Добавить в моё избранное
151 мин, 55 сек 18794
А перечитывал он только последние слова: «Очень прошу тебя» — обведённые несколько раз, и от этого жирные, пробивающиеся даже на другую сторону страницы…
Само это послание такое необычайное, безумное, способное в другом человеке вызвать мысль о розыгрыше, являлось для Альфреда правдой. Он с самого начала пытался заставить себя не верить, но с каждой прочитанной строкой только убеждался в том, что это правда.
О том, что это правда — даже и не говорило, а кричало его сердце, его душа.
И вот Альфред отшатнулся от стола, и начал стремительно ходить по комнате, нелепо размахивая руками и приговаривая:
— Ну зачем ты оставил это письмо? Зачем?! Ведь предназначено оно в основном не для этих «знакомых людей», а именно на меня. Если бы не было этого письма, то я некоторое время помучался бы от такого странного состояния, будто забыл что-то важное, ну а потом бы всё прошло, и снова стал бы общаться со своими друзьями и подругами. А прочитав это уже никогда не смогу успокоиться. И зачем ты так выделил, так выдавил эти последние слова: «Очень прошу тебя». Какие надежды я должен оправдать? Быть добросовестным гражданином и налогоплательщиком? Как банально! Нет, нет, не об этом ты просил меня, мой создатель, ты хоть и говоришь, чтобы я не пытался идти по твоему пути, но втайне от самого себя — всё же надеешься на это. Очень, очень надеешься. И создал ты меня не для того, чтобы я радовал твоих-моих близких, а чтобы я пошёл за тобой, и нашёл тебя там, в аду, и спас тебя, и помог бы всё-таки добраться до твоей цели…
Альфред остановился посреди комнаты и губы его растянулись в какую-то неестественную, вымученную улыбку, в которой не было ни радости, ни счастья. И, не убирая этой улыбки, он проговорил вымученным голосом:
— Но я не пойду за тобой, Альфред. Потому что теперь это я — Альфред, и мне плевать на эту твою цель, о которой ты мне и памяти никакой не оставил. Мне и здесь, на Земле хорошо. Буду радоваться жизни, а в ад не попаду. Нет, нет — я не такой глупец и безумец, как ты…
Он замолчал, почему то ожидая услышать загробный, укоризненный голос, и даже уже готов был вступить с этим голосом в жаркую дискуссию, доказывая ему свою правоту.
Но вместо загробного голоса зазвенел телефон, а подняв трубку, Альфред услышал нежное, взволнованное девичье щебетанье:
— Альфред, это ты?
— Да, — ответил он, нахмурив лоб, пытаясь вспомнить имя говорившей.
— А что у тебя с голосом?
— А… что?… — пробормотал он глупо, ещё не в силах настроиться на эту новую волну бытия.
— Такое впечатление, будто ты получил послание с того света!
— В общем, это на самом деле так, — ответил он машинально, а в конце добавил имя, которое пришло само собой. — Елена.
— Хорошо, что хоть помнишь, как меня зовут. Ну, рассказывай, где ты был… Хотя нет — расскажешь при встрече. Через пятнадцать минут, на нашем обычном месте. Ты согласен?
— Я… я…
— Значит, согласен. Буду тебя ждать.
И короткие гудки. Альфред оторопело глядел на трубку, и думал о том, что можно было бы перезвонить Елене (ведь определился же номер её телефона), и сказать, что он забыл (а он действительно забыл), где их «обычное место), что, может быть, лучше вообще перенести эту встречу.
Но он боялся это делать, потому что сознавал, что эта Елена — это как бы мостик в мир живых для него, что именно благодаря ей он сможет вспомнить и остальную жизнь. К тому же сознавал Альфред, что сама по себе эта Елена очень нужна ему. А вопросом о месте встрече он боялся отпугнуть её…
Он прошёл в прихожую, где одел чёрную, длинную куртку, и такие чёрные ботинки. Посмотрел на себя в зеркало: растерянный, испуганный взгляд, бледная кожа, непричёсанные, растрёпанные волосы… Понимая, что времени на то, чтобы привести себя в порядок уже нет, вышел на улицу.
Моросил дождь, и, похоже, что просветов в серой пелене, завесившей небо, в этот день не дождаться. Чувствуя холодное прикосновение капель на своей разгорячённой коже, Альфред укорил себя:
«Хотя бы в окно, прежде чем на улицу выходить, поглядел. Ну да ладно. Сейчас ещё целый час буду зонт искать. А Елена не дождётся, уйдёт с нашего места. Э-эх, знать бы где это место»…
Он пошёл по пустынной улице. Дома здесь стояли невысокие — в пять, шесть, самое большое — семь этажей. Из одного из таких домов и сам Альфред вышел. Дома были старыми, но не развалюхами, а благодаря тёмным, кирпичным оттенкам вполне гармонировали с небом. Это были окраины города. Примерно в полукилометре, за последними домами начинался лес, над которым дыбился большой, тоже покрытый лесом холм.
