Вы знаете, что такое полиция? Это полая милиция. Полые внутренние органы. Но, только, не смейтесь. Это не шутливая, а, наверное, скорее, даже мрачная история. Не страшная, не дешёвый хоррор, а именно мрачная.
Добавить в моё избранное
155 мин, 15 сек 15775
«Всё равно, мне не жить, — думала про себя Светлана Пархоменко. — После того, что со мной сделали эти уроды, моя жизнь кончена. Ну и что, что я накатаю на них заявление в ментуру и меня потом убьют за стукачество? Главное, что я дам ход своей бумажке. Или… Или они как-то повлияют и милиция уничтожит мою жалобу? Да ну, что за глупости! Они же (эти подонки) — пустое место. Да они меня даже не тронут, не то что… сожгут мою жалобу. Обычные чмошники. В общем, всё. Подумала и решилась: захожу в милицию».
Всё это Светлана прокручивала в голове, угрюмо держась за дверную ручку и в нерешимости, словно ожидая, что кто-то будет выходить из дежурной части или входить и подтолкнёт хрупкую девушку. А то сама она так никогда и не сделает этот последний шаг. Но из отделения милиции, сколько она стояла, никто не выходил и входить, по всей видимости, не собирался. Поэтому она стояла и думу думала, продуваемая сквозняком, который ей казался ещё более студёным, чем вчерашней ночью, когда Пархоменко вылезла из окна спальни, встала на карниз, но оттолкнуться так и не решилась. Однако, окно/карниз — это не дверь, поэтому долго стоять Света не могла и решилась потянуть на себя дверную ручку. Та — неохотно заскрипела.
В холле помещения, странным образом, было темно. Может быть, аварийное отключение электричества? Только из окон проникал очень тусклый свет пасмурного дня. Но у Светы складывалось такое ощущение, что дело в чём-то другом, а не в электричестве. В том, что это полая милиция. То есть, ни единой живой души, а, может быть, некоторые вещи даже покрыты очень толстым слоем пыли.
— Эй, — шёпотом позвала девушка, уже собравшаяся выйти, но, как будто дверь чем-то заело и та не открывалась, поэтому она вернулась на цыпочках и решила спросить. Кто его знает: может, эти подонки уже здесь побывали, убили всех милиционеров, поразбивали из рогатки лампочки (все до единой лампочки), но, чисто случайно, кто-то из оперуполномоченных остался жив, т. к. ему выстрелили в голову, но попали куда-то не туда, поэтому, если его позвать, то он откликнется. Простонет таким же жалобным голосом, каким мямлит всегда Светлана.
— Эй, — более громко повторила напуганная девушка, — есть кто живой?
Но бесполезно спрашивать: ты же видишь, что в помещении нет даже света. Лучше выйти из этого странного участка. Что, других что ли нет?
И она тронулась, своими робкими шажками, в сторону входной двери. Как только Светочка возьмётся за ручку, с неё разом спадёт вся робость: она как можно громче хлопнет дверью. Может, штукатурка даже осыплется? И навсегда покинет это странное сумрачное здание. Слава богу, в городе есть и другие милицейские участки. Что же, на этом свет клином сошёлся? Итак, она взялась за ручку, как…
— Старший уполномоченный Бондаренко! — неожиданно взорвался звонкий голос в этой бездумной тишине и, казалось, проорал возле самого её уха. — А ну-ка… Стоя-ать! Так, стоять. Кто такая?
Света не могла обернуться, поскольку заранее знала, что увидит: или кромешную темень, из которой на неё надвигается этот призрак (милиционер-невидимка), или, если вдруг ей случайно посчастливится увидеть очертания фигуры (или, может, даже разглядеть цвет униформы: как правило, серый, похожий на волка), то в глаза ей немедленно будет направлена яркая лампа. Она вспыхнет, как вампир. Вернее, как луч солнца, резанувший вампира по глазам и глаза — взорвавшиеся электрическим пламенем.
— Почему не в школе? — продолжал её отчитывать Бондаренко своим противно-нахальным, но каким-то непривычно громким голосом. — А если мы сейчас домой, родителям позвоним? То как? Папа жопу ремнём выдерет? Ы? Или папенька у нас избалованный!
Света хотела повернуться и в ответ как-нибудь нагрубить, потому что голос становился ближе и ближе; так плотно, словно вгрызался в одежду. Но, стоило ей пошевельнуться, металлическая клешня тут же хватала за предплечье и поворачивала Светочку в ту сторону, в которую она повёрнута была с самого начала. У неё не было сомнений: это козёл какой-то пьяный, наширялся и всё, что он намеревается сделать — вышвырнуть Свету из помещения. Но — не тут-то было.
— И куда это мы намылились? Убежать невтерпёж! Книги стырыли из библиотеки и тикать! Да? Хорошо устроились…
— Какие книги? — промямлила девушка испуганным (он у неё всегда дрожащий и испуганный, когда на неё орут, а она должна отбиваться) голосом. — Какой библиотеки? Вы меня спутали с трёхлетней школьницей? Алё!
