187 мин, 24 сек 3799
Если бы его не увезли в Драголин, то можно было бы смело начать список таких пособников прямо со старосты Маэнора Хэлвика, неизвестно почему решившего закрыть на происходящее глаза себе и всему поселению… Поистине странным кажется такое заведомо тщетное усилие, поскольку того, что сейчас происходит, просто нельзя не замечать, даже если очень бы хотелось…
— Что-то он, явно, знал, и не хотел чтобы это стало широко известно. Что-то очень важное, раз он с такою легкостью поставил на кон свою должность и, возможно, свободу…
— Наши враги могут разгуливать среди нас, любезно улыбаясь и выдавая себя за друзей. Именно поэтому я прошу тебя, не распространяйся излишне о своей миссии.
— Хорошо, я постараюсь… никто из… Эм-м-м… лишних жителей деревни до нужного момента не будет знать… Если этого не потребует крайняя необходимость.
— Гвэйен! Лишних? Это как?
— Ну… В конце концов, мне же нужно как-то проводить следствие, Мать Рия. Я же не могу сказать свидетелю, например, — Я кожевник из Полесья, я хочу взять у вас показания… Я и так, оставив свою броню и оружие в комнате, считай, беззащитен… А если сейчас сюда ворвется один из тех ужасных псов? Что мне с ним — деревянной поварешкой сражаться? Разумно ли это? Я должен ходить в доспехе, с мечом и пневмострелом, и показывать людям свою отметину чтобы просить их о содействии…
— Ну тогда поступай как знаешь, Гвэйен. В конце концов, это ты здесь — инквизитор. Я только даю тебе советы в меру своего понимания.
Они пили чай. Гвэйен посмотрел на свою ладонь. Рисунок, размером с четырехдрейковую серебряную монету, был четким и выразительным, глубоко въевшимся в кожу. Незадолго до его отъезда из Борумхельма, мастер Арамонт обновил метку, напитав рисунок Священной Пылью. Гвэй медленно подвинул руку в сторону жрицы. По мере движения метка все отчетливее загоралась фиолетовым свечением, а в ладони нарастало ощущение жара. Он почесал затылок.
Жрица смотрела в окно, за которым шумел на ветру ухоженный сад.
— Прости меня, добрая Мать Рия… В твоей мудрости я как раз не сомневаюсь. Я обязательно прислушаюсь к твоим советам… А также буду помнить и про два крыла… Я справлюсь. Хоть и один. Вот увидишь… Попроси об этом Милостивую Гвэйдхэ.
— Попрошу. Обязательно попрошу, мой мальчик. А ты, пожалуйста, будь осторожен. Люди подозрительны к чужакам. Возможно мои опасения и пусты, но не привлекай к себе слишком большого внимания… Да и твоего настоящего имени им лучше не знать — пусть лишний раз не беспокоятся. Так уж повелось, что о Дораях и Лани здесь вспоминают без особого душевного тепла. Ты здорово изменился. Мне не кажется правдоподобным, чтобы тебя кто-нибудь узнал, если только ты сам не назовешься… та болезнь сильно на тебя повлияла… — ты словно стар и молод одновременно… Когда мы встретились с тобою шесть лет назад, то даже я тебя узнала с трудом, а ты знаешь, что я очень внимательна… Да, теперь ты выглядишь совсем по-другому…
Гвэйен нахмурил брови и опустил взгляд; тень пробежала по его лицу…
— Собственно, об этом я тоже хотел тебя спросить. Расскажи мне о родителях, Мать Рия. Почему такая неприязнь к моей семье и семье Эулики все еще сохраняется? Почему когда я спрашиваю о Дораях, люди становятся подозрительными, а о дьявольской крови Лани, еще и через столько лет, судачат на улицах старики? Ведь это все было так давно и моя жена здесь ни при чем…
— И будут судачить. Простонародье суеверно. Одного-двух порядком странных случаев, сопоставимых с интересами или высказываниями человека, достаточно, чтобы весь его род окутать легендами о колдовстве. А случаев было не два и не три.
— И не четыре, к несчастью, — добавил Гвэйен.
— Простонародье любит свои легенды и хранит их долгие лета, — продолжала жрица. — Ведь так ему и проще и интереснее. А когда происходит такое, как сейчас, это нужно с чем-то связать, понимаешь? А связать это с семейством Лани для простонародья очень легко и, в какой-то мере, даже приятно…
Он молчал.
— Вы уехали тогда с Эуликой — и правильно поступили. Жаль, что на новом месте вас тоже настигла беда. Нити судьбы сплетаются в причудливые узоры, Гвэйен.
— Шесть лет назад ты говорила, что родители все еще живут в Пристанище. Что у них все хорошо. Я надеялся повидать их.
— Шесть лет назад я очень удивилась, встретив тебя в резиденции ордена, — улыбнулась она. — Человек, о семье которого ходят такие слухи, о котором рассказывают, что он женился на ведьме, уезжает из поселения, пресыщенный плодами этих суеверий, а потом становится инквизитором, чтобы самому выслеживать ведьм.
— Не только ведьм, добрая Мать Рия. И не всех ведьм, — сказал он печально. — Однако ж… Продолжай.
