Добавить в моё избранное
174 мин, 34 сек 7381
Лерато пошла домой, у нее специализация по физгеографии.
Эдуард Пенкин, 19 лет, студент 3го курса географического факультета:
Лера очень любила командовать. Ей казалось, что она все знает лучше, чем другие. Когда мы на первом курсе выезжали на полевую практику, меня приписали в их бригаду. Их в бригаде было три девчонки, Лера, Инна и Лариса, они меня еще брать не хотели.
Весь первый курс Лера мне казалась такой приятной девушкой, милой, спокойной, но на практике она показала свой характер. Гоняла нас почем зря. Если чтото не сделано, скандалила. Под конец я старался к ней вообще не подходить.
Суббота
Из дневника Валерии Щукиной. Суббота, 1 декабря.
Около четырех вечера.
Я увидела его, когда ехала из университета домой. Странно, я не сразу даже поняла, что случилось. Но теперь я видела его, и теперь я знаю, что все происходит со мной в реальности. Просто порой мне казалось, что я все выдумываю или просто развивается у меня паранойя. Но это не паранойя и не бред взбудораженного воображения, все это — на самом деле. Если бы только понять, что это — все.
Сегодня у нас было три пары, все три мониторинг окружающей среды. С утра я опоздала и вместо лекции пошла в читалку. Курсовую я, правда, уже написала, но мне надо еще два реферата, по экономгеографии и по геоурбанистике.
С утра в нашем читальном зале никого не было. Даже интересно приходить сюда по утрам: тишина и пустота, желтый электрический свет. Ни с чем не сравнимая свобода, немного грустная и неожиданно ограниченная — пространством, временем, выбором литературы. Библиотекарей не было ни видно, ни слышно, словно они и вовсе не существовали, лишь висел за столом старый календарь с лесом и речкой.
Две пары я просидела между журнальными стеллажами, смотрела «Вестник МГУ», потом «Вестник ЛГУ», потом «Известия РАН», все за двадцать лет, а на большее меня не хватило. Но с десяток полезных статей я нашла. В общем, на две пары меня хватило, а потом я устала и пошла на лекцию.
Народу было мало, видно, к третьей паре многие слиняли. На свое обычное место я не пошла, решила, что если я усядусь прямо перед лектором, как всегда, нос к носу, то это будет уже наглостью. Явилась, называется, на третью пару — явление Христа народу. Села я на предпоследний ряд, с краешку, и всю пару слушала не Загорского, а болтовню парней на последнем ряду, у них там клуб шахматистов. Смешно, кстати сказать: что у нас на курсе все поголовно шахматисты, я еще могу понять; а вчера иду, смотрю, первокурсники сидят в коридоре возле закрытой аудитории и тоже в шахматы играют. Говорят, матфак играет в карты, а геофак, выходит, в шахматы.
Домой я ехала одна, у эконом географов с экологами была еще одна пара, и Инка с Лариской остались, хоть я и сманивала их сбежать.
Какой сегодня странный, тихий день! Все в белесой дымке, словно в тумане. Деревья покрыты инеем — каждая веточка. Все бело, бело, бело вокруг. Иногда только встречается на дереве ворона, серая, с черными крыльями, но почти и незаметная в белом и сером воздухе дня. Такие дни можно встретить разве что на картинах. И этот день похож на картину — до тех пор, пока какойнибудь вороне не надоест сидеть на дереве и она не полетит, раскинув крылья.
На редкость странный, необычайный, тихий день. Я вышла из дверей университета и обалдела. Когда утром едешь, ничего ведь не видно, совсем еще темно. А тут — все вокруг в дымке, нет ни света, ни тьмы, лишь белая мгла. Холодно, но не морозно, а этак — зябко. И тихо, тихо. На улице все замерзло, тротуары схвачены льдом. До остановки я шла чуть ли не полчаса, улица превратилась в сплошной каток.
Я так удачно сразу села на троллейбус, причем совершенно пустой. Правда, чем плох пустой транспорт зимой, так это тем, что там холодно. Да еще день такой промозглый. В общем, я забилась на сиденье в уголок и нахохлилась, как воробей. На следующей остановке вошли две старушки в старых шубах. И этот мужчина. Он остановился у окна, спиной ко мне, так, что я видела лишь его руку, держащуюся за поручень. Перчатки на руке не было, и видна была сухая смуглая кисть, изящная, словно у пианиста. Я только на его руку и обратила внимание, по фигуре лишь скользнула взглядом. Ну, высокий, ну, худой, дубленка черная, длинноватая, почти до колен, черная лыжная шапочка. Обычный мужчина, малость поношенный, как старый пиджак.
Троллейбус ехал себе и ехал, один толчок сменял другой, я сидела, повернувшись к мутному оконному стеклу и виделане видела проталкивающиеся мимо дома, заснеженные деревья, белую снежную дымку. А потом, мельком обернувшись, я вдруг увидела, что он смотрит на меня, этот мужчина.
У него было узкое смуглое лицо с длинным хрящеватым носом и узким ртом. И глаза черные и пустые, словно у змеи. Изпод сбитой на затылок шапки свисала короткая прядь жестких черных волос. На вид ему было лет сорок, он казался полупьяным, но в черных, странных, змеиных глазах не было хмеля.
