Добавить в моё избранное
197 мин, 17 сек 3394
В записке, которую Костя нашел в Глубине, пребывая в Новосвете, он читал, что Саша больше его не побеспокоит. Да, дурные сны и видения закончились — но теперь, когда Костя увидел нечто более страшное, когда бесследно пропали люди, ставшие причастные к этому неестественному течению событий, все стало куда хуже.
Костя закрыл глаза и перед ним возник образ Антонова, смотрящего на него своим цепким и холодным взглядом.
«Почему вы решили, что вашему брату нужна ваша помощь?»
В словах журналиста было много не то что бы правды — Антонов ведь и сам был знаком со знаниями о Печати лишь понаслышке — но много того, что сейчас Костя сам считал верным. Он начал понимать это только сейчас, когда сам Антонов сгинул в Глубине. Всю правду он узнал уже после того, как журналист взял в руки колоду Таро, обрекая себя.
Костя сглотнул, моргнув и отвернувшись от окна. Сумка с ружьем лежала у дивана; на столике гостиной, поверх смятой записки от Саши, лежала Печать, тускло отблескивающая завитушками на неярком свету уже почти скрывшегося за домами солнца.
Костя не знал, зачем он идет на этот шаг. Возвращаться в Глубину по собственной воле, после того, что он узнал, было сродни самоубийству, но именно теперь, после того, как все встало на свои места, поступить иначе он не мог. Кажется, Антонов был прав в своем домысле относительно Саши. Какая-то часть его души оказалась заперта внутри Глубины, в каком-то смысле он действительно не умер. И эта часть Саши погубила других людей, причастных к жизни младшего брата Кости, используя его самого. Костя сам вручил предметы-ключи тем, кому было нужно. Он не знал, зачем это было нужно Саше — но это было страшно.
Костя приблизился к дивану и тяжело уселся, закинув руки на спинку и запрокинув голову. Мертвая тишина в его квартире действовала ему на нервы, но вместе с этим он чувствовал странное умиротворение.
«И что же я смогу с ним сделать, даже если отыщу его там?»
Да, возможно, Саша действительно блуждает где-то в Глубине. Возможно, с ним удастся поговорить. Но даже если Косте удастся выяснить, почему он это сделал, это уже не вернет Катю, как и всех других.
«Да, я знаю это».
Здравым смыслом Костя понимал, что он не должен ничего предпринимать. Колода Таро и перстень его брата уже невозможно вернуть. Людей, которые случайно или намеренно прикасались к этим предметам — тоже. Он действительно бессилен что-либо изменить, и сейчас ему лучше было бы уделить внимание своему психическому состоянию и поиску новой работы. Ему нужно было отдохнуть, забыть обо всем, что с ним случилось.
Однако Костя знал кое-что еще, что не давало ему покоя. Вероятно, именно это побуждало его действовать, заставляя не обращать внимания на доводы, что, пожалуй, именно нынешнее психическое состояние Кости не позволит ему найти нормальную работу и отдохнуть. Он узнал и увидел слишком много, чтобы быть уверенным в этом.
Костя помнил тот ежедневник, который он нашел в собственной квартире в Глубине. Слова, написанные подчерком его жены, именно сейчас обретали смысл, и именно сейчас они давали смысл действиям Кости. Он хорошо запомнил их.
«Он все еще спит наверху, в больнице».
Если бы не эта фраза, Костя был бы в тупике. Теперь же он понимал.
Саша скончался в больнице, и, кажется, что место его смерти было теперь как-то связанно с тем же самым местом в Глубине. Костя не сомневался — под местоимением «он» подразумевался его брат.
Костя открыл глаза и посмотрел на лежащую перед ним Печать. Зачем тянуть? Кажется, он решил уйти в Глубину, прихватив с собой эту вещь, чтобы оставить ее там? Костя знал, как просто она работает, и он мог бы начать — а точнее закончить — все прямо здесь и сейчас. Достаточно лишь выдвинуть острое серповидное жало из контура Печати.
Костя рывком поднялся на ноги. Взяв записку от брата, он вновь пробежался взглядом по тексту кажущейся совершенно безобидной бумаги, как уже делал много-много раз.
«Не бойся, теперь все в порядке… Пожалуйста, сделай это ради меня… Печать я оставляю тебе… Когда закончишь, просто убери лезвие обратно… Не скучай, брат».
Костя уставился на ухмыляющуюся внизу текста рожицу. Теперь текст этого коротенького прощального письма из мира мертвых, вместе с этой рожицей казались ему триумфом иронии. Он решительно смял затасканный за это время лист бумаги в ком.
«Я и не собираюсь скучать, Саня».
Костя отправился на кухню, где сжег записку. Достав небольшой фонарик из шкафа, он оделся и, устроив Печать во внутреннем кармане куртки, вышел из квартиры, прихватив сумку с ружьем.
Было свежо и холодно. Костя шагал в сторону метро, глядя лишь перед собой.
«Он спит наверху, в больнице», — эта фраза не выходила у него из головы.
