185 мин, 59 сек 1962
— Встретил старых приятелей. Решили устроить сабантуй. Ни с того ни сего. Знаешь, я заметил, что так лучше всего получается. Хлебали пиво до шести. Если хочешь, можешь меня догнать. У меня есть водка, ликер. Будешь?
Ольга выбрала водку. Вскоре и ей стало весело.
— Ты только меня не целуй, — сказал вдруг Сергей заплетающимся языком, — не целуй, а то если Лайма узнает, мне — голова с плеч.
Почему он тогда сказал это, Ольга до сих пор не понимает. Может, решил поиграть с ней?
— Да ладно, — рассмеялась Ольга, — нашел о чем беспокоиться. Я тебя сколько раз при Лайме целовала? Встречались — целовала, расставались — целовала, и ничего.
— Ну то были дружеские поцелуи, а по-настоящему ты меня, пожалуйста, не целуй.
Зачем они завели тогда тот глупый разговор? И Ольга тоже была хороша: ей бы спустить все на тормозах, перевести в шутку — нет, черт за язык дернул, голова кругом пошла.
— Неужели ты так боишься моих поцелуев?— решила она поиграть с Сергеем. — А если я возьму и поцелую тебя по-настоящему?
— Не надо. Лайма мне голову оторвет.
— Так-таки оторвет?— стала подкрадываться к нему, как кошка, Ольга.
Они сидели на диване в гостиной, по телевизору показывал что-то скучное.
— И все же я попробую, — не унималась Ольга, — хотя это должен был сделать ты: именно я вас познакомила и свела. Ты меня за это ни разу даже не поблагодарил.
— Я не поблагодарил?— возмутился Сергей. — А сколько раз я тебе говорил спасибо? Сколько раз угощал мороженым?
— Ну, это все по-дружески, а вот из чувства благодарности…
Она была уже у самых его губ, в следующее мгновение жадно впилась в них. Что на неё нашло?
— Ах! Ах!— театрально вскочил с дивана Сергей. — Она все-таки совершила это, совершила, негодница! Да ты знаешь, что я теперь с тобой сделаю? Я тебя растерзаю, распотрошу!— набросился на неё в шутку и стал лохматить волосы.
Это завело её, но она, чтобы еще больше подзадорить Сергея, уперлась руками в его грудь.
— Ты!— взвизгнула громко. — Ты испортил мне прическу!
— Я?— выпалил Сергей.
— Ты, ты, ты!— зашептала она быстро и, неожиданно ослабив напор, снова прильнула к его губам.
На этот раз их уста не разъединились…
Автобус полз, казалось, как черепаха. До Черемухина почти два часа езды. Можно было и поспать, и выспаться, и вспомнить всё, что еще не позабылось.
Тогда Ольга вернулась домой счастливая, тело еще чувствовало его тяжесть и ласки. Но ощущение это скорее было связано с её телом, чем с образом Сергея. Теперь она понимала, что ей тогда вовсе не Сергей был нужен, а мужчина, просто мужчина. Сильный, внимательный, ласковый, не копающийся в её проблемах и не терзающий душу. Но, видно, так было угодно Богу, что на месте этого нужного тогда ей мужчины оказался именно Сергей. Как по иронии судьбы. Она ведь не сходила от него с ума, ей просто было хорошо с ним. Тогда она не чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Если бы Лайма могла её понять… Но Лайма любила Сергея без памяти, а любовь, если она всепоглощающая, всегда крайне эгоистична. Этого-то, скорее всего, душа Лаймы и не выдержала…
Горюнов попал в конструкторский отдел, где работала Ракитина, перед самым обедом. Видно было, что рабочая атмосфера уже спала. Даже начальник отдела Белявский, невысокий, склонный к полноте добряк, и тот, что называется, «ловил гав».
Его стол стоял особняком в огромной, почти полностью заставленной кульманами комнате. Видно, ему не нашлось отдельного кабинета, а возможно, так было специально продумано для поддержания трудовой дисциплины. Но, даже несмотря на присутствие начальника, в заметном томлении сотрудников чувствовалось ожидание полуденного часа.
Горюнов безошибочно направился к его столику.
— Здравствуйте, — сказал он и сразу же представился.
Белявский удивленно посмотрел на него. Личность вошедшего Горюнова ничего ему не говорила.
— Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы встретиться с Ракитиной Ольгой Викторовной, — сказал Горюнов.
Белявский нахмурился, глянул куда-то в сторону и, растягивая слова, проговорил:
— Кажется, и я хотел бы ее видеть. Секундочку, — проронил он вслед за этим, откинулся на свое кресло и, опять глядя куда-то в сторону, громко крикнул:
— Валерия! Валерия Кузьминична! Что там теперь с нашей милой Ольгой?
Из-за одного из кульманов выглянула светло-рыжая веснушчатая головка:
— Она на больничном, Глеб Сергеевич.
