Лес

Вспомнил, как Мороз, продемонстрировал всем ключи, жестом фокусника засунув их в целлофановый пакет, положил свёрток под небольшой пень. «Это ещё зачем? — подумал тогда Алексей». И теперь он понял, для чего это было нужно. Но на то, чтобы под снегом отыскать тот пень, у него уйдёт много времени, да и что ему это даст? Он — человек, по колено вязнет в снегу, так что уж говорить о машине, пусть и внедорожнике. Тут же он увидел зайца. Тот был в десятке метро от него, и смотрел на человека тем же тревожным взглядом. Алексей понял — надо бежать, иначе произойдёт что-то страшное. Можно было бы попробовать отыскать ключи, и провести ночь в машине, а с утра уже идти искать деревню, но тревога в глазах зайца обжигала его. Он бежал долго, потеряв счёт времени. Ставшие ватными ноги подкашивались, и он падал, но тут же поднимался, стараясь не потерять из виду заячьи уши, маячащие на горизонте видимости. Он услышал за своей спиной звериный рык, оглянулся, и увидел бегущего к нему большими прыжками волка. Из-под его лап белыми фонтанами в разные стороны вылетал снег. Волк настигал его. Человек выхватил револьвер, волк уже приготовился прыгнуть, как над лесом прогремел хлёсткий выстрел. Оружие было точным. Волк осел в снег, зажимая лапами звериную морду. Алексей видел свежую кровь рядом с волком.

— Не-ет, серый, только не сейчас! — сквозь зубы прорычал Алексей.

Он вновь бежал, бежал прочь из этого леса. Под его ногами стала проступать занесённая снегом колея. Он вновь услышал за спиной звериный рык, оглянувшись на бегу, он увидел трёх волков, первый из которых был в пятидесяти метрах от него. Подбежав к дереву, росшему у обочины дороги, он два раза нажал на курок, целясь в первого волка, но его пули не попали в цель, и Алексей тут же вскарабкался на дерево, которое росло у дороги. Получилось это по животному быстро. Под елью, на которой он оказался, злобно рычали волки. Их было уже семь. Вцепившись левой рукой в ствол дерева, он достал револьвер, прицелился в того волка, который стоял на задних лапах, положив передние на ствол дерева; и выстрелил, но пистолет лишь глухо щёлкнул. Барабан револьвера был пуст. Он бросил бесполезный револьвер вниз, тот отскочил от спины одного из волков, не причинив ему никаких видимых повреждений. Один из волков вцепился зубами в ствол дерева, куски коры полетели в разные стороны. Другой волк тоже вцепился в дерево, вырывая мощными челюстями из ствола щепу. Волки с остервенением грызли дерево, словно настигнутую в долгой погоне дичь. Так прошёл час или больше, руки Алексея задубели, казалось, что даже при желании он не сможет расцепить своих объятий. Дерево слегка покачивалось. Он чувствовал, что надолго его не хватит — он не сможет вечно держаться за могучий ствол, да и дерево стало сильно покачиваться даже от небольшого ветерка. Волки, не чувствуя усталости, с неистовой злобой продолжали грызть ствол.

Алексей закрыл глаза. Он вдруг вспомнил молитву, слышанную им когда-то, которую не мог вспомнить всё это время. Он начал читать её вслух, разжимая не слушающиеся его губы:

— Отче наш, да светиться имя Твоё, да прибудет Царствие Твоё, да будет воля твоя на земле и на небе…

Он не знал, сколько прошло времени, но когда он закончил повторённую многократно молитву, ту её часть, которую он вдруг вспомнил — волков под ним уже не было. Лишь цепочка следов показывала, что они ушил в обратном направлении. Алексей посмотрел вдаль — но не смог увидеть их. И тут он почувствовал запах дыма. Так пахнет дым, выходящий из печной трубы. Он оглянулся, и вдалеке, за деревьями, увидел очертания домов. Спустившись, безуспешно поискав глазами своего зайца, он оглядел ствол дерева. На свежей щепе виднелась кровь — волки не жалели зубов, вгрызаясь в промёрзшее дерево. Они обгрызли его половину, и ещё бы полчаса, и оно рухнуло бы вместе человеком, вцепившимся в него. Алексей побежал, хотя ноги и не слушались, но он бежал туда, где видел дома. Еле различимая на снежном покрывале колея, вела в ту же сторону, и он не мог поверить своему счастью. Он старался не думать об этом, боясь спугнуть свою удачу. И вот серые домики, кажущиеся издалека по-игрушечному маленькими, были перед ним.

Он дошел, он смог, он сумел. Он шёл по сугробам, падал, и шёл вновь. Слёзы стекали по его перемазанному лицу.

— Люди! — вырвался хриплый стон из его горла.

Он не узнал своего голоса. Подойдя к дому, из трубы которого шёл дым, он принялся неистово колотить в дверь, одеревеневшими от холода кулаками, не чувствуя боли. Свет вокруг него померк, пространство наполнилось тьмой, в которой каскадом загорелись разноцветные искры, окружившие его.

Пришел в себя он лишь в больничной палате. Открыв глаза, он увидел белый потолок над собой. Рядом с ним стояла капельница, и прозрачная трубка уходила куда-то под одеяло, которым он был накрыт. Было тепло.

— Что, бродяга, живой значит? — спросил незнакомый, грубоватый голос.