К Закату от Русколани — Воин Ночи

Я сам поведу воинов в бой, и никто не посмеет сказать, будто я прячусь за чужие спины!

Гердан снова улыбнулся:

— Я буду рядом с тобою, царь. Мой долг тоже велит мне быть на самом опасном рубеже…

Хейд отдал последние приказы своим командирам своего войска, и они, гремя латами и стуча коваными сапогами, покинули его великолепный шатер. Разумеется, повелитель вампиров мог спать на голой земле в любую погоду, но тщеславие заставляло его обзаводиться всеми предметами «благородства» знатных райксов — даже походным камином, украшенным золотым орнаментом! Вот и сейчас в нем горел огонь, а Хейд стоял посреди шатра и смотрел в пустоту. Его мысли были обращены ко всем долгим дням, прошедшим с начала этого небывалого похода.

Пощады не было. Войско повелителя вампиров стирало на своем пути всякий намек на сопротивление. О, конечно, Хейд мог бы с самого начала истреблять ариев поголовно, проще было бы просто заселить завоеванные земли рабами — колонистами с Заката, но ему хотелось сломить непокорный народ, заставить его признать поражение… Но арии сражались до конца. Даже страх не просто смерти, а смерти в мучениях не мог заставить их сложить оружие. А потому Хейд, стоило ему получить отказ Ледара признать поражение, приказал не брать пленных, выжигать поселения и уничтожать всякий след присутствия человека. На Закате необходимости в этом не было, но если бы война шла там, то после первых же сожженных городов все окрестные виллены явились бы выражать свою покорность. Он помнил, как его войска шли навстречу дружинам райксов, не встречая никакого сопротивления, как стоявшие у обочин дорог мужчины и женщины неловко кланялись новым господам. Потом был поход на туатов. Те были не менее отважны и могучи, чем арии, но уступали… в чем? Каждое племя туатов сражалось в одиночестве, и Великому Вождю слишком поздно удалось объединить их. А здесь все бьются плечом к плечу. Хейд вздохнул, и в голову закралась странная мысль: мне бы таких воинов! Которые идут в бой не из-за жажды наживы, которые совершают подвиги не из страха перед наказанием…

Неожиданно на плечи вампира легли чьи-то руки, и красивый женский голос сказал:

— Неужели повелителя вампиров что — то беспокоит? Но что может тревожить его?

Хейд повернулся к своей королеве. Разумеется, ни Ульра его, ни он Ульру, не любили, но зато прекрасно понимали друг друга и являлись словно дополнением к достоинствам и недостаткам каждого. Где логический ум полководца признавал свое бессилие, там его выручала склонная к интригам фантазия королевы. И потому оба полностью доверяли друг другу, Хейд — не желая лишаться замечательного советника, а Ульра — понимая, что все ее величие и власть лишь производные от Хейдовских.

Вампиресса откровенно показывала, для чего она пришла к нему, плотно прижавшись к завоевателю и соединив руки у него за спиной, но он отстранил ее:

— Не сейчас. Я должен хорошо обдумать завтрашний бой.

— Почему тебя так заботят эти ничтожные, решившие противостоять величайшему из полководцев? — словно с обидой, спросила Ульра, но Хейд уловил в ее словах некий подвох. Не обратив внимания, он начал пересказывать свою речь перед военачальниками:

— В победе я не сомневаюсь. Но следует уничтожить как можно больше ариев, чтобы позднее не гоняться за ними по лесам! Чем скорее мы покончим с их сопротивлением, тем быстрее мы сможем овладеть всеми богатствами покоренных земель.

— А потом?

— А потом — земли эльфов, которых они зовут чудью, царство людей с желтой кожей, и конечно — главное, удовольствия и торжества, ради которых только и стоит жить вечно! Все это будет у нас после завтрашней победы…

Последняя фраза прозвучала фальшиво и неуверенно. Хейд запнулся, и тогда Ульра, заглянув ему в глаза, спросила:

— Почему ты не веришь в то, что победишь?

Хейд обреченно вздохнул. Затем ответил:

— Потому, что я видел, КАК они сражаются и как они умирают. Я могу завтра одержать победу… но это будет победа в битве, а не в войне. А как выиграть войну, я не знаю.

— Тогда почему ты не повернешь войско вспять?

— Я не могу этого сделать. Это такой позор, что я готов презреть бессмертие и пасть в бою, но не отступить. Пойми, вся наша власть держится лишь на одном: вере всех остальных в мою непобедимость, в мое превосходство. Как только они узнают, что и меня можно одолеть, начнется борьба за власть… И вряд ли мы удержимся на троне.

— Но что же тогда?

Хейд тряхнул головой, но неуверенность и какая-то слабость не исчезали:

— Я не знаю. Но так или иначе, завтра будет битва…

XIII

Помни, потомок, как предки сражались:

Так, словно каждый — молнии брат.

Вечная слава павшим героям,

С мечами в руках уходившим в Закат…

Есть ли на земле нечто, одинаково дорогое для каждого человека, для бедного и богатого, для князя и крестьянина?