— На больничном, — флегматично сказал, обращаясь теперь к Горюнову, Белявский.
Ольга выбрала водку. Вскоре и ей стало весело.
— Ты только меня не целуй, — сказал вдруг Сергей заплетающимся языком, — не целуй, а то если Лайма узнает, мне — голова с плеч.
Почему он тогда сказал это, Ольга до сих пор не понимает. Может, решил поиграть с ней?
— Да ладно, — рассмеялась Ольга, — нашел о чем беспокоиться. Я тебя сколько раз при Лайме целовала? Встречались — целовала, расставались — целовала, и ничего.
— Ну то были дружеские поцелуи, а по-настоящему ты меня, пожалуйста, не целуй.
Зачем они завели тогда тот глупый разговор? И Ольга тоже была хороша: ей бы спустить все на тормозах, перевести в шутку — нет, черт за язык дернул, голова кругом пошла.
— Неужели ты так боишься моих поцелуев?— решила она поиграть с Сергеем. — А если я возьму и поцелую тебя по-настоящему?
— Не надо. Лайма мне голову оторвет.
— Так-таки оторвет?— стала подкрадываться к нему, как кошка, Ольга.
Они сидели на диване в гостиной, по телевизору показывал что-то скучное.
— И все же я попробую, — не унималась Ольга, — хотя это должен был сделать ты: именно я вас познакомила и свела. Ты меня за это ни разу даже не поблагодарил.
— Я не поблагодарил?— возмутился Сергей. — А сколько раз я тебе говорил спасибо? Сколько раз угощал мороженым?
— Ну, это все по-дружески, а вот из чувства благодарности…
Она была уже у самых его губ, в следующее мгновение жадно впилась в них. Что на неё нашло?
— Ах! Ах!— театрально вскочил с дивана Сергей. — Она все-таки совершила это, совершила, негодница! Да ты знаешь, что я теперь с тобой сделаю? Я тебя растерзаю, распотрошу!— набросился на неё в шутку и стал лохматить волосы.
Это завело её, но она, чтобы еще больше подзадорить Сергея, уперлась руками в его грудь.
— Ты!— взвизгнула громко. — Ты испортил мне прическу!
— Я?— выпалил Сергей.
— Ты, ты, ты!— зашептала она быстро и, неожиданно ослабив напор, снова прильнула к его губам.
На этот раз их уста не разъединились…
Автобус полз, казалось, как черепаха. До Черемухина почти два часа езды. Можно было и поспать, и выспаться, и вспомнить всё, что еще не позабылось.
Тогда Ольга вернулась домой счастливая, тело еще чувствовало его тяжесть и ласки. Но ощущение это скорее было связано с её телом, чем с образом Сергея. Теперь она понимала, что ей тогда вовсе не Сергей был нужен, а мужчина, просто мужчина. Сильный, внимательный, ласковый, не копающийся в её проблемах и не терзающий душу. Но, видно, так было угодно Богу, что на месте этого нужного тогда ей мужчины оказался именно Сергей. Как по иронии судьбы. Она ведь не сходила от него с ума, ей просто было хорошо с ним. Тогда она не чувствовала себя одинокой и никому не нужной. Если бы Лайма могла её понять… Но Лайма любила Сергея без памяти, а любовь, если она всепоглощающая, всегда крайне эгоистична. Этого-то, скорее всего, душа Лаймы и не выдержала…
Горюнов попал в конструкторский отдел, где работала Ракитина, перед самым обедом. Видно было, что рабочая атмосфера уже спала. Даже начальник отдела Белявский, невысокий, склонный к полноте добряк, и тот, что называется, «ловил гав».
Его стол стоял особняком в огромной, почти полностью заставленной кульманами комнате. Видно, ему не нашлось отдельного кабинета, а возможно, так было специально продумано для поддержания трудовой дисциплины. Но, даже несмотря на присутствие начальника, в заметном томлении сотрудников чувствовалось ожидание полуденного часа.
Горюнов безошибочно направился к его столику.
— Здравствуйте, — сказал он и сразу же представился.
Белявский удивленно посмотрел на него. Личность вошедшего Горюнова ничего ему не говорила.
— Чем могу быть полезен?
— Я хотел бы встретиться с Ракитиной Ольгой Викторовной, — сказал Горюнов.
Белявский нахмурился, глянул куда-то в сторону и, растягивая слова, проговорил:
— Кажется, и я хотел бы ее видеть. Секундочку, — проронил он вслед за этим, откинулся на свое кресло и, опять глядя куда-то в сторону, громко крикнул:
— Валерия! Валерия Кузьминична! Что там теперь с нашей милой Ольгой?
Из-за одного из кульманов выглянула светло-рыжая веснушчатая головка:
— Она на больничном, Глеб Сергеевич.
— На больничном, — флегматично сказал, обращаясь теперь к Горюнову, Белявский.
Страница
26 из 56
26 из 56