— Пять лет назад, — ее лицо снова стало серьезным, — кто-то ночью попытался поджечь дом Дораев.
— Что-то он, явно, знал, и не хотел чтобы это стало широко известно. Что-то очень важное, раз он с такою легкостью поставил на кон свою должность и, возможно, свободу…
— Наши враги могут разгуливать среди нас, любезно улыбаясь и выдавая себя за друзей. Именно поэтому я прошу тебя, не распространяйся излишне о своей миссии.
— Хорошо, я постараюсь… никто из… Эм-м-м… лишних жителей деревни до нужного момента не будет знать… Если этого не потребует крайняя необходимость.
— Гвэйен! Лишних? Это как?
— Ну… В конце концов, мне же нужно как-то проводить следствие, Мать Рия. Я же не могу сказать свидетелю, например, — Я кожевник из Полесья, я хочу взять у вас показания… Я и так, оставив свою броню и оружие в комнате, считай, беззащитен… А если сейчас сюда ворвется один из тех ужасных псов? Что мне с ним — деревянной поварешкой сражаться? Разумно ли это? Я должен ходить в доспехе, с мечом и пневмострелом, и показывать людям свою отметину чтобы просить их о содействии…
— Ну тогда поступай как знаешь, Гвэйен. В конце концов, это ты здесь — инквизитор. Я только даю тебе советы в меру своего понимания.
Они пили чай. Гвэйен посмотрел на свою ладонь. Рисунок, размером с четырехдрейковую серебряную монету, был четким и выразительным, глубоко въевшимся в кожу. Незадолго до его отъезда из Борумхельма, мастер Арамонт обновил метку, напитав рисунок Священной Пылью. Гвэй медленно подвинул руку в сторону жрицы. По мере движения метка все отчетливее загоралась фиолетовым свечением, а в ладони нарастало ощущение жара. Он почесал затылок.
Жрица смотрела в окно, за которым шумел на ветру ухоженный сад.
— Прости меня, добрая Мать Рия… В твоей мудрости я как раз не сомневаюсь. Я обязательно прислушаюсь к твоим советам… А также буду помнить и про два крыла… Я справлюсь. Хоть и один. Вот увидишь… Попроси об этом Милостивую Гвэйдхэ.
— Попрошу. Обязательно попрошу, мой мальчик. А ты, пожалуйста, будь осторожен. Люди подозрительны к чужакам. Возможно мои опасения и пусты, но не привлекай к себе слишком большого внимания… Да и твоего настоящего имени им лучше не знать — пусть лишний раз не беспокоятся. Так уж повелось, что о Дораях и Лани здесь вспоминают без особого душевного тепла. Ты здорово изменился. Мне не кажется правдоподобным, чтобы тебя кто-нибудь узнал, если только ты сам не назовешься… та болезнь сильно на тебя повлияла… — ты словно стар и молод одновременно… Когда мы встретились с тобою шесть лет назад, то даже я тебя узнала с трудом, а ты знаешь, что я очень внимательна… Да, теперь ты выглядишь совсем по-другому…
Гвэйен нахмурил брови и опустил взгляд; тень пробежала по его лицу…
— Собственно, об этом я тоже хотел тебя спросить. Расскажи мне о родителях, Мать Рия. Почему такая неприязнь к моей семье и семье Эулики все еще сохраняется? Почему когда я спрашиваю о Дораях, люди становятся подозрительными, а о дьявольской крови Лани, еще и через столько лет, судачат на улицах старики? Ведь это все было так давно и моя жена здесь ни при чем…
— И будут судачить. Простонародье суеверно. Одного-двух порядком странных случаев, сопоставимых с интересами или высказываниями человека, достаточно, чтобы весь его род окутать легендами о колдовстве. А случаев было не два и не три.
— И не четыре, к несчастью, — добавил Гвэйен.
— Простонародье любит свои легенды и хранит их долгие лета, — продолжала жрица. — Ведь так ему и проще и интереснее. А когда происходит такое, как сейчас, это нужно с чем-то связать, понимаешь? А связать это с семейством Лани для простонародья очень легко и, в какой-то мере, даже приятно…
Он молчал.
— Вы уехали тогда с Эуликой — и правильно поступили. Жаль, что на новом месте вас тоже настигла беда. Нити судьбы сплетаются в причудливые узоры, Гвэйен.
— Шесть лет назад ты говорила, что родители все еще живут в Пристанище. Что у них все хорошо. Я надеялся повидать их.
— Шесть лет назад я очень удивилась, встретив тебя в резиденции ордена, — улыбнулась она. — Человек, о семье которого ходят такие слухи, о котором рассказывают, что он женился на ведьме, уезжает из поселения, пресыщенный плодами этих суеверий, а потом становится инквизитором, чтобы самому выслеживать ведьм.
— Не только ведьм, добрая Мать Рия. И не всех ведьм, — сказал он печально. — Однако ж… Продолжай.
— Пять лет назад, — ее лицо снова стало серьезным, — кто-то ночью попытался поджечь дом Дораев.
Страница
21 из 54
21 из 54