Граф Рейхард

— Это те самые нищие, которые третьего дня проходили моей деревней, — сказал он, выпучив глаза. — Точно, они! Уже и сюда припёрлись!

Тщедушный писарь, допивавший третью кружку, утёр ладонью свой залитый пивом бритый подбородок.

— Как бы они не занесли чуму или чего похуже, — заметил он. — И позволяют же им шляться по дорогам! В Силезии таких сжигают на кострах, чтоб не разносили заразу.

— Да нет, это безвредный народишко, — благодушно возразил Ганс, тоже посмотрев в окно. — Побираются Христа ради, и Бог с ними…

Слепцы с несвязным пением, ковыляя на своих деревяшках и держась один за другого, вошли на задний двор харчевни и сгрудились у стены. Белки невидящих глаз обращались на всех проходивших мимо, из запылённых лохмотьев высовывались культи рук и ног, щербатые рты жалобно тянули: «Подайте, господин, на кусок хлеба!»

Через час, когда Ганс с помощником кузнеца и писарем выходили из харчевни, они всё ещё были тут. Помощник кузнеца остановился и вгляделся в одного из них. Писарь потянул его за рукав:

— Идём, мы ведь ещё собирались посмотреть на комедиантов…

— Погоди, — на большом раскрасневшемся лице Цвиглера отразилось волнение. — Сдаётся мне, что вон у того слепца физиономия в точности такая, как у Фрица Хебера, нашего бочара! Хебер пропал в тот день, когда эти убогие околачивались в нашей деревне… Ну да… Очень похож… Особенно нос — крупный, со шрамом на переносице… Этот нос не спутаешь ни с каким другим! Я готов поклясться, что это нос Хебера!

Писарь засмеялся.

— А может, это сам Хебер здесь нищенствует, переодевшись в лохмотья? — ехидно спросил он. — Вот было бы забавно!

Цвиглер рассматривал слепца так и этак.

— Нет, это не Хебер… Тот высокого росту и ладно сложен, а этот какой-то низенький, невзрачный, одна нога короче другой… Но нос… Боже мой, нос! Ведь даже шрам на том же самом месте!…

Интерес приятеля невольно передался Гансу. Он тоже начал разглядывать нищих и подмечать в их облике странные особенности.

— Они и болеют как-то по-чудному, — сказал он. — Гляньте хотя бы на этого, что держит колотушку: одна нога вроде бы здоровая, толстая, волосатая, а вторая — ссохшаяся, потемневшая, как у трупа…

— Ты прав! — пьяно выкрикнул писарь. — Вон у того крайнего слепца то же самое: одна нога здоровая, а вторую хоть отрывай да выкидывай… — Он расхохотался от неожиданно пришедшей ему забавной мысли. — Смотрите, если здоровую ногу одного слепца приставить к здоровой ноге другого, то получились бы две здоровые ноги — правая и левая, клянусь бородавками моей тётушки! Ха-ха-ха!… Ведь правда: у одного здорова правая нога, а у другого — левая!… Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!…

— А у того коротышки одна рука в язвах, а другая здоровая и как будто похожа на женскую, — подхватил наблюдательный Ганс. — Хоть и грязная, но пальчики пухленькие…

И тоже засмеялся. Зато помощнику кузнеца было не до смеха.

— Всё это странно и чудно, — бормотал он. — Смотрю на них, и думаю о Хебере. У него сильные руки, он гнёт металлические обручи для бочек! Руки вон того слепого вполне могли бы принадлежать Хеберу…

— Чудо! Чудо! — давился от смеха писарь. — Сильные здоровые руки пришиты к дряблому телу!…

— Эй, послушай, приятель, — Ганс обратился к большерукому слепцу. — Твоими руками, похоже, можно ломать подковы. Как тебе удалось сохранить такие мышцы на плечах, в то время как остальное тело ссохлось и покрылось струпьями?

— Значит, так было угодно Всевышнему, — глухо отозвался слепец и плотнее запахнул на себе лохмотья.

— Подайте на пропитание сирым и убогим, — тонко заголосил слепец со старческим сморщенным лицом, на котором провалился нос. При этом он старательно кутал в тряпьё свою левую руку — видимо затем, чтобы не показывать, какая она розовая и упитанная.

— Причудлив промысел Божий, — Цвиглер, качая головой, перекрестился. — Чего только не бывает на свете…

Друзья отошли от увечных и зашагали по узкой городской улице. День клонился к закату, но улица была полна праздного люда, среди которого во множестве сновали всякого рода торговцы. Приходилось смотреть в оба, чтоб не наткнуться на бочонки продавцов браги и пива, которых они вечно перекатывали с места на место. Писарь, желая показать свою учёность, разглагольствовал о всевозможных болезнях, про которые наслышался от знакомого доктора.

— Хворь, поразившая слепцов, была известна ещё самому Аристотелю, — говорил он, потрясая указательным пальцем. — Она разъедает не всё тело, а только его части. Одна рука, к примеру, может быть совершенно здоровой, зато остальное тело высыхает и покрывается язвами…

Друзья вышли из городских ворот и смешались с толпой, валившей на просторный пустырь, где с самого утра развлекали народ бродячие комедианты в пёстрых нарядах.