Небо сохраняется через сны когда Бога нет дома

Как аксессуар. Они ходят с тобой под ручку, а ты просто улыбаешься — на этот моменте он сам натянуто улыбнулся, отпил свой кофе, добавил — и трахаться ни с кем не надо, у нас это запрещено.

Вау. Подумал я.

— Но почему я?

— Ты чертовски красив. Ты будешь на расхват. Они будут платить только за то, чтоб походить с тобой рядом, обещаю.

Так же когда-то говорил и Рин. Он говорил, что некоторые богатенькие дядечки будут платить мне только за то, чтоб посмотреть на меня. Как на экспанат. Об этом мне толковал и этот парень.

— А если мне не понравится?

— Хах… уйдёшь.

— Я могу попробовать?

— Конечно.

Он много говорил мне об их агенстве которое предоставляет подобного рода услуги, что он там почти «главный», что набирает персонал. Каждые пять минут не забывает повторять, что он платит гораздо больше, чем то, что я получаю при нынешнем положении дел. Что у них там одна элита. Что я буду элитой, что продвинусь со своими внешними данными. Что какая-нибудь богатенькая дамочка меня «заметит» и возьмёт под свою «опеку», что я буду обеспечен и не буду ни в чём нуждаться, стану самостоятельным.

Сказал, что его зовут Этьен и что он Француз, что приехал сюда из Марселя полтора года назад, что он вегитерианец, что ненавидит омары и взбитые сливки. Трогал мои волосы и говорил, что я невероятно привлекателен.

Он много чего говорил, много чего обещал, а я был уверен, что такое не падает с небес. С другой стороны, если падает — значит заслужил. Я решил попробовать.

Сказал об этом Рину. Он был рад.

— Я же говорил тебе! Ты далеко поедешь, малыш! — он дружелюбно хлопает меня по плечу и широко улыбается — это дело надо отметить! И не смей отказываться! Ты согласился? Согласился?

— Согласился.

— Вот и чудно! — он достаёт бутылку виски и два бокала на длинных ножках. Я никогда не пил.

Унесло за считанные минуты. Всё плывёт. Потолок и стены плывут. По кругу. Я будто катаюсь на карусели, хотя я на них никогда не катался, но видел, и думаю, что ощущения такие же. Рин ложит мою голову к себе на колени, гладит меня по волосам. Откидывается назад.

— Эй, Рин? А почему бы тебе тоже туда не пойти?

— Вся эта интеллегенция не для меня. Я им там своими манерами ухерачу весь званный ужин… или что у них там.

— Банкеты. Это называется банкетами.

— Да один хрен. Никогда не любил этих грёбаных аристократов. Все такие правильные, всё по этикету, по правилам. Срал я всегда на эти правила.

— Этьен сказал, что там хорошо платят.

— Какой ещё Этьен? — его имя он произнёс максимально фамильярно, кривя губами, демонстрируя как тот ему уже не нравится.

— Твой клиент! — так же фамильярно отвечаю — ты его спихнул на меня. А зря… — делаю паузу — он симпатичный.

— И как он трахается? Лучше меня? — продолжает язвить.

— Он отказался. Сказал, что я ещё ребёнок и что он не имеет дела с детьми.

— Боже, как благородно, сейчас расплачусь.

Весь вечер он язвит, пьёт, говорит, чтоб я особо не заигрывался с этим Этьеном, снова язвит, снова пьёт. Ложит свою голову мне на колени. Обнимает меня. Совсем пьян. Говорит, что чертовски любит меня. Он всегда так говорит, когда пьян. В нормальном состоянии от него ничего подобного не услышишь.

Он всегда спрашивал у меня этот вопрос, «Ну и как он трахается? лучше меня?», после каждого клиента. Сам же ложил меня под них, и сам же был недоволен тем, что я это с ними делаю. Странный. Но никто из них не делал этого лучше чем он, и он знал об этом, но продолжал спрашивать. Наверное потому что ему просто нравилось слышать этот ответ.

Он ненавидел моих клиентов. Я ненавидел его клиентов. Может мы и были странной парочкой, хотя Рин никогда нас так не называл. Он считал себя свободным одиночкой. Говорил, что ему никто не нужен, что он ни в ком не нуждается. Что для счастья ему нужен только он сам и его свобода. Но, я думаю, он лукавил.

В тот вечер я так и не сказал ему о том разговоре с Этьеном. О том, что меня задели его слова и что эти мысли больше не выходили из моей головы. Я начал думать об этом всё время. Всё своё свободное время. О том, что моя беспомощность Рину на руку, что так ему легче сделать меня своей маленькой игрушкой, что так ему проще мною пользоваться. Я знал, что Рин способен на это, но не был уверен в том, что он мог бы так поступить со мной…

Английская обстановка. Мы в одном из кафе большого Лондона. Прошло около двух недель. Он медленно помешивает свой кофе, аккуратно добавляет сливки, мельком говорит, что Этьен их ненавидит.

— Ты, я посмотрю, теперь всё о нём знаешь?

— Ну, так… в общих чертах. Я не вдавался в подробности его жизни.

У него даже речь другая. Он говорит, что там Этьен учит его культуре и манерам, тому, как правильно держаться в обществе и как выгодно себя преподнести, как понравиться, расположить к себе собеседника.