Эдуард Пенкин, 19 лет, студент 3го курса географического факультета:
Лера очень любила командовать. Ей казалось, что она все знает лучше, чем другие. Когда мы на первом курсе выезжали на полевую практику, меня приписали в их бригаду. Их в бригаде было три девчонки, Лера, Инна и Лариса, они меня еще брать не хотели.
Весь первый курс Лера мне казалась такой приятной девушкой, милой, спокойной, но на практике она показала свой характер. Гоняла нас почем зря. Если чтото не сделано, скандалила. Под конец я старался к ней вообще не подходить.
Суббота
Из дневника Валерии Щукиной. Суббота, 1 декабря.
Около четырех вечера.
Я увидела его, когда ехала из университета домой. Странно, я не сразу даже поняла, что случилось. Но теперь я видела его, и теперь я знаю, что все происходит со мной в реальности. Просто порой мне казалось, что я все выдумываю или просто развивается у меня паранойя. Но это не паранойя и не бред взбудораженного воображения, все это — на самом деле. Если бы только понять, что это — все.
Сегодня у нас было три пары, все три мониторинг окружающей среды. С утра я опоздала и вместо лекции пошла в читалку. Курсовую я, правда, уже написала, но мне надо еще два реферата, по экономгеографии и по геоурбанистике.
С утра в нашем читальном зале никого не было. Даже интересно приходить сюда по утрам: тишина и пустота, желтый электрический свет. Ни с чем не сравнимая свобода, немного грустная и неожиданно ограниченная — пространством, временем, выбором литературы. Библиотекарей не было ни видно, ни слышно, словно они и вовсе не существовали, лишь висел за столом старый календарь с лесом и речкой.
Две пары я просидела между журнальными стеллажами, смотрела «Вестник МГУ», потом «Вестник ЛГУ», потом «Известия РАН», все за двадцать лет, а на большее меня не хватило. Но с десяток полезных статей я нашла. В общем, на две пары меня хватило, а потом я устала и пошла на лекцию.
Народу было мало, видно, к третьей паре многие слиняли. На свое обычное место я не пошла, решила, что если я усядусь прямо перед лектором, как всегда, нос к носу, то это будет уже наглостью. Явилась, называется, на третью пару — явление Христа народу. Села я на предпоследний ряд, с краешку, и всю пару слушала не Загорского, а болтовню парней на последнем ряду, у них там клуб шахматистов. Смешно, кстати сказать: что у нас на курсе все поголовно шахматисты, я еще могу понять; а вчера иду, смотрю, первокурсники сидят в коридоре возле закрытой аудитории и тоже в шахматы играют. Говорят, матфак играет в карты, а геофак, выходит, в шахматы.
Домой я ехала одна, у эконом географов с экологами была еще одна пара, и Инка с Лариской остались, хоть я и сманивала их сбежать.
Какой сегодня странный, тихий день! Все в белесой дымке, словно в тумане. Деревья покрыты инеем — каждая веточка. Все бело, бело, бело вокруг. Иногда только встречается на дереве ворона, серая, с черными крыльями, но почти и незаметная в белом и сером воздухе дня. Такие дни можно встретить разве что на картинах. И этот день похож на картину — до тех пор, пока какойнибудь вороне не надоест сидеть на дереве и она не полетит, раскинув крылья.
На редкость странный, необычайный, тихий день. Я вышла из дверей университета и обалдела. Когда утром едешь, ничего ведь не видно, совсем еще темно. А тут — все вокруг в дымке, нет ни света, ни тьмы, лишь белая мгла. Холодно, но не морозно, а этак — зябко. И тихо, тихо. На улице все замерзло, тротуары схвачены льдом. До остановки я шла чуть ли не полчаса, улица превратилась в сплошной каток.
Я так удачно сразу села на троллейбус, причем совершенно пустой. Правда, чем плох пустой транспорт зимой, так это тем, что там холодно. Да еще день такой промозглый. В общем, я забилась на сиденье в уголок и нахохлилась, как воробей. На следующей остановке вошли две старушки в старых шубах. И этот мужчина. Он остановился у окна, спиной ко мне, так, что я видела лишь его руку, держащуюся за поручень. Перчатки на руке не было, и видна была сухая смуглая кисть, изящная, словно у пианиста. Я только на его руку и обратила внимание, по фигуре лишь скользнула взглядом. Ну, высокий, ну, худой, дубленка черная, длинноватая, почти до колен, черная лыжная шапочка. Обычный мужчина, малость поношенный, как старый пиджак.
Троллейбус ехал себе и ехал, один толчок сменял другой, я сидела, повернувшись к мутному оконному стеклу и виделане видела проталкивающиеся мимо дома, заснеженные деревья, белую снежную дымку. А потом, мельком обернувшись, я вдруг увидела, что он смотрит на меня, этот мужчина.
У него было узкое смуглое лицо с длинным хрящеватым носом и узким ртом. И глаза черные и пустые, словно у змеи. Изпод сбитой на затылок шапки свисала короткая прядь жестких черных волос. На вид ему было лет сорок, он казался полупьяным, но в черных, странных, змеиных глазах не было хмеля.
Страница
2 из 49
2 из 49
