197 мин, 17 сек 3395
Когда он поднялся наверх по эскалатору и вышел наружу вместе с потоком людей, спешащих домой после рабочего дня, начался снегопад. Уколы первых снежинок, упавших ему на лицо, словно бы вернули его к реальности.
Костя широко раскрыл глаза, вдохнув морозный воздух полной грудью. Было шестое января, пятый час вечера. В правой руке он держал лямки черной сумки, в которой лежало тяжелое ружье и патроны. Под застегнутой курткой, во внутреннем кармане он явственно ощущал вес Печати. Он шел туда, где четыре года назад умер Саша.
Костя ни разу не появлялся здесь с тех самых пор, и он значительно сбавил шаг, озираясь по сторонам из-под капюшона. Он был уверен, что больше никогда не увидит этот мир, но не чувствовал каких-то сильных чувств по этому поводу. Костя считал, что дороги назад не будет, даже если он и найдет Сашу. Он слишком глубоко увяз во всем этом, чтобы выйти невредимым из этой истории.
Костя поднялся по ступеням, ведущим к широким дверям крупного пятиэтажного здания, и стеклянные двери гостеприимно открылись перед ним. Костя остановился перед второй широкой дверью с большим стеклянным окном, в котором был виден вестибюль. Под самый вечер там было немного людей, и Костя смотрел на них, ощущая теплые потоки воздуха, овевающие его. Он думал о том, что будет, если в тот момент, когда он откроет Печать, на него будет кто-нибудь смотреть? Что увидит этот человек? Как стоящий у входа человек растворится в воздухе?
Он поставил сумку на ребристое резиновое покрытие пола, расстегнул куртку и достал Печать. Прежде, чем выдвинуть острие, Костя взял сумку, чтобы быть уверенным, что захватит ее с собой в Глубину, не оставив в этой реальности.
Жало выскочило наружу легко и свободно, словно выкидное лезвие ножа, и Костя почувствовал, как страх вернулся к нему. Он попытался быстро побороть его — поздно. Страх остался перед ним лишь досадной помехой, которую следует преодолеть. Он должен был увидеть Сашу… или того, кем он теперь стал.
Костя услышал мягкий, нарастающий шелестящий шум, заполняющий и вытесняющий собой все остальные звуки. Костя исподлобья смотрел, как фигуры людей за стеклом начали останавливаться, замирать, словно бы на замедляющейся с каждым мгновением пленке. Их силуэты начали блекнуть, становиться прозрачными. Костя смотрел, как окружающие его поверхности теряют цвет, стремительно выцветая и становясь белоснежными. Шелестящий звук набирал громкость и достиг своего максимального звучания в тот миг, когда люди в вестибюле окончательно исчезли из виду, словно бы растворившись в воздухе, и когда все вокруг стало таким белым, что стало больно глазам.
Но Костя все же смотрел, смотрел, не моргая и не отрываясь. Погружение в Глубину было настолько же необычно красивым, насколько уродливой была сама изнанка реальности, в которую он стремительно погружался.
Шум пошел на убыль, и вместе с этим цвет начал возвращаться. Костя заморгал и отшатнулся назад, когда только что бывшее прозрачным стекло двери перед ним потемнело и покрылось темно-бурыми пятнами, полностью скрыв из виду вестибюль. Сквозь него были видны лишь мутные пятна света.
Шелест утих, и Костя, все еще держащий перед собой Печать с выдвинутым лезвием, медленно обернулся. Стекла дверных створок были грязными, и за ними он не видел ничего, кроме кромешной тьмы, настолько густой, что Косте показалось, будто бы за этими заклинившими дверями, ведущими наружу, был настоящий космос.
Следовало спешить. Вокруг было тихо, но это не значило, что рядом никого нет. Костя уже убедился в этом, когда был в Глубине в прошлый раз. Он поставил сумку на грязный пол и быстро убрал Печать во внутренний карман, так, чтобы не пропороть ткань куртки, приседая возле сумки. Открывать ее пришлось медленно — Костя боялся, что слишком громкий звук открывающейся «молнии» привлечет внимание до того, как он успеет добраться до ружья. Достав оружие и патроны, Костя зарядил ружье, отправив оставшиеся четыре патрона и фонарик в карманы куртки.
«В своем ли ты уме, парень? У тебя всего восемь патронов, а этих тварей там, должно быть, целая прорва, ты не знаешь, что тебя ждет за первым же поворотом этого чертового мира»…
Да, наверное, он окончательно тронулся — добровольно прийти сюда, чтобы искать тень мертвеца, по вине которой он влип в страшную историю. Все, что у него было — это записка от Кати.
«Он все еще спит наверху, в больнице».
Эта фраза не давала ему покоя, и Костя понимал, что за ней кроется если не ответ, то та самая развязка, к которой он был вынужден идти сейчас, не имея другой альтернативы.
Саша был мертв уже как несколько лет, но в это же самое время он по-прежнему был здесь, в Глубине, в том самом месте, где он скончался от болезни. Печать исправно держала душу связавшего с ней жизнью человека в своей тюрьме.
