Ветта

В кабинете юриста не было даже окошка; оставалось только удивляться, как плотный мужчина в очках всё это время работал в духоте церковных запахов. Он без лишних разговоров дал Геворгу заполнить небольшую анкету, а сам распечатал три экземпляра документов, которые тут же пришлёпнул красными штампами.

— Внимательно прочитайте и поставьте свои автографы на всех экземплярах.

Геворг присел на краешек стула и внимательно пробежал договор глазами: никаких финансовых оговорок там не обнаружилось; судя по тексту, Геворг лишь отказывался от претензий к секте за проводимые в ней обряды. Будь юноша новичком, его бы насторожила такая постановка вопроса: создавалось впечатление, будто он соглашался на какое-то шокирующее противозаконное действо. К счастью, Геворг прекрасно знал, что мессы «Секты э Мо́рти Апостолу́луй» не отличались от православных служений (за исключением обрядов, посвящённых именно Апостолу Смерти), поэтому юноша без колебаний подписал бумаги, и, получив один экземпляр на руки, был довольно бесцеремонно выдворен из кабинета юриста.

Пока он отсутствовал, второй посвящённый зажёг по периметру зала посвящений ряд тонких свечей и раскурил ладан, душный запах которого теперь наполнял воздух сизой дымкой. Далила Пражек стоял перед алтарём, склонив голову в молитве — его монотонный голос тихо читал обращение к святым духам. Прислушавшись, юноша различил несколько знакомых слов и понял, что молитва на армянском языке; должно быть, таким образом второй посвящённый пытался расположить юношу к вере, зная об его армянских корнях. Но, к сожалению, Геворг не понимал смысла молитвы — вслед за Пшемеком он почти утратил связь с прародиной.

Взгляд Геворга переместился от второго посвящённого к высокому алтарю, накрытому тяжелой белой тканью с красной окантовкой. На алтаре стояли серебряные чаши с вином и маслом, безликие почерневшие от времени иконы в серебряных окладах, вазы с цветами и большой серебряный крест, на котором висел детально вылепленный жутковатый скелет в терновом венце.

Внезапно молитва оборвалась, и Пражек повернулся к замершему Геворгу.

— Подойди ближе и опустись на колени.

Юноша сделал, как ему приказали, и с некоторым трепетом отметил, что в таком положении пустые глазницы серебряного скелета смотрели прямо ему в глаза. Должно быть, служители секты долго выверяли положение литьевого шедевра, чтобы производить впечатление на посвящающихся людей. Тем временем Пражек взял с алтаря высокую серебряную рюмку, наполненную густой тёмной жидкостью, и окунул в неё большой палец. Геворг невольно отшатнулся, когда второй посвящённый попытался сделать ему метки на лбу, и Пражек усмехнулся:

— Это не кровь, всего лишь краска! Мы давно отошли от жертвоприношений…

Он поставил два пятна в основании бровей Геворга, и одну метку в центре лба. Затем провел краской по носу, и прочертил линию под глазами, выводя таким образом крест на его лице.

— Умаир Теруме Иввиено Те, Соишта, Соишме.

Геворг часто слышал эти слова от отца, наверное, поэтому его сердце застучало быстрее, когда второй посвящённый повторил древнее заклинание.

Пражек попросил Геворга снять рубашку, взял в руки чашу с маслом и прочертил линию на месте солнечного сплетения, повторяя какую-то мантру, в которой фигурировало слово Соишта. Затем Пражек окунул всю ладонь в чашу с вином и поставил свой отпечаток на спине юноши, повторяя «Соишме». Геворг терпел все эти прикосновения и манипуляции, задыхаясь от одуряющего запаха ладана и масла. У него кружилась голова, а в животе скручивался тяжелый ком тошноты. Хотелось встать и уйти, но ноги сделались ватными. В какой-то момент Геворг потерял связь с реальностью: перед глазами всё поплыло, легкие охватил сухой жар, как будто он пробежал стометровку, и тровант на шее вдруг стал неимоверно тяжёлым, заставляя юношу склониться вперёд. Как только Геворг опустил голову, ему в виски ударил морозный холод, в глазах потемнело и руки отнялись. На мгновение он потерял сознание, а когда очнулся раздался громкий треск, заставивший Пражека подпрыгнуть. Комнату внезапно залил дневной свет, и наполнил свежий уличный воздух — один из деревянных щитов, закрывающих окно, сорвался с петель и раскололся надвое, выбив стекло.

Одуревший от духоты Геворг лениво посмотрел на разорённое окно, затем на перепуганного Далилу Пражека, и хотел было уже встать с колен, но Пражек не дал ему этого сделать, положив на плечо дрожащую руку:

— Ещё одна молитва…

Он спешно пробормотал ничего не значащие для Геворга слова и приказал смочить губы и язык в вине, после чего объявил, что посвящение закончено. Юноша натянул на себя рубашку, перемазавшись в елее, и как пьяный по стеночке выбрался в коридор. Дурнота всё не отпускала, но дышать стало легче, и Геворг позволил себе закрыть глаза, чтобы унять головокружение.