Добавить в моё избранное
205 мин, 28 сек 2040
Наоборот, я почувствовала себя в безопасности, как дома.
Оглядевшись, я заметила лишь запустение. По углам и на перилах лестницы колыхалась в полумраке серая паутина, на когда-то белых чехлах, укрывающих мебель, появился большой слой пыли, отчего они казались темно-серыми, практически черными.
Пыль, поднявшаяся от закрывшейся двери, забилась в нос, и я чихнула. В пустом доме мой чих эхом отразился от стен и потолка, заставив меня рассмеяться.
Я успела осмотреть только столовую и большой зал, в котором был прием, как в доме послышался взволнованный голос мамы.
Не знаю откуда она узнала, что я нахожусь именно здесь, но как только ей сообщили о моем исчезновении, мама сразу же помчалась сюда верхом на лошади. Бледная, как снег, она ворвалась в особняк и, найдя меня в столовой у камина, впервые жизни ударила меня, а потом горько разревелась.
Мне стало настолько жалко ее, что даже обида от удара по мягкому месту сошла на нет от осознания вины за ее слезы. Ведь раньше она никогда не плакала, по крайней мере при мне.
Тогда мама схватила меня за локоть и буквально выбежала вместе со мной на улицу, где у дерева был привязан конь.
Усадив меня на коня и забравшись на него сама, а с силой прижала меня к себе за талию одной рукой, а второй взяла уздечку и, пришпорив коня, направила его к нам домой.
И всю дорогу она молчала, хоть я и пыталась извиниться за то, что убежала из дома. Я пыталась выяснить, что теперь будет с няней, которая не уследила за мной, но все было тщетно. Мама словно не слышала меня, хмуро следя за дорогой.
Как только мы оказались около нашего дома, мама спрыгнула с лошади и, ссадив меня с нее, крикнула конюху Герману, чтобы он ее расседлал и не давал воды ближайшие пару часов.
Также не глядя на меня и ничего не говоря, она взяла меня под локоть и повела в свою комнату. Проходя мимо гостиной, я мельком увидела заплаканную Адель и бледную горничную мамы. Батюшки нигде не было видно, видимо еще не вернулся от мистера Далтона, своего нового партнера по бизнесу.
Мама, закрыв дверь за моей спиной, тяжело опустилась на свою кровать и, закрыв лицо ладонями, беззвучно заплакала.
Я же кинулась на колени перед ней и обняла ее за ноги.
— Прости меня, мамочка. Прости, что напугала тебя и других. Я просто хотела посмотреть особняк изнутри. — Зачастила я, боясь, что мама перебьет меня и не даст договорить. — Не увольняй, пожалуйста, Адель. Это все моя вина. Я больше не буду так делать.
— Диана, — опустившись передо мной на колени, взяла мое лицо в свои влажные ладони мама, — я так испугалась за тебя. Пообещай мне никогда больше не ходить туда. Мне кажется…, нет, я почти уверена, что с тобой может случиться что-то ужасное в том доме. Пообещай мне, Диана, обещай.
— Обещаю, мамочка, — испуганная мамиными словами, согласилась я. — Я больше никогда туда не пойду.
И я серьезно была намерена выполнить свое обещание. Но кто же знал, что мне придется его нарушить?
В тот год мне исполнилось пятнадцать лет. Мама стала часто брать меня с собой, чтобы я потихоньку вникала в ее дела, помогала по мере своих возможностей и со временем заняла ее место.
Я, как и следовало прилежной дочери, внимательно изучала все документы, вникала в проблемы сирот и незаметно для родителей, как мне тогда казалось, дарила свои старые детские игрушки детям.
В тот вечер мы с мамой возвращались позже, чем обычно. Дорогу развезло после недавнего проливного дождя, поэтому колеса экипажа временами вязли в черно-бурой грязи.
Но вот вроде бы дорога немного пошла ровнее, и мы с мамой немного расслабились. Как оказалось, сделали мы это зря.
Вдруг ни с того ни сего кони, запряженные в нашу крытую повозку, громко заржав, понесли вперед. Экипаж начало раскачивать из стороны в сторону, снаружи слышалась ругань извозчика и свист хлыста. Мы с мамой пытались удержаться за край скамеек, но быстро потерпели поражение, то и дело налетая друг на друга.
А потом в какой-то момент во всей этой круговерти экипаж занесло на повороте. И повозка опрокинулась. Прежде чем удариться головой о край противоположной скамейки, на которой сидела мама, я увидела, как она, не удержавшись, подвернула ногу и, балансируя на здоровой ноге, вылетела в окно повозки, разбив спиной стекло.
Ее мелькнувшие бежевые сапожки, покрытые уже подсохшей грязью, были последними, что я увидела, прежде чем отключиться.
Очнулась я через несколько минут, как мне казалось. Но странность была в том, что я точно помнила, что была внутри повозки, когда она перевернулась, а теперь же я лежала на мягкой мокрой траве в пяти шагах от экипажа.
Резко села и тут же пожалела об этом, так как голова закружилась, а в глазах замельтешили темные мушки, так что пришлось вцепиться в траву руками, чтобы удержаться в вертикальном положении.