Костя задумчиво посмотрел на дуло ружья, и передернул затвор.
Костя широко раскрыл глаза, вдохнув морозный воздух полной грудью. Было шестое января, пятый час вечера. В правой руке он держал лямки черной сумки, в которой лежало тяжелое ружье и патроны. Под застегнутой курткой, во внутреннем кармане он явственно ощущал вес Печати. Он шел туда, где четыре года назад умер Саша.
Костя ни разу не появлялся здесь с тех самых пор, и он значительно сбавил шаг, озираясь по сторонам из-под капюшона. Он был уверен, что больше никогда не увидит этот мир, но не чувствовал каких-то сильных чувств по этому поводу. Костя считал, что дороги назад не будет, даже если он и найдет Сашу. Он слишком глубоко увяз во всем этом, чтобы выйти невредимым из этой истории.
Костя поднялся по ступеням, ведущим к широким дверям крупного пятиэтажного здания, и стеклянные двери гостеприимно открылись перед ним. Костя остановился перед второй широкой дверью с большим стеклянным окном, в котором был виден вестибюль. Под самый вечер там было немного людей, и Костя смотрел на них, ощущая теплые потоки воздуха, овевающие его. Он думал о том, что будет, если в тот момент, когда он откроет Печать, на него будет кто-нибудь смотреть? Что увидит этот человек? Как стоящий у входа человек растворится в воздухе?
Он поставил сумку на ребристое резиновое покрытие пола, расстегнул куртку и достал Печать. Прежде, чем выдвинуть острие, Костя взял сумку, чтобы быть уверенным, что захватит ее с собой в Глубину, не оставив в этой реальности.
Жало выскочило наружу легко и свободно, словно выкидное лезвие ножа, и Костя почувствовал, как страх вернулся к нему. Он попытался быстро побороть его — поздно. Страх остался перед ним лишь досадной помехой, которую следует преодолеть. Он должен был увидеть Сашу… или того, кем он теперь стал.
Костя услышал мягкий, нарастающий шелестящий шум, заполняющий и вытесняющий собой все остальные звуки. Костя исподлобья смотрел, как фигуры людей за стеклом начали останавливаться, замирать, словно бы на замедляющейся с каждым мгновением пленке. Их силуэты начали блекнуть, становиться прозрачными. Костя смотрел, как окружающие его поверхности теряют цвет, стремительно выцветая и становясь белоснежными. Шелестящий звук набирал громкость и достиг своего максимального звучания в тот миг, когда люди в вестибюле окончательно исчезли из виду, словно бы растворившись в воздухе, и когда все вокруг стало таким белым, что стало больно глазам.
Но Костя все же смотрел, смотрел, не моргая и не отрываясь. Погружение в Глубину было настолько же необычно красивым, насколько уродливой была сама изнанка реальности, в которую он стремительно погружался.
Шум пошел на убыль, и вместе с этим цвет начал возвращаться. Костя заморгал и отшатнулся назад, когда только что бывшее прозрачным стекло двери перед ним потемнело и покрылось темно-бурыми пятнами, полностью скрыв из виду вестибюль. Сквозь него были видны лишь мутные пятна света.
Шелест утих, и Костя, все еще держащий перед собой Печать с выдвинутым лезвием, медленно обернулся. Стекла дверных створок были грязными, и за ними он не видел ничего, кроме кромешной тьмы, настолько густой, что Косте показалось, будто бы за этими заклинившими дверями, ведущими наружу, был настоящий космос.
Следовало спешить. Вокруг было тихо, но это не значило, что рядом никого нет. Костя уже убедился в этом, когда был в Глубине в прошлый раз. Он поставил сумку на грязный пол и быстро убрал Печать во внутренний карман, так, чтобы не пропороть ткань куртки, приседая возле сумки. Открывать ее пришлось медленно — Костя боялся, что слишком громкий звук открывающейся «молнии» привлечет внимание до того, как он успеет добраться до ружья. Достав оружие и патроны, Костя зарядил ружье, отправив оставшиеся четыре патрона и фонарик в карманы куртки.
«В своем ли ты уме, парень? У тебя всего восемь патронов, а этих тварей там, должно быть, целая прорва, ты не знаешь, что тебя ждет за первым же поворотом этого чертового мира»…
Да, наверное, он окончательно тронулся — добровольно прийти сюда, чтобы искать тень мертвеца, по вине которой он влип в страшную историю. Все, что у него было — это записка от Кати.
«Он все еще спит наверху, в больнице».
Эта фраза не давала ему покоя, и Костя понимал, что за ней кроется если не ответ, то та самая развязка, к которой он был вынужден идти сейчас, не имея другой альтернативы.
Саша был мертв уже как несколько лет, но в это же самое время он по-прежнему был здесь, в Глубине, в том самом месте, где он скончался от болезни. Печать исправно держала душу связавшего с ней жизнью человека в своей тюрьме.
Костя задумчиво посмотрел на дуло ружья, и передернул затвор.
Страница
46 из 57
46 из 57