Путешествие в Ад

Здесь словно бы души страждущие взывают. Но и злоба в этих стенаниях чувствуется…

— Ты же сама говорила, какие здесь деревья: кривые и уродливые — из мёртвой, отравленной горем и преступлениями земли, вырываются они.

— Не знаю… Может и деревья, но в эти деревья вселились духи ада…

— Тем не менее отступать уже поздно. Пойдём вперёд…

— Да, пойдём, — ответила Елена, и Альфред едва услышал её голос за воем ветра.

Шли они долго. И всё казалось, что топчутся на одном беспросветно тёмном месте, ходят по кругу, слыша эти страшные завывания. Самой спокойной из них была Баронесса — она снова лежала в своей корзинке, хотя уже и не спала.

— Вот и пришли, — сказал Альфред без всякой радости.

Теперь во тьме появилось такое же сероватое, слабое свечение, подобное которому они уже видели в подземельях под собором. Только в подвале это свечение выделяло чёрным провалом, разрезом в пустоту колонну с маской, здесь же вместо колонны стояла труба крематория. А где-то в нижней части этой трубы имелось и подобие маски. То была печь, в которую им предстояло залезть…

Прошли возле памятной доски, на которой значилось, сколько сотен невинных людей были замучены и сожжены в этом лагере. Неподалёку, на бетонном постаменте возложены были цветы. Но цветы казались старыми, сгнившими, готовыми от одного прикосновения развалиться. Скопившийся в этом месте негатив разрушал их быстрее, чем время.

Ограда состояла из близко, но не сплошняком подогнанных друг к другу железных прутьев. В одном месте, скрытый острыми камнями, у земли темнел узкий лаз. И теперь Альфред вспомнил, что этот лаз прорыл его создатель ещё заранее, за несколько дней до того как запечатлел его, нового Альфреда в колонне.

— Нам сюда, — сказал он Елене

Но она уже сама, первой, прильнув на грязной земле, проползла под железными прутьями. Уже с противоположной стороны, она молвила:

— Давай сюда корзину с Баронессой.

С корзиной вышла заминка — чтобы протиснуть её, пришлось углублять лаз. Они ещё и раньше насквозь промокли, а теперь и перепачкались в грязи и продрогли.

Выбравшись с противоположной стороны ограды, Альфред заявил:

— Ничего, скоро мы попадём в пекло, и уж там то мечтать будем о такой холодине…

Елена молвила:

— А я у Данте читала, что на самом дне ада холод ужасный, и сам сатана сидит, наполовину вмороженный в лёд.

— Не знаю, я там не был, — пожал плечами Альфред. — Не ручаюсь за своего создателя, возможно — он и до туда добрался…

Они шли по пустынному лагерному двору. Под ногами был растрескавшийся бетон. Но сквозь трещины не проросли травы или цветы. Трещины казались чёрными провалами в бездну, в них стекала дождевая вода, но никак не могла их наполнить. Дико завывал ветер, а из полуразрушенных, мрачных бараков, возле которых они шли, казалось, готовы наброситься на них существа столь же богомерзкие, как и это место.

Елена вцепилась Альфреду в локоть и шептала:

— Как же ты, а точнее твой создатель, шёл здесь один. Ведь дело тоже было ночью. И не важно, что тогда не шёл дождь, мне кажется, что это место всегда такое жуткое. Когда ты один, всегда и страшнее и тяжелее. И если бы не было сейчас тебя рядом, то я бы всё-таки не выдержала, убежала бы…

— Ему придавала силы цель, которую он помнил, ради которой он и сошёл в ад. А вот я этой цели не помню, — ответил Альфред.

Обогнув угол барака, они увидели здание, которое и было крематорием.

— Оно живое. Оно смотрит на нас, — дрожащим голосом прошептала Елена.

И ей действительно чудилось, что чёрные окна крематория, это пустые глазницы, в которых всё же таилась чуждая людям жизнь. И это неведомое, злое, вовсе не радо было их вторжению.

В порывах ветра двигалась, то раскрываясь, то закрываясь массивная дверь. А скрипела она так пронзительно, словно это кричала что-то. Но когда Альфред и Елена приблизились к ней, то дверь окончательно, с гневным воплем захлопнулась.

Альфред ухватился обеими руками за дверную ручку и тут же, вскрикнув, отшатнулся.

— Что случилось? — спросила Елена.

— Она ледяная, холоднее льда. Теперь я почти своих ладоней не чувствую. Но надо же открывать…

И Альфред решительно бросился к бараку, через несколько секунд уже вернулся, неся в руках тонкую железную скобу. Елена выкрикнула, едва сдерживая слёзы:

— Я тебя прошу — не отходи от меня. Я не могу оставаться здесь одна. Всё кажется, что сейчас кто-то броситься на меня и вырвет мне сердце…

— Привыкай к ужасу! Впереди, кроме него ничего нет! Или всё-таки возвратись в город! — с каким-то даже озлоблением выкрикнул Альфред (возможно, это тёмное место так на него действовало).

— Куда же я возвращусь? Я ведь не дойду, умру в этой темноте. У меня сердце остановиться от страха, — и тут же зашептала быстро.