьюсь в истерике, удалось», — злобно подумала я, но промолчала, с трудом поспевая за мучителем.

Пока шли к дому и поднимались в квартиру, Государь успел рассказать, что подобрал мои пиджак, электрошокер и линзу времени в тот же вечер. В линзе скопилось еще три года, чему я несказанно удивилась. Не думала, что Энни Чепмен могла протянуть в девятнадцатом веке так долго с ее-то здоровьем. Государь только пожал плечами на мою реплику. Велел не беспокоиться о порванных и испорченных вещах. Я могу найти по Интернету замену для них, курьер привезет, я все померю, выберу, а Государь оплатит. Я хотела возразить, но не рискнула, вспомнив его безапелляционный тон:

«Пока вы работаете на меня и не делаете глупостей, я несу все расходы и забочусь о вашем физическом и психическом здоровье».

С удивлением поняла, что Государь теперь обращается ко мне на ты, а не на вы. Надо же, а раньше не заметила: не до того было.

Зашли в квартиру, разделись, я засунула ноги в тапочки и поспешила на кухню включать чайник. Когда мы сели за стол с чашками, наполненными свежезаваренным чаем, я наконец решилась.

— Горан Владиславович.

— Да?

— Это… это вы их?

Он даже не спросил, откуда я знаю о гибели. Бросил на меня холодный взгляд, помолчал, отпил глоток чая, чашка стукнула о блюдце.

— Да.

Я силилась сказать, что собиралась, но никак не могла отважиться. Молчание затягивалось. Тишина начинала мешать, тяготила, ощущалась почти физически.

Ее прервал Государь.

— Неосторожно было убивать у дома: наверняка крик слышал не я один. Пришлось поставить им программу. Программу на смерть через три дня.

— Спасибо, — с чувством сказала я, вложив в интонации столько страсти и благодарности, сколько была способна.

— Ты действительно благодарна мне? — казалось, он очень удивлен.

— Да, — я уставилась в стол. И продолжала скороговоркой, боясь что-нибудь забыть или сбиться:

— Понимаете… я почувствовала… или нет, уловила по вашему поведению тогда, что я не первая и не последняя. Словом, это не из-за моего портала они стали такими агрессивными. Они действительно развлекаются так, безнаказанно… Но меня волнуют не другие, не справедливость, меня волную я сама. Сегодня, включив телевизор, я осознала, что больше не надо бояться. Такой эгоизм… это плохо, да?

— Нет, — ответил Государь. Глянул на меня исподлобья, и его губы чуть дрогнули в улыбке. — Это нормально. Это совершенно нормально, Эля. Признаться себе в таком — вот это дар и невероятная редкость.

Звучало, как похвала. Я подняла глаза, покраснела и опустила взгляд в чашку.

В мозгу словно что-то щелкнуло, перед глазами побежали картинки: я начала вспоминать, осознавать и принимать все произошедшее тогда, в полубеспамятстве трое суток назад. Я посмотрела на себя, на свое тело там, в снегу, со стороны, глазами Государя и ужаснулась. Он видел меня со спущенными брюками, беспомощную, униженную, избитую, когда тот толстяк уже достал из ширинки свой…

Я кинулась в туалет. Услышала, как за спиной упал мой стул. Заперлась в уборной.

Меня бы вырвало. Обязательно. Если бы было чем. Желудок наотрез отказался отдавать те капли чая, что я успела выпить. Рот переполнился густой вязкой слюной, которую я сплюнула в унитаз. Снова переполнился — я снова сплюнула.

Наверное, Государь ничего, кроме жалости и отвращения, ко мне не испытывает. «Дура! Нашла о чем волноваться!» — возопила моя рациональная половина.

Я прошмыгнула из туалета в ванную, а из ванной сразу попала в сильные руки Государя.

— Элька, ты вся горишь! Почему не сказала?

Я изумленно поглядела на него, перед глазами поплыло, поняла, что ноги подкосились. Я падаю. Государь успел подхватить меня под плечи.

С его помощью я доковыляла до кровати. Легла. Меня начало трясти и знобить. Нервы запоздало отреагировали на нападение. Температура взлетела, и я тут же потеряла силы. Но в сравнении с беспросветной депрессией это было победой.

Прошло еще три дня. Я валялась в кровати, глотала жаропонижающее и успокоительное, пить могла только лимонад и апельсиновый сок, о еде даже думать было тошно.