Оглядевшись, я заметила лишь запустение. По углам и на перилах лестницы колыхалась в полумраке серая паутина, на когда-то белых чехлах, укрывающих мебель, появился большой слой пыли, отчего они казались темно-серыми, практически черными.
Пыль, поднявшаяся от закрывшейся двери, забилась в нос, и я чихнула. В пустом доме мой чих эхом отразился от стен и потолка, заставив меня рассмеяться.
Я успела осмотреть только столовую и большой зал, в котором был прием, как в доме послышался взволнованный голос мамы.
Не знаю откуда она узнала, что я нахожусь именно здесь, но как только ей сообщили о моем исчезновении, мама сразу же помчалась сюда верхом на лошади. Бледная, как снег, она ворвалась в особняк и, найдя меня в столовой у камина, впервые жизни ударила меня, а потом горько разревелась.
Мне стало настолько жалко ее, что даже обида от удара по мягкому месту сошла на нет от осознания вины за ее слезы. Ведь раньше она никогда не плакала, по крайней мере при мне.
Тогда мама схватила меня за локоть и буквально выбежала вместе со мной на улицу, где у дерева был привязан конь.
Усадив меня на коня и забравшись на него сама, а с силой прижала меня к себе за талию одной рукой, а второй взяла уздечку и, пришпорив коня, направила его к нам домой.
И всю дорогу она молчала, хоть я и пыталась извиниться за то, что убежала из дома. Я пыталась выяснить, что теперь будет с няней, которая не уследила за мной, но все было тщетно. Мама словно не слышала меня, хмуро следя за дорогой.
Как только мы оказались около нашего дома, мама спрыгнула с лошади и, ссадив меня с нее, крикнула конюху Герману, чтобы он ее расседлал и не давал воды ближайшие пару часов.
Также не глядя на меня и ничего не говоря, она взяла меня под локоть и повела в свою комнату. Проходя мимо гостиной, я мельком увидела заплаканную Адель и бледную горничную мамы. Батюшки нигде не было видно, видимо еще не вернулся от мистера Далтона, своего нового партнера по бизнесу.
Мама, закрыв дверь за моей спиной, тяжело опустилась на свою кровать и, закрыв лицо ладонями, беззвучно заплакала.
Я же кинулась на колени перед ней и обняла ее за ноги.
— Прости меня, мамочка. Прости, что напугала тебя и других. Я просто хотела посмотреть особняк изнутри. — Зачастила я, боясь, что мама перебьет меня и не даст договорить. — Не увольняй, пожалуйста, Адель. Это все моя вина. Я больше не буду так делать.
— Диана, — опустившись передо мной на колени, взяла мое лицо в свои влажные ладони мама, — я так испугалась за тебя. Пообещай мне никогда больше не ходить туда. Мне кажется…, нет, я почти уверена, что с тобой может случиться что-то ужасное в том доме. Пообещай мне, Диана, обещай.
— Обещаю, мамочка, — испуганная мамиными словами, согласилась я. — Я больше никогда туда не пойду.
И я серьезно была намерена выполнить свое обещание. Но кто же знал, что мне придется его нарушить?
В тот год мне исполнилось пятнадцать лет. Мама стала часто брать меня с собой, чтобы я потихоньку вникала в ее дела, помогала по мере своих возможностей и со временем заняла ее место.
Я, как и следовало прилежной дочери, внимательно изучала все документы, вникала в проблемы сирот и незаметно для родителей, как мне тогда казалось, дарила свои старые детские игрушки детям.
В тот вечер мы с мамой возвращались позже, чем обычно. Дорогу развезло после недавнего проливного дождя, поэтому колеса экипажа временами вязли в черно-бурой грязи.
Но вот вроде бы дорога немного пошла ровнее, и мы с мамой немного расслабились. Как оказалось, сделали мы это зря.
Вдруг ни с того ни сего кони, запряженные в нашу крытую повозку, громко заржав, понесли вперед. Экипаж начало раскачивать из стороны в сторону, снаружи слышалась ругань извозчика и свист хлыста. Мы с мамой пытались удержаться за край скамеек, но быстро потерпели поражение, то и дело налетая друг на друга.
А потом в какой-то момент во всей этой круговерти экипаж занесло на повороте. И повозка опрокинулась. Прежде чем удариться головой о край противоположной скамейки, на которой сидела мама, я увидела, как она, не удержавшись, подвернула ногу и, балансируя на здоровой ноге, вылетела в окно повозки, разбив спиной стекло.
Ее мелькнувшие бежевые сапожки, покрытые уже подсохшей грязью, были последними, что я увидела, прежде чем отключиться.
Очнулась я через несколько минут, как мне казалось. Но странность была в том, что я точно помнила, что была внутри повозки, когда она перевернулась, а теперь же я лежала на мягкой мокрой траве в пяти шагах от экипажа.
Резко села и тут же пожалела об этом, так как голова закружилась, а в глазах замельтешили темные мушки, так что пришлось вцепиться в траву руками, чтобы удержаться в вертикальном положении.
Страница
39 из 59
39 из 59