Вполне обычный, тихий, не обойдённый, но и не заполонённый цивилизацией Европейский город. Ни шумных туристических отелей, не указателей к аэропорту не было видно.
Само это послание такое необычайное, безумное, способное в другом человеке вызвать мысль о розыгрыше, являлось для Альфреда правдой. Он с самого начала пытался заставить себя не верить, но с каждой прочитанной строкой только убеждался в том, что это правда.
О том, что это правда — даже и не говорило, а кричало его сердце, его душа.
И вот Альфред отшатнулся от стола, и начал стремительно ходить по комнате, нелепо размахивая руками и приговаривая:
— Ну зачем ты оставил это письмо? Зачем?! Ведь предназначено оно в основном не для этих «знакомых людей», а именно на меня. Если бы не было этого письма, то я некоторое время помучался бы от такого странного состояния, будто забыл что-то важное, ну а потом бы всё прошло, и снова стал бы общаться со своими друзьями и подругами. А прочитав это уже никогда не смогу успокоиться. И зачем ты так выделил, так выдавил эти последние слова: «Очень прошу тебя». Какие надежды я должен оправдать? Быть добросовестным гражданином и налогоплательщиком? Как банально! Нет, нет, не об этом ты просил меня, мой создатель, ты хоть и говоришь, чтобы я не пытался идти по твоему пути, но втайне от самого себя — всё же надеешься на это. Очень, очень надеешься. И создал ты меня не для того, чтобы я радовал твоих-моих близких, а чтобы я пошёл за тобой, и нашёл тебя там, в аду, и спас тебя, и помог бы всё-таки добраться до твоей цели…
Альфред остановился посреди комнаты и губы его растянулись в какую-то неестественную, вымученную улыбку, в которой не было ни радости, ни счастья. И, не убирая этой улыбки, он проговорил вымученным голосом:
— Но я не пойду за тобой, Альфред. Потому что теперь это я — Альфред, и мне плевать на эту твою цель, о которой ты мне и памяти никакой не оставил. Мне и здесь, на Земле хорошо. Буду радоваться жизни, а в ад не попаду. Нет, нет — я не такой глупец и безумец, как ты…
Он замолчал, почему то ожидая услышать загробный, укоризненный голос, и даже уже готов был вступить с этим голосом в жаркую дискуссию, доказывая ему свою правоту.
Но вместо загробного голоса зазвенел телефон, а подняв трубку, Альфред услышал нежное, взволнованное девичье щебетанье:
— Альфред, это ты?
— Да, — ответил он, нахмурив лоб, пытаясь вспомнить имя говорившей.
— А что у тебя с голосом?
— А… что?… — пробормотал он глупо, ещё не в силах настроиться на эту новую волну бытия.
— Такое впечатление, будто ты получил послание с того света!
— В общем, это на самом деле так, — ответил он машинально, а в конце добавил имя, которое пришло само собой. — Елена.
— Хорошо, что хоть помнишь, как меня зовут. Ну, рассказывай, где ты был… Хотя нет — расскажешь при встрече. Через пятнадцать минут, на нашем обычном месте. Ты согласен?
— Я… я…
— Значит, согласен. Буду тебя ждать.
И короткие гудки. Альфред оторопело глядел на трубку, и думал о том, что можно было бы перезвонить Елене (ведь определился же номер её телефона), и сказать, что он забыл (а он действительно забыл), где их «обычное место), что, может быть, лучше вообще перенести эту встречу.
Но он боялся это делать, потому что сознавал, что эта Елена — это как бы мостик в мир живых для него, что именно благодаря ей он сможет вспомнить и остальную жизнь. К тому же сознавал Альфред, что сама по себе эта Елена очень нужна ему. А вопросом о месте встрече он боялся отпугнуть её…
Он прошёл в прихожую, где одел чёрную, длинную куртку, и такие чёрные ботинки. Посмотрел на себя в зеркало: растерянный, испуганный взгляд, бледная кожа, непричёсанные, растрёпанные волосы… Понимая, что времени на то, чтобы привести себя в порядок уже нет, вышел на улицу.
Моросил дождь, и, похоже, что просветов в серой пелене, завесившей небо, в этот день не дождаться. Чувствуя холодное прикосновение капель на своей разгорячённой коже, Альфред укорил себя:
«Хотя бы в окно, прежде чем на улицу выходить, поглядел. Ну да ладно. Сейчас ещё целый час буду зонт искать. А Елена не дождётся, уйдёт с нашего места. Э-эх, знать бы где это место»…
Он пошёл по пустынной улице. Дома здесь стояли невысокие — в пять, шесть, самое большое — семь этажей. Из одного из таких домов и сам Альфред вышел. Дома были старыми, но не развалюхами, а благодаря тёмным, кирпичным оттенкам вполне гармонировали с небом. Это были окраины города. Примерно в полукилометре, за последними домами начинался лес, над которым дыбился большой, тоже покрытый лесом холм.
Вполне обычный, тихий, не обойдённый, но и не заполонённый цивилизацией Европейский город. Ни шумных туристических отелей, не указателей к аэропорту не было видно.
Страница
2 из 52
2 из 52