— Молча-ать! — уже совсем разошёлся этот «Бондаренко». — Или хочешь, чтобы тебя наручником пригвоздили?! Молчать, малолетняя проститутка. А то в обезьянник…
— Какой обезьянник, какая проститутка? Вы в своём уме? Я жалобу хотела написать… Заявление об изнасиловании.
— В интернете будешь писать… — пролаял этот злыдень. — Изнасилование, говоришь? А ты знаешь, почему многие женщины не сообщают в милицию?
— И почему?
Всё это Светлана прокручивала в голове, угрюмо держась за дверную ручку и в нерешимости, словно ожидая, что кто-то будет выходить из дежурной части или входить и подтолкнёт хрупкую девушку. А то сама она так никогда и не сделает этот последний шаг. Но из отделения милиции, сколько она стояла, никто не выходил и входить, по всей видимости, не собирался. Поэтому она стояла и думу думала, продуваемая сквозняком, который ей казался ещё более студёным, чем вчерашней ночью, когда Пархоменко вылезла из окна спальни, встала на карниз, но оттолкнуться так и не решилась. Однако, окно/карниз — это не дверь, поэтому долго стоять Света не могла и решилась потянуть на себя дверную ручку. Та — неохотно заскрипела.
В холле помещения, странным образом, было темно. Может быть, аварийное отключение электричества? Только из окон проникал очень тусклый свет пасмурного дня. Но у Светы складывалось такое ощущение, что дело в чём-то другом, а не в электричестве. В том, что это полая милиция. То есть, ни единой живой души, а, может быть, некоторые вещи даже покрыты очень толстым слоем пыли.
— Эй, — шёпотом позвала девушка, уже собравшаяся выйти, но, как будто дверь чем-то заело и та не открывалась, поэтому она вернулась на цыпочках и решила спросить. Кто его знает: может, эти подонки уже здесь побывали, убили всех милиционеров, поразбивали из рогатки лампочки (все до единой лампочки), но, чисто случайно, кто-то из оперуполномоченных остался жив, т. к. ему выстрелили в голову, но попали куда-то не туда, поэтому, если его позвать, то он откликнется. Простонет таким же жалобным голосом, каким мямлит всегда Светлана.
— Эй, — более громко повторила напуганная девушка, — есть кто живой?
Но бесполезно спрашивать: ты же видишь, что в помещении нет даже света. Лучше выйти из этого странного участка. Что, других что ли нет?
И она тронулась, своими робкими шажками, в сторону входной двери. Как только Светочка возьмётся за ручку, с неё разом спадёт вся робость: она как можно громче хлопнет дверью. Может, штукатурка даже осыплется? И навсегда покинет это странное сумрачное здание. Слава богу, в городе есть и другие милицейские участки. Что же, на этом свет клином сошёлся? Итак, она взялась за ручку, как…
— Старший уполномоченный Бондаренко! — неожиданно взорвался звонкий голос в этой бездумной тишине и, казалось, проорал возле самого её уха. — А ну-ка… Стоя-ать! Так, стоять. Кто такая?
Света не могла обернуться, поскольку заранее знала, что увидит: или кромешную темень, из которой на неё надвигается этот призрак (милиционер-невидимка), или, если вдруг ей случайно посчастливится увидеть очертания фигуры (или, может, даже разглядеть цвет униформы: как правило, серый, похожий на волка), то в глаза ей немедленно будет направлена яркая лампа. Она вспыхнет, как вампир. Вернее, как луч солнца, резанувший вампира по глазам и глаза — взорвавшиеся электрическим пламенем.
— Почему не в школе? — продолжал её отчитывать Бондаренко своим противно-нахальным, но каким-то непривычно громким голосом. — А если мы сейчас домой, родителям позвоним? То как? Папа жопу ремнём выдерет? Ы? Или папенька у нас избалованный!
Света хотела повернуться и в ответ как-нибудь нагрубить, потому что голос становился ближе и ближе; так плотно, словно вгрызался в одежду. Но, стоило ей пошевельнуться, металлическая клешня тут же хватала за предплечье и поворачивала Светочку в ту сторону, в которую она повёрнута была с самого начала. У неё не было сомнений: это козёл какой-то пьяный, наширялся и всё, что он намеревается сделать — вышвырнуть Свету из помещения. Но — не тут-то было.
— И куда это мы намылились? Убежать невтерпёж! Книги стырыли из библиотеки и тикать! Да? Хорошо устроились…
— Какие книги? — промямлила девушка испуганным (он у неё всегда дрожащий и испуганный, когда на неё орут, а она должна отбиваться) голосом. — Какой библиотеки? Вы меня спутали с трёхлетней школьницей? Алё!
— Молча-ать! — уже совсем разошёлся этот «Бондаренко». — Или хочешь, чтобы тебя наручником пригвоздили?! Молчать, малолетняя проститутка. А то в обезьянник…
— Какой обезьянник, какая проститутка? Вы в своём уме? Я жалобу хотела написать… Заявление об изнасиловании.
— В интернете будешь писать… — пролаял этот злыдень. — Изнасилование, говоришь? А ты знаешь, почему многие женщины не сообщают в милицию?
— И почему?
Страница
1 из 44
1 из 44