Костя помнил дорогу. Больница, в котором находился Саша во время своей болезни и в которой он умер, располагалась не так далеко от дома Кости, всего несколько остановок метро.
Костя закрыл глаза и перед ним возник образ Антонова, смотрящего на него своим цепким и холодным взглядом.
«Почему вы решили, что вашему брату нужна ваша помощь?»
В словах журналиста было много не то что бы правды — Антонов ведь и сам был знаком со знаниями о Печати лишь понаслышке — но много того, что сейчас Костя сам считал верным. Он начал понимать это только сейчас, когда сам Антонов сгинул в Глубине. Всю правду он узнал уже после того, как журналист взял в руки колоду Таро, обрекая себя.
Костя сглотнул, моргнув и отвернувшись от окна. Сумка с ружьем лежала у дивана; на столике гостиной, поверх смятой записки от Саши, лежала Печать, тускло отблескивающая завитушками на неярком свету уже почти скрывшегося за домами солнца.
Костя не знал, зачем он идет на этот шаг. Возвращаться в Глубину по собственной воле, после того, что он узнал, было сродни самоубийству, но именно теперь, после того, как все встало на свои места, поступить иначе он не мог. Кажется, Антонов был прав в своем домысле относительно Саши. Какая-то часть его души оказалась заперта внутри Глубины, в каком-то смысле он действительно не умер. И эта часть Саши погубила других людей, причастных к жизни младшего брата Кости, используя его самого. Костя сам вручил предметы-ключи тем, кому было нужно. Он не знал, зачем это было нужно Саше — но это было страшно.
Костя приблизился к дивану и тяжело уселся, закинув руки на спинку и запрокинув голову. Мертвая тишина в его квартире действовала ему на нервы, но вместе с этим он чувствовал странное умиротворение.
«И что же я смогу с ним сделать, даже если отыщу его там?»
Да, возможно, Саша действительно блуждает где-то в Глубине. Возможно, с ним удастся поговорить. Но даже если Косте удастся выяснить, почему он это сделал, это уже не вернет Катю, как и всех других.
«Да, я знаю это».
Здравым смыслом Костя понимал, что он не должен ничего предпринимать. Колода Таро и перстень его брата уже невозможно вернуть. Людей, которые случайно или намеренно прикасались к этим предметам — тоже. Он действительно бессилен что-либо изменить, и сейчас ему лучше было бы уделить внимание своему психическому состоянию и поиску новой работы. Ему нужно было отдохнуть, забыть обо всем, что с ним случилось.
Однако Костя знал кое-что еще, что не давало ему покоя. Вероятно, именно это побуждало его действовать, заставляя не обращать внимания на доводы, что, пожалуй, именно нынешнее психическое состояние Кости не позволит ему найти нормальную работу и отдохнуть. Он узнал и увидел слишком много, чтобы быть уверенным в этом.
Костя помнил тот ежедневник, который он нашел в собственной квартире в Глубине. Слова, написанные подчерком его жены, именно сейчас обретали смысл, и именно сейчас они давали смысл действиям Кости. Он хорошо запомнил их.
«Он все еще спит наверху, в больнице».
Если бы не эта фраза, Костя был бы в тупике. Теперь же он понимал.
Саша скончался в больнице, и, кажется, что место его смерти было теперь как-то связанно с тем же самым местом в Глубине. Костя не сомневался — под местоимением «он» подразумевался его брат.
Костя открыл глаза и посмотрел на лежащую перед ним Печать. Зачем тянуть? Кажется, он решил уйти в Глубину, прихватив с собой эту вещь, чтобы оставить ее там? Костя знал, как просто она работает, и он мог бы начать — а точнее закончить — все прямо здесь и сейчас. Достаточно лишь выдвинуть острое серповидное жало из контура Печати.
Костя рывком поднялся на ноги. Взяв записку от брата, он вновь пробежался взглядом по тексту кажущейся совершенно безобидной бумаги, как уже делал много-много раз.
«Не бойся, теперь все в порядке… Пожалуйста, сделай это ради меня… Печать я оставляю тебе… Когда закончишь, просто убери лезвие обратно… Не скучай, брат».
Костя уставился на ухмыляющуюся внизу текста рожицу. Теперь текст этого коротенького прощального письма из мира мертвых, вместе с этой рожицей казались ему триумфом иронии. Он решительно смял затасканный за это время лист бумаги в ком.
«Я и не собираюсь скучать, Саня».
Костя отправился на кухню, где сжег записку. Достав небольшой фонарик из шкафа, он оделся и, устроив Печать во внутреннем кармане куртки, вышел из квартиры, прихватив сумку с ружьем.
Было свежо и холодно. Костя шагал в сторону метро, глядя лишь перед собой.
«Он спит наверху, в больнице», — эта фраза не выходила у него из головы.
Костя помнил дорогу. Больница, в котором находился Саша во время своей болезни и в которой он умер, располагалась не так далеко от дома Кости, всего несколько остановок метро.
Страница
45 из 57
45 из 57
