К Закату от Русколани — Воин Ночи

Жаль, что не было той, последней встречи, когда царь остановился у самого порога и резко развернулся назад, не в силах увидеть ее покрасневших от слез глаз! «Что бы ни случилось, всегда помни — я буду ждать тебя, и готова принять любым, каким бы ты ни стал. Я любила тебя, люблю, и никогда не полюблю другого, сколько бы времени ни прошло»… — счастлив тот, кто слышал такие слова.

Ледар почувствовал рядом чье-то присутствие и повернулся. Чуть в стороне, скрестив руки на груди, стоял Гердан и тоже, казалось, был поглощен красотою ночи. Царь ариев подошел к Небесному Мстителю и сказал:

— Что не спишь? Завтра день не из легких…

Гердан улыбнулся — совсем не так, как раньше, печально, а совершенно открыто, как-то беззащитно:

— Наверное, потому же, почему не спишь и ты, царь. Я вспоминаю прошлое и думаю о будущем.

— О будущем… Скажи, может быть, волхвы научили тебя предсказывать грядущее? — Ледар попытался придать своему голосу смешливую интонацию, но Гердан вдруг снова стал серьезен, как прежде.

— В такие ночи о будущем могут судить не только мудрецы. Посмотри, царь: к звездам, подобно лучам, поднимаются мысли каждого из тех, кому предстоит завтра выйти на это поле с оружием в руках! Эти лучи сплетаются, звенят… — Глаза витязя пылали золотым пламенем — Тот, кому внятен этот звон, поймет. На мгновения приподнимется перед ним завеса грядущего, и он должен понять знаки Времени. Тот, кто слушает Землю и Ночь, сможет постигнуть будущее.

Боярин немного склонил голову набок, нахмурив брови — словно и вправду прислушивался к каким-то едва различимым звукам, разлитым во Вселенной. Повисла тишина, и Ледару вдруг показалось, что он тоже улавливает далекий перезвон, словно маленькие колокольчики дрожали в порывах ветра. Он вздрогнул и напряг слух, но больше ничего не последовало. Тогда царь тронул за плечо замершего Гердана, словно зачарованного открывшимся:

— Ну? Что? Ты слышал что-нибудь…

— Да. Слышал… — с трудом, будто пробуждаясь ото сна, промолвил боярин — На Закате мертвая тишина, воет ветер, пустоши, смерть… На Восходе же слышен плач, женская скорбь, но там встает Солнце и гремит торжественная музыка, которая перекрывает все другие звуки… Тьма уходит на Закат, но ясный сокол лежит на Земле, ему не взлететь… А все прочее слишком туманно, чтобы об этом говорить. — неожиданно заключил он.

Помолчали, думая каждый о своем. Затем Ледар сказал:

— Вот, и будущее тебе ведомо. Не зря я всю жизнь тебе завидовал… Ну, ты-то, конечно, и об этом знал.

— Знал, конечно. Трудно было не заметить. Только… нечему завидовать было.

— Ну как же! Я вот думал: я — царь, все меня должны почитать, ведь мне власть Богами дана. Всех я выше должен быть от рождения! Ан нет, царь для людей тоже человек, а тебя волхвом чтут, будто ты все тайны знаешь. Как тут не позавидовать?

— А легко ли быть таким вот — от всех отличающимся, всем чужим? Я по жизни шел, как по пустыне: меня с детства учили, что о себе думать не должен, я и не думал: вот и пришел — ни семьи, ни друзей. Зря завидовал, царь.

— Ну пусть так. А как мыслишь, почему вороги эти на Землю нашу пришли?

Гердан тяжело вздохнул:

— Время такое пришло. Темные силы к власти рвутся. А власть им нужна не просто, а чтоб — над всем миром. Вот тогда — то они вдоволь кровушки людской напьются, всласть над племенем человеческим наиздеваются, все разрушат, леса и реки погубят — да и сгинут вместе с Землею! Ты не смотри, царь, что из-за границ они к нам ползут — это угроза видимая, ее избыть легко: был бы острый меч, ясный ум да храброе сердце. А вот коли проникнет Зло в сердце людское, помутит мысли лестью да ложью, разбудит гордыню непомерную да жадность неутолимую — вот тогда и без боя падет стольная Русколань, и погрузится во мрак Земля Ариев! Полезут наружу и зависть, и лживое слово, будем братьев и родителей предавать, служить начнем чужим, чтоб на горе своих наживаться, в татей да разбойников обратимся. И вот тогда нипочем не одолеть нам будет иноземных ворогов. А уж они-то сразу пожалуют, недаром воронье на запах падали быстро сбирается! И обратят нас рабами тогда, будем в цепях жить и в цепях умирать, и в цепи сии родители детей своих заковывать будут, свет Солнечный скрывать от них станут. А захватчики только посмеются: вон, скажут, в грязи ползают, пойлом дурманным опоенные, ариями раньше звавшиеся, а ныне на клички рабские откликающиеся! Вот где страх-то будет…

— Да верно ли будет так?

— А это, царь, от нас зависит. Вот и в тебе злые мысли верх берут: будто не народной волей ты правишь, а божьей, будто по рождению выше ты пахаря или кузнеца! А на самом деле все мы — арии, одна кровь, и покуда помнить о том будем — вовек не бывать врагу на нашей Земле.

— Я подумаю над твоими словами, Гердан. Но прав я или нет, завтра я готов сражаться с врагами до конца, до последней капли крови, как велит мне долг.