Граф Рейхард

Только что они закончили представлять сцены из Святого Писания и сейчас демонстрировали своё искусство ходить по натянутому канату, кувыркаться и жонглировать кеглями.

Поглазев на них, Ганс и его приятели вернулись к дороге. Здесь они стали прощаться: Цвиглер собирался идти в город, а Герштеккер — наведаться в гости к Гансу, чтобы купить у него поросёнка.

В это время мимо них проходила знакомая группа слепцов, оглашая окрестности заунывной колотушкой.

— Опять они, — поморщился писарь.

— Не выходит у меня из головы бочар, — признался Цвиглер, косясь на калек. — Как посмотрю на того, что идёт вторым, и представляется мне добряк Фриц! Я, наверно, перепил сегодня, но мне кажется, будто Фриц рассыпался на части, которые достались каждому из этих увечных. Одному — голова, другому — правая нога, третьему — левая, а вон тому, высокому, — обе руки… — Он нервно засмеялся.

— Ты и правда перепил, — рассудительно молвил Ганс.

— Это сатана тебя морочит! — воскликнул писарь, едва державшийся на ногах. — Подай им милостыню и помолись, и всё пройдёт.

— А в самом деле, — здоровяк Цвиглер вытер рукой вспотевший лоб, нашарил в кармане медяк и с опаской приблизился к слепцу, похожему на Хебера. — Вот, возьмите, и помолитесь за меня.

— Благодарствуем, добрый человек, — принимая деньги, ответил слепец.

Цвиглер вздрогнул, услышав этот густой бас.

— И голос точь-в-точь как у Хебера! — сказал он шёпотом, обернувшись к приятелям.

— Тебе чудится, клянусь рогами сатаны, — отозвался писарь.

Побледневший помощник кузнеца снова обратился к слепцам:

— Откуда путь держите?

— А мы уж и сами забыли, — ответил первый слепец. — И сколько дорог обошли, перебиваясь подаянием, знает один Господь Бог.

— Не случалось ли вам бывать в Остенвальде?

— В Остенвальде? — Слепец пожал плечами.

— Кажется, так называлась деревня, в которой мы… — начал было замыкавший шествие коротышка, но двое его товарищей толкнули его локтями и он умолк.

— Может, и бывали, — сказал первый слепец. — Мы названий не спрашиваем.

Цвиглер, крестясь, отошёл в сторону.

— Тра-ля-ля, наш славный Петер, тру-лю-лю, — запел писарь. — Тебе мерещатся привидения средь бела дня! Признайся, ты ведь испугался!

Помощник кузнеца торопливо распрощался с приятелями и быстрым шагом, то и дело озираясь на жутких слепцов, направился к городу. А Ганс с писарем двинулись к постоялому двору, где Ганса дожидался его конь. На покорного каурого мерина они взгромоздились вдвоём. Качаясь на крупе, писарь сначала уверял, что привидений не бывает, а потом начал клевать носом и чуть было не свалился с коня.

Путь их был недолог. Изба Ганса Кмоха находилась в полудюжине вёрст от города, на окраине густого леса, в стороне от других изб. Когда путники миновали последнюю деревню и свернули с дороги на тропу, ведущую к Гансову жилищу, солнце уже потонуло за вершинами деревьев и лес потемнел. Вскоре перед Гансом предстала знакомая картина: низкий дом, дымок вьётся над покатой крышей, в загоне на заднем дворе видны головы жующих сено коров.

Услышав стук копыт, на крыльцо вышла дородная супруга Ганса и, уперев руки в бока, начала выговаривать мужу за позднее возвращение. Заодно сообщила, что Алоиз — молодой мужик, работавший у Ганса по найму, ещё днём отправился в город и до сих пор не вернулся.

— Этот шалопай наверняка опять напился, — ворчала она. — Явится не раньше завтрашнего утра. Вот я ему задам!

Ганс поморщился в досаде.

— Алоиза нет? Бог меня наказал таким нерадивым слугой… — Он зевал и протирал глаза. — Дождётся, что я его выгоню…

— Тогда ему одна дорожка — идти воевать Святую землю, — ухмыльнулся Герштеккер.

— И то дело, — ответил хозяин. — Вот пусть и отправляется.

После ужина и недолгих разговоров все уснули.

Гансу во сне привиделись слепцы, даже почудился далёкий стук их колотушки. Он открыл глаза, уставился на озарённое месяцем окно и прислушался. В лесу кричала выпь. И, похоже, стук колотушки действительно раздавался…

Кмох беспокойно заворочался на кровати; сон как рукой сняло.

Стук приближался. Кряхтя, Ганс встал, набросил на плечи плащ и вышел на крыльцо. Поляна, лес и тропа озарялись лучами месяца. На востоке уже начинало светать — там над лесом протянулась бледная полоса. Ганс зевнул во весь рот, зябко передёрнул плечами.

Предчувствие говорило ему, что это те самые слепцы, которых он видел в Тюбингене. И всё же до самой последней минуты он не верил в это. Мало ли разных бродяг шатается нынче по дорогам! Когда же вереница знакомых калек вышла из-под навеса деревьев на свет месяца, он отпрянул и несколько раз перекрестился.

— Надо же, принесла нелёгкая… Ох, не к добру…

Ганс не был трусом и не испугался бы и грабителя с ножом, но при виде этих уродливых фигур в запылённых капюшонах его почему-то прошиб ледяной пот.