Лес

Позабуду поэмы и книги,

Перекину за плечи суму,

Оттого что в полях забулдыге

Ветер больше поёт, чем кому.

Провоняю я редькой и луком

И, тревожа вечернюю гладь,

Буду громко сморкаться в руку

И во всём дурака валять.

И не нужно мне лучшей удачи,

Лишь забыться и слушать пургу,

Оттого что без этих чудачеств

Я прожить на земле не могу.

Несколько минут он шёл ни о чём не думая, затем стал вспоминать собственные стихи:

Мы ищем своё счастье

И не как его не найдём,

Проходим через всяческие ненастья,

Разными дорогами идём.

В чём мы его видим?

В красоте своих домов?

В красоте своей внешности?

В надёжности банковских замков?

Остерегаемся любой погрешности.

Пытаемся найти счастье в тряпье,

В дорогих машинах,

Хотим найти счастье в золоте,

В городских витринах.

На эти мелочи настроившись

Счастье человек не замечает,

На тёплом месте устроившись,

Но всё равно что-то в жизни не хватает.

Не здесь мы счастье ищем,

В других оно местах.

О счастье больше знает нищий.

Чем старый, хитрый олигарх.

Он дошел до чёрнеющих в темноте силуэтов зданий Научно Исследовательского Центра. В народе их называли просто — «клюшки», за причудливую форму зданий-близнецов, и в правду напоминающей хоккейную клюшку, если взглянуть на здания, отражённые на спутниковых картах. Днём, вокруг этих двух «клюшек» полно народу, кто-то что-то объясняет, громко крича в трубку мобильного телефона; кто-то на ходу читает какие-то бумаги — видимо важные для этого человека документы, от которых, возможно, зависит его благополучие. В основном все люди с прямыми и жёсткими, словно натянутый трос, взглядами, походка у всех быстрая, целеустремленная. Каждый из этих людей с уверенностью в сто процентов сможет сказать, что его ждёт в ближайшие годы — они заняты строительством своих судеб, это строительство — и есть их жизнь. Но теперь же, ночью, окна этих зданий были темны, лишь два-три окна на этаже светились синеватым светом ламп. «Видимо дежурное освещение, — подумал Алексей. А может, какой ни будь бедолага, обложенный со всех сторон бумагами, с опухшими от света монитора веками, печатает какие-то отчёты». Так же и он, сам Алексей — трудится по ночам, за дымящими плитами, готовя еду, которую с утра расхватают первые посетители кафе. Такие вот бедолаги, с опухшими веками, которым не хватает времени на то, чтобы готовить самим.

Он шёл уже довольно долго. Срезав путь, он прошёл через промышленную зону, и дошёл до тёмного моста. Дойдя до его середины, он остановился, положив руки на поручни, за которыми простирался красивый вид на светящийся огнями, ночной город. Он любил свой город, за эту тишину, за эти огни, освещающие улицы, за возможность побыть одному. За его спиной приостановилась машина, он обернулся, и его ослепил свет диодного фонаря, направленного ему в лицо. Прищурив глаза, он попытался закрыться ладонью от слепящего света, но фонарь резко выключился, и машина с синей полоской на боку резко набрала скорость.

— Ищут кого-то! — тихо сказал он, сам себе, будто бы оправдывая полицейских.

Постояв ещё немного, он двинулся в обратном направлении. На ум вновь пришли Есенинские строки:

Мир таинственный, мир мой древний,

Ты, как ветер, затих и присел.

Вот сдавили за шею деревню

Каменные руки шоссе.

Так испуганно в снежную выбель

Заметалась звенящая жуть.

Здравствуй ты, моя чёрная гибель,

Я навстречу к тебе выхожу!

Город, город, ты в схватке жестокой

Окрестил нас как падаль и мразь.

Стынет поле в тоске волоокой,

Телеграфными столбами давясь.

Жилист мускул у дьявольской выи,

И легка ей чугунная гать.

Ну да что же? Ведь нам не впервые

И расшатываться и пропадать.

Пусть для сердца тягучее колко,

Это песня звериных прав!

… Так охотники травят волка,

Зажимая в тиски облав.

Зверь припал… и из пасмурных недр

Кто-то спустит сейчас курки…

Вдруг прыжок… и двуного недруга

Раздирают на части клыки.

О, привет тебе, зверь мой любимый!

Ты не даром даёшься ножу!

Как и ты — я, отвсюду гонимый,

Средь железных врагов прохожу.

Как и ты — я всегда наготове,

И хоть слышу победный рожок,

Но отпробует вражеской крови

Мой последний, смертельный прыжок.

И пускай я на рыхлую выбель

Упаду и зароюсь в снегу…

Всё же песню отмщенья за гибель

Пропоют мне на том